Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А.. Страница 26

Положение беженцев на пароходах было ужасное. За время пути почти все съестные припасы были съедены, и беженцы в течение первых двух суток пребывания в бухте «Мода» абсолютно голодали. На некоторых пароходах не было даже пресной воды. Только на третьи сутки союзники и русские власти организовали подвоз съестных припасов и воды. Главный недостаток ощущался в хлебе, так как каждый беженец получал на 5—б дней по одной лишь галете.

Зато местные греки торговцы быстро организовали товарообмен. Около каждого парохода и судна стояли 2–3 лодки, нагруженные до верху хлебом, консервами, восточными сладостями, колбасой и прочими съестными припасами. На все это были устремлены жадные взоры беженцев с бортов пароходов. На врангельские деньги ничего нельзя было купить. Требовали исключительно турецкие, союзнические и вообще иностранные. Все переводилось на турецкую валюту. Греки, пользуясь безвыходным положением голодающих беженцев на пароходах, которые к тому же совершенно не знали местных цен, заламывали бешеные и несуразные цены.

Богатое и нищенское имущество беженцев начало моментально по веревкам перемещаться в лодки к грекам. Обручальные кольца, драгоценные перстни, седла, револьверы, меховые вещи, носильное платье и белье — все это постепенно заполняло лодки предприимчивых греков. Только через три дня союзные власти прекратили этот «товарообман». Среди пароходов начали дежурить английские полицейские катера, которые не допускали и арестовывали чересчур назойливых торговцев-греков.

Выход на берег, под страхом ареста, был воспрещен. Помимо установленного постоянного дежурства полицейских катеров вокруг пароходов с беженцами, везде и на всех пристанях были установлены полицейские посты, которые проверяли у всех, по виду русских, документы и паспорта. Всех без паспортов и без союзнической визы немедленно арестовывали и препровождали в кроккер или драгоманат. Для оставления парохода требовалось выполнение ряда формальностей: необходимо было, чтобы лица, желающие выйти на берег и поселиться в Константинополе, имели имущественное обеспечение или родственников, что в свою очередь должно было быть засвидетельствовано русским консульством; кроме того, лица, возбудившие ходатайство о снятии с парохода того или иного лица, обязаны были дать подписку в том, что они берут его на свое иждивение и что он помощью союзников в будущем пользоваться не будет.

Только после выполнения всех перечисленных формальностей и обязательств разрешалось сходить на берег.

Но, несмотря на ряд предпринятых предупредительных мер, бегство с пароходов началось. Многие предпочитали быть арестованными и находиться, где угодно, лишь бы не оставаться ни одной лишней минуты на пароходах-тюрьмах. Первое время среди прибывших беженцев господствовало убеждение, что всех их отправят в одну из Балканских стран. Но затем распространился довольно упорный слух, что все будут перевезены и выгружены на островах Лемнос и полуострове Галлиполи. Слух это вскоре получил официальное подтверждение и беженцы уже массами самовольно начали покидать свои «тюрьмы».

«В Крыму перед эвакуацией, — рассуждали они между собой, — нам говорили, чтобы все, кто может, уезжали, что все за границей смогут выехать куда кто хочет. Будут даны средства на первоначальное обзаведение и устройство. Обещаны были все радости и блага земные… А в действительности заставляют голодать и даже не позволяют уйти с этих пароходов-тюрем. Нечего сказать, свободные граждане! Уж лучше сидеть, где угодно, чем в этой вечно качающейся коробке».

