Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А.. Страница 24

Продовольственный и жилищный кризис, а также ряд других причин заставляют его предупредить беженцев о необходимости повременить с отъездом в Крым, ибо, в случае неожиданной эвакуации, в первую очередь будут вывозиться чины армии, правительственные чиновники и их семьи. Таким образом, возвращающиеся должны подумать об этом прежде, чем решить окончательно ехать. Гарантии он не дает никакой и ответственность брать на себя не желает.

Приказ этот был ушатом холодной воды на особенно горячие головы. Но через некоторое время, когда известное впечатление приказа улеглось, вновь потянулись беженцы в драгоманат. Вновь начали образовываться очереди записывающихся на бесплатный выезд в Крым. Опять посольские залы обратились в промежуточный этап, где собирались беженцы со своими семьями, чемоданами, собаками, кошками. Отсюда в заранее определенные дни и часы на грузовых автомобилях они отправлялись в порт для посадки на пароходы.

Комендант посольского общежития, бывший исправник, кажется, из гор. Екатеринослава, в этот момент проявляет присущую ему энергию и распорядительность. Везде, где только происходило недоразумение, он наводил порядок «словом и делом». Беженцы его ненавидели, но терпели, как власть, поставленную свыше. Он пользовался особым благорасположением коменданта над всеми комендантами всех общежитий ген. Богдановича и кроме того он пользовался протекцией супруги ген. Врангеля. В конце-концов, он был с позором удален. Ему, как всегда, с очередным пароходом в Крым было поручено баронессой Врангель отправить партию обуви для крымского отделения Белого Креста. Эта обувь на пароход не попала, а очутилась на базаре в Стамбуле, где и была случайно обнаружена английской полицией. Как английского производства продаже она не подлежала. Произведенное расследование выяснило, что вся обувь была продана комендантом одной из русских комиссионных контор в Галате. Обувь была возвращена по принадлежности, пострадала лишь контора, комендант-исправник на некоторое время скрылся с горизонта, но затем появился вновь, но уже как владелец одного из русских ресторанов.

Кроме того, побудительной причиной, толкавшей беженство на возвращение в Крым, даже с опасностью остаться там в случае катастрофы — был Кемаль-Паша.

С самого начала появления беженства в Константинополе, имя Кемаль-Паши стало каким-то пугалом.

За успехами армии Кемаль-Паши, в борьбе его с греками и союзниками, беженство следило с неменьшим вниманием, чем за Врангелем и большевиками. Слухи о каких-то тайных договорах Кемаль-Паши с большевиками, направленных к уничтожению беженцев, к высылке их из Константинополя в другие страны, а то и просто в Советскую Россию, были постоянной темой разговоров напуганного беженства. Воображение беженства все время было направлено в сторону возможных опасностей со всех сторон. В особенности тяжелыми ночами для беженцев были праздники «Байрам». В течение, приблизительно, месяца турецкое население по ночам собиралось в мечети и там молилось. Начало моления и окончание сопровождалось обыкновенно оглушительным барабанным боем и орудийной стрельбой. Вот эта-то орудийная стрельба по ночам и заставляла многих из числа особенно панически настроенных беженцев просыпаться и дрожать, прислушиваясь к звукам стрельбы и барабанного боя. Они отлично сознавали, что эта праздничная стрельба турок. Что Кемаль-Паша где-то весьма далеко и спокойствие города охраняется десятками гигантов-дредноутов союзников. Страх терзал беженца. А вдруг, это внутреннее восстание, приуроченное к праздникам, что тогда делать? Союзники сядут на свои суда и удерут, а куда они денутся? Ведь турки вырежут всех иностранцев, а тем более, по договору с большевиками, русских и греков. Одна мысль страшнее другой овладевали болезненным воображением беженца. Месяц «Байрама» был месяцем ужаса и психических пыток. Между прочим, этот слух об опасности со стороны Кемаль-Паши кем-то все время и с определенной настойчивостью поддерживался и варьировался на разные лады. Определенно над этим вопросом никто не задумывался, но присутствие и участие посторонней силы будирования мысли об опасности — существовали. Эта мнимая опасность со стороны Кемаля и самих турок заставляла беженскую массу кидаться из стороны в сторону и лихорадочно искать пути к выезду в Крым и другие страны Европы. Но въезд в Европу для беженской массы был везде закрыт. Выехать могли лишь лица, материально обеспеченные и имевшие те или другие связи в других странах. Для рядовой беженской массы Крым являлся единственной отдушиной среди окружавших их невзгод и опасностей. Впоследствии, после эвакуации Врангеля из Крыма и окончательной ликвидации греческой армии в Малой Азии, не только среди русских беженцев, но и среди иностранцев начали открыто поговаривать о возможности вооруженного выступления турок в Константинополе. Цель выступления — захват Константинополя националистами и изгнание иностранцев. Открыто говорилось о возможности резни, и союзники деятельно готовились к обороне. В особенности переживали тревожные минуты греки. Некоторые из них ликвидировали за бесценок все свои дела и имущество, другие просто все бросали и десятками тысяч покидали Константинополь. Вся эта суматоха, беготня, бесконечные очереди отъезжающих около консульств создавали яркие картинки недавней русской действительности.

