Река вечности - Гарлок Дороти. Страница 11

– Я могу пройтись пешком, раз ты со мной. Почему ты так рассердился на Майка?

– Я не сердился.

– А вел себя так, будто рассердился.

– Мне есть о чем подумать. Я не хотел просить тебя помочь той женщине, но мы с Леви, естественно, не знаем, как обращаться с младенцем.

– Я сама хотела помочь. Ты когда-нибудь видел более жалкое существо, пытающееся защитить своего ребенка?

– Да. Я видел и похуже. Но я не хочу рассказывать тебе об этом. Я хочу, чтобы ты забыла, что видела ее или Леви Коффина. Ты сможешь это сделать?

– Нет, Даниэль, не смогу. Я никогда не забуду отчаянное выражение глаз этой женщины. Но я никому не скажу об этом. Ты это имел в виду?

– Да.

Мерси приготовила на ужин яичницу и порезала копченое мясо для себя и Даниэля, а он в это время принес хворост и молоко, оставленное Джимом в погребе. Он вылил молоко в маслобойку и немного в миску Дрозда, который мяукал и терся об его ноги.

– Попей молочка, кот. Здесь его, кажется, слишком много, – он поставил миску на пол. Кот старательно вылизывал свои лапы, затем лениво поднялся, подошел к миске, понюхал и принялся лакать молоко.

– Ты балуешь кота, – сказала Мерси, в ее глазах сверкали искорки смеха.

– Я не хочу выливать даром молоко, – его глаза дразнили ее. – Завтра утром я отнесу его в амбар. Если он отработает, то к вечеру будет сыт до отвала и перестанет бродить по дому и клянчить молоко.

Они ели в тишине, перебросившись только несколькими незначительными словами. Когда они поужинали, Мерси быстро вымыла посуду, а затем принесла маслобойку и поставила ее на стул у камина. Даниэль сидел рядом, уставившись невидящим взглядом в огонь. Он курил свою трубку, его рука свесилась через подлокотник кресла.

Мерси взбивала масло, одновременно изучая профиль Даниэля. У него были длинные ресницы, прямые брови, которые начинались у внутреннего края глаза. Темные волосы справа росли в другую сторону, чем остальные, поэтому прядь волос все время спадала на лоб, как бы он ни пытался зачесать ее.

Мама говорила, что вихор и маленькая ямочка на подбородке Даниэля – это двойной знак замечательных качеств. Она сказала это однажды, когда Мерси очень злилась на Даниэля. Мерси хотела взобраться на сеновал, чтобы посмотреть, как мужчины будут кастрировать поросят. Даниэль поймал ее и отправил в дом.

– Это зрелище не для тебя, – сказал он. Мерси припомнила, как разозлилась и бежала всю дорогу до дома, чтобы рассказать матери, как она его ненавидит.

Мерси не была уверена, что родные братья и сестры были так близки, как она с Даниэлем или Зак с Мари Элизабет.

Брат. Ее мысли устремились в другом направлении. Что она будет делать с Ленни и Берни Бакстерами? Если то, что они сказали – правда, та женщина была ее настоящей матерью, и сейчас умирала. Какая она? Защищала бы она Мерси так, как Дэви своего ребенка? Горевала ли, когда потеряла свою маленькую девочку?

– Даниэль! – его имя прозвучало ласково в ее устах. Девушка смотрела на огонь и молчала, пока часы отсчитывали минуты.

Он вытянул перед собой ноги и положил руки на живот. В ожидании Даниэль прикрыл глаза. Он погрузился в воспоминания. Маленькая круглолицая девочка, подобрав юбку, носилась по двору и смеялась, когда он ругался. Шестилетняя девочка кричала:

– Ты не мой хозяин, Даниэль Фелпс. – Вспомнилось также то время, когда вернулся с Рейном из Луисвилля, его первой поездки из дома, с купленной для нее голубой лентой, приобретенной на заработанные деньги. Когда ей было пятнадцать, старый Финниган поймал ее за амбаром и пытался поцеловать. Даниэль так разозлился, что сбил его с ног, хотя тот был на сорок футов тяжелее его.

«Куда ушло то время?» – думал он. Круглолицая маленькая девочка превратилась в прекрасную милую девушку, и я люблю ее, люблю ее. Не как сестру, а как...

– Ты думаешь, та женщина в Кентукки будет горевать, когда они не приведут меня? – ворвался в его мысли голос Мерси, и прошла целая минута, прежде чем он ответил.