Удирали с пароходов исключительно ночью, сговорившись предварительно днем с одним из снующих здесь лодочников-турок. Удирали в одиночку и группами, мужчины и женщины. Днем раздобывалась где-либо веревочная лестница и ночью, при благосклонном участии остающихся, устраивался «побег». При этом забиралось и все немногочисленное имущество, не исключая револьверов, винтовок и седел и даже пулеметов, которые десятками были погружены при эвакуации воинскими частями «на всякий случай». Теперь этот «багаж» послужил для многих валютой. Высадка беженцев производилась где-либо в одном из укромных и недоступных, английской морской полиции, уголков Босфора. Здесь, оказывается, их поджидали уже какие-то турки, которые и скупали у русских беженцев все привозимое ими с собою оружие включительно до пулеметов. Это были турки, агенты турецкой армии Кемаль-Паши предупрежденные заранее лодочниками. Ими скупалось абсолютно все, что имело, хотя бы, некоторое отношение к военному делу. После, приблизительно недельного пребывания, в конце ноября и в начале декабря пароходы с беженцами начали постепенно один за другим уходить. Весь добровольческий корпус ген. Кутепова и юнкерские училища были высажены на Галлиполийском полуострове. Казачьи части — на острове Лемнос. Часть беженцев отправили в Болгарию и Сербию и часть выгрузили в Константинополе. Ген. Врангель со своей семьей остался в Константинополе, из дредноута перешел на яхту «Лукулл», которая стала на рейде в Босфоре. Военные суда ушли во французский порт Бизерту.

Штаб ген. Врангеля переехал в Константинополь и переместился в здание посольства. Во избежание повторения случая, бывшего с ген. Романовским, все посольство, все входы и выходы из него, были заняты караулами гвардейского конного полка. Этот полк — личный конвой ген. Врангеля состоял из лиц, лично ему и его штабу известных.

Здесь же, в посольстве, все залы которого были еще задолго до эвакуации Крыма очищены от беженцев, был устроен госпиталь и в нем размещены раненые и больные, эвакуированные из Крыма.

Посольство или, вернее, посольский двор и консульство в дни падения Крыма и прибытия беженцев буквально напоминали собой пчелиный улей. С раннего утра до поздней ночи весь огромный посольский двор был заполнен разношерстной беженской массой. Сюда стекались со всех концов Константинополя все, кто только мог, чтобы узнать и послушать последние новости. Здесь были вывешены различные приказы, объявления, воззвания, списки и т. д. Каждый считал своим долгом просмотреть и перечитать. Одни здесь были просто из любопытства и переходили от одной группы к другой, прислушиваясь к тому, что говорится. Другие с тревожным видом ходили, останавливались и искали кого либо из знакомых. Третьи приходили, садились просто на землю, закуривали и молча созерцали все, творившееся около них. Затем также спокойно подымались и уходили.

Несмотря на ряд предпринятых предупредительных мер и формальностей, все же, после ухода пароходов с беженцами на Лемнос, Галлиполи и далее, большое количество беженцев из Крыма осело в Константинополе. По официальному подсчету консульства, в Константинополе осталось до восьми тысяч человек. Первое время вся эта масса беженцев разместилась по различного рода гостиницам и меблированным комнатам. Все было переполнено, и греки, пользуясь случаем, брали баснословные цены за самый отвратительный номер. Так до бесконечности продолжаться не могло, и естественно, когда прибывшие немного пришли в себя, они начали вылезать из своих номеров. Все потянулись к тому же посольскому двору. Теперь двор резко изменил свою физиономию.

Среди двора и по бокам наиболее предприимчивые беженцы открыли на столиках собственные «магазины», «лавки», «столы справок» и «столовки»… Торговали и просто с ручных лотков. Направо от ворот расположился «книжный магазин», уместившийся на маленьком переносном столе. На столе «осваговская» литература, открытки Врангеля, Кутепова, Николая II и т. д., газеты, начиная «Новым Временем» и кончая «Рулем» — прочие запрещены.

Слева под деревом — «стол справок». За пять пиастров выдаются справки и пишутся заявления, прошения и т. д. Предприниматели — два молодых офицера. Около них клиентура — исключительно солдаты и казаки. Среди беженцев, в толпе, ходят несколько фигур в рваных английских шинелях и ботинках, с торчащими из под узких брюк подвязками от кальсон, с бледными, изнуренными лицами. Они слабыми и непривычными голосами выкрикивают: «пончики, пончики» или «настоящие русские папиросы, — одна штука — один пиастр» и т. д. Первое время, пока у беженцев имелись пиастры и лиры, все это бойко продавалось и покупалось.