Каждый день из порта отходили пароходы, переполненные тысячами отъезжающих. По официальным сведениям газет, за первые дни из Константинополя выехало свыше 60 тысяч человек. Несмотря на ряд угрожающих приказов со стороны верховного союзного командования, слухи и паника росли и ширились с каждым днем все более и более.

Под впечатлением паники русские беженцы заволновались больше, чем за все время своего пребывания в Константинополе. Русские беженские власти не отставали от иностранцев и приняли самое деятельное участие в спасении беженства от надвигающейся турецкой опасности. Начались переговоры с рядом балканских и прочих государств о возможности перевозки и расселении там беженских масс. Лигой наций были ассигнованы необходимые суммы денег на переселение и лишь после этого Болгария, Сербия и Чехо-Словакия согласились принять и разместить у себя часть беженцев.

Опять, как год и два тому назад, около различных русских учреждений стояли бесконечные очереди беженцев. Русское посольство, драгоманат, консульство, верховный комиссариат лиги наций по делам русских беженцев, Белый Крест и т. д., все было запружено с утра до вечера беженской массой. Некоторые, чтобы попасть первыми в очередь, приходили ночью и, установив очередь около дверей, ложились спать прямо на мостовой.

В первую очередь вывозились различные штабы, правительства и учреждения, затем общежитие, приюты, госпиталя и, наконец, остальные беженцы.

Чехо-Словакия приняла у себя детей и учащихся. Болгария все воинские части и лиц, имеющих непосредственное отношение к армии, и Сербия — остальное гражданское население.

Болгария и Чехо-Словакия выполнили свои обязательства, Сербия же под каким-то предлогом в последний момент отказалась, и туда была отправлена весьма незначительная часть беженского населения.

Вывезено было около 6 тысяч человек. Оставшиеся беженцы были в панике и считали себя обреченными на поголовную гибель или же на высылку в Советскую Россию. Опять бесконечные разговоры о подлости Врангеля, властей и прочих. Везде, где только собиралась группа беженцев, можно было слышать ругательства и проклятия: «вот с…, сами опять удрали, а мы, как всегда, остаемся жертвами. Вот она беженская-то справедливость».

После короткого периода успехов армии Врангеля наступило затишье. Постепенно волна движения беженцев обратно в Крым начала спадать, и беженство успокоилось, выжидая ход дальнейших событий.

Вскоре затем опять последовало наступление белых, но оно было задержано большевиками.

Под Каховкой ген. Слащев, командовавший корпусом, был разбит и, понеся огромные потери, вынужден был отступить.

Воспользовавшись этим случаем, ген. Врангель сместил ген. Слащева и уволил его вовсе от службы, после чего Слащев покинул Крым и уехал в Константинополь.