– Да. Я думаю, да.

– Младенец Деви был таким беспомощным. Я тоже была такой, когда появилась на свет. Та женщина заботилась обо мне, кормила, мыла, согревала меня.

– Что ты хочешь этим сказать?

Сердце Мерси так учащенно билось, что ей пришлось перевести дыхание. Ей понадобилось немного времени, чтобы ее голос зазвучал спокойно.

– Я чувствую себя виноватой из-за того, что не захотела признать Ленни и Берни своими братьями. Я не хочу видеть... женщину, которую они называют моей матерью, но моя другая половина хочет успокоить ее. Я чувствую, что должна каким-то образом сообщить ей, что все эти годы обо мне заботились, что у меня есть семья, которая любит меня, – она автоматически работала билом.

На несколько секунд их глаза встретились, и его сердце забилось еще сильней.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но все связи порваны. Может, лучше оставить все, как есть.

– Я тоже так думаю, но боюсь, что пожалею об этом позже, когда у меня будут дети. Я буду корить себя за то, что не поехала к ней.

– Значит, ты не сомневаешься, что ты Бакстер?

Было бы чудо, если б все было по-другому. Маленькую девочку потеряли на Грин Ривер с родинкой на нижнем веке левого глаза и коричневым пятном на ягодицах. Там меня и нашли. Я очень хочу думать, что я не Бакстер, но все говорит об обратном. Ленни и Берни могли придумать о родинке сами после того, как увидели меня, но они не могли знать о коричневом пятнышке.

– Что ты хочешь делать?

– Не знаю, я думаю об этом, – в ее глазах была тревога, а губы дрожали.

Даниэль встал и выбил трубку в камин.

– Если масло готово, почему ты не идешь спать, Мерси? Ты можешь выложить его завтра. Ты выглядишь очень усталой.

– Я так и сделаю.

– Пойду посмотрю, как там снаружи, потом погашу огонь и завалюсь спать в своей старой комнате.

Мерси уже была в постели, когда Даниэль вошел в дом и закрыл дверь на запор. «Спасибо тебе, Даниэль, что ты здесь со мной», – подумала Мерси, глотая слезы.

Уставшая и расстроенная, она провалилась в беспокойный сон, постоянно просыпаясь, как будто ее переполненный обидой и негодованием мозг отказывался отдыхать.

Внизу лежал Даниэль, заложив руки за голову. – Боже всемогущий! Что же ему делать, если она надумает ехать в Кентукки навестить женщину, которая дала ей жизнь. Эта мысль не давала ему заснуть. Затем, внезапно сильно выругавшись, он опустил ноги на пол и сел, уперев локти в колени и обхватив руками подбородок. Если она решится ехать, то единственное, что ему остается, это попытаться решить эту проблему так, чтобы поехать с ней, а затем привезти обратно в родной дом.

Образ Мерси, стоящей рядом с Майком, возник у него перед глазами. Любит ли Майк ее? Конечно, любит! Как он может не любить такую прекрасную женщину, как Мерси? Он видел, как Белинда Миллер глазела на Майка, пытаясь завлечь его так же, как и самого Даниэля, но Майк не обращал на нее внимания. А так как в городке было немного незамужних женщин, то значит, Майк влюблен в кого-то еще. Он был нормальный, здоровый мужчина и, естественно, хотел иметь свою женщину.

Майк был хорошим человеком, но мысли о нем и Мерси заставляли Даниэля искать в нем хоть какие-то недостатки. Мерси нужен более сильный мужчина, чем Майк. Черт побери! Если Мерси прикажет прыгнуть в огонь, он прыгнет, а потом она перестанет его уважать, и ее жизнь станет жалкой.

«Черт возьми, какая несправедливость», – думал Даниэль. Он любил женщину, которая считала его своим братом в течение восемнадцати лет. Он мог бы остаться в Арканзасе с Эми и Рейном Телман и избавил бы себя от всего этого. Теперь Даниэль понимал, как глубоки были чувства Фаруэя Куила к Либерти. Он любил Мерси. Ему хотелось всегда находиться рядом, нежно любить, быть любимым, жить ради нее и их детей.

Сердце Даниэля сжалось. Он сидел на краешке кровати, пока его ноги не занемели и стали холодными, опять лег, перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку и попытался заснуть, чтобы хоть на некоторое время забыть о своих проблемах.