Волшебный цветок - Гарлок Дороти. Страница 35

Неожиданный порыв ветра зазвенел оконным стеклом. Это был звук одиночества, звук смерти. Казалось, ветер явился затем, чтобы унести на небеса душу Мосса. Кристин поежилась.

Бак вышел из комнаты и вернулся, держа в руках шаль Кристин. Он заботливо укутал ее плечи и снова отправился на кухню.

Кристин смотрела па своего умирающего дядю. Было слышно, как воздух со свистом входит и выходит через открытый рот старика. Она наклонилась и осторожно закрыла ему глаза. Человек не должен умирать с открытыми глазами. Взяв в ладони его исхудавшую руку, она тихо заговорила:

– Дядя Ярби, как жаль, что я вас не знала. Вы очень похожи на папу, хотя у него не было таких седых волос и бороды. А еще вы напоминаете мне Густава, только он гораздо выше. Но у вас обоих добрый нрав.

Когда пришло сообщение, что вы оставили мне землю, у меня появилось такое чувство, будто я слышу ваш голос, который велит мне расправить крылья и лететь далеко-далеко, чтобы самой решать свою судьбу, как это когда-то сделали вы. Знаете, что сказал Густав? «Лети, маленькая птичка». Наверное, вы бы сказали так же.

Впервые после смерти папы мне представился случай вырваться из дома Ферда. Теперь мне уже никогда вас не отблагодарить. Ваша земля – «Аконит» – она прекрасна. Дядя Ярби, я обещаю: пока я жива, полковник Форсайт ее не получит. Во всяком случае, законным путем. Какая низость с его стороны – обвинить вас в ужасном преступлении! Господь его накажет.

Не знаю, почему Бак Леннинг не рассказал мне о вас. Должно быть, у него имелись на то какие-то веские причины. Пусть вы даже меня не понимаете, я все равно хочу сказать: спасибо вам. дядя Ярби. Я уже успела полюбить эту прекрасную землю и величественные горы.

Бак замер на пороге. Ему даже не приходило в голову, что не следует подслушивать. Кристин было больно, и он чувствовал, что должен находиться рядом. Хорошо зная Мосса, он был уверен: старик был бы только рад избавлению от такой жизни. Прежнего Ярби уже давно не существовало – осталась лишь телесная оболочка. Этому тщедушному человеку Бак был обязан жизнью, и, пока в хрупком старческом теле теплилось дыхание, он заботился о старике, оберегал его и защищал. Бак сожалел лишь о том, что не доверился Кристин с самого начала. Но, черт возьми, он же совершенно не знал ее… Он прожил последние полтора года, не доверяя ни одной живой душе, кроме Джилли и нескольких гуртовщиков-индейцев.

Кристин затихла. Бак прошел в комнату и присел на край кровати. Она не взглянула на него. И ничего не сказала. Просто сидела и держала Мосса за руку, словно давая ему понять, что он не одинок.

Время тянулось медленно. Бак слышал, как Джилли подбросил дров в кухонную плиту и открыл дверцу печи, чтобы побыстрее прогреть комнату. Потом хлопнула дверь черного хода – это Джилли отправился спать во флигель.

Когда часы пробили полночь, Кристин вдруг поняла, что больше не слышит свистящего дыхания старика. Она быстро переглянулась с Баком. Тот сунул руку под одеяло и приложил ладонь к груди Мосса. Потом посмотрел на Кристин и медленно кивнул. Девушка встала, натянула одеяло на лицо старика и быстро вышла из комнаты.

Бак еще некоторое время стоял над телом умершего друга. Неожиданно для него самого на глаза навернулись слезы; одна из !Ш скатилась по небритой щеке. Бак не предполагал, что по-прежнему способен плакать.

– Прощай, старина. Ты заменял мне отца, которого я не помню, брата, которого у меня никогда не было, а еще ты был настоящим другом, какого не каждому посчастливится встретить. Не знаю, где ты теперь, но надеюсь, что ты снова стал таким, каким я впервые тебя увидел. Может, ты встретился на том свете со своей Анной – помню, ты говорил о ней, когда напивался пьяным, и мне еще приходилось удерживать тебя, чтобы ты не бросился в свирепую пургу разыскивать эту женщину. – Бак утер глаза рукавом. – А насчет ранчо не беспокойся, старина. И насчет Кристин – тоже. Хочет она того или нет, но я о ней позабочусь. И я обещаю: она получит СБОЮ долю «Аконита». Оказывается, она во многом на тебя похожа – такая же напористая и решительная. У нее хватило мужества приехать сюда одной. Знаешь, старина, ты подарил мне целый мир, и я сделаю все, чтобы его сохранить.

Когда Бак вернулся в кухню, Кристин наливала в таз горячей воды из чайника, собираясь мыть посуду. Бак поставил на стол лампу и перенес грязную посуду на разделочный стол. Они хозяйствовали бок о бок, но в полном молчании. Кристин мыла тарелки, Бак вытирал их и ставил на место. Покончив с тарелками, он бросил в фаянсовый кувшинчик несколько щепоток чая, залил кипятком и накрыл сверху тарелкой, чтобы чай настоялся, – Бак видел, что Кристин делала именно так.

Девушка тщательнейшим образом протерла столы. Потом повесила тазик на крючок, а мокрые полотенца развесила на веревке, натянутой над плитой. Повернувшись, она чуть не столкнулась с Баком, который держал в руках две чашки с чаем.

– Я лучше пойду в свою комнату, – пробормотала Кристин.

– Выпейте чаю. Если не хотите поговорить, не надо, но учтите, скоро вам все равно придется выслушать, почему я сделал то, что сделал.

– Мне довелось провести с ним всего несколько дней. Если бы я знала, что он – мой дядя, эти дни были бы для меня бесценны, но вы лишили меня этого.

– Мне очень жаль…

Бак, поставив чашки на стол, подождал, пока Кристин сядет. Потом зашел с другой стороны и оседлал стул, развернув его спинкой вперед.

Кристин взяла чашку обеими ладонями и посмотрела на Бака поверх ободка. Его зеленые глаза как-то странно блестели; Кристин даже показалось, что в них стоят слезы.

– Но почему, почему вы так поступили?

– Я вас не знал, а мне нужно было соблюдать осторожность. Никто, кроме меня и Джилли, не должен был знать, что Ярби Андерсон жив.

– Это я еще могу понять, но позже…

– Я боялся, что если вы узнаете, что ваш дядя жив, а значит, вы не имеете прав па землю, то просто уедете.

– Уеду? Вы думали, я оставлю под вашей опекой своего родственника, который был ко мне так добр, что завещал землю?

– Позже я и сам понял, что вы так не поступили бы, и все ждал удобного случая, чтобы рассказать… В конце концов я набрался храбрости и решил признаться сегодня вечером.

– Вы стали звать его Моссом только после моего приезда?

Бак задумался, погрузившись в воспоминания. На его лице появилось что-то похожее на улыбку.

– Я всегда его так звал. Помню, как-то раз, в самом начале, он в шутку сказал, что у меня еще молоко на губах не обсохло, а я ему ответил, что у него от старости уже спина мхом заросла. С тех пор я так и звал его – Моссом (Moss – мох (англ.)).

– Кажется, дяде Ярби было около шестидесяти?

– Да, десять лет назад ему было лет пятьдесят. А мне было всего шестнадцать, когда какой-то мерзавец, которому приглянулся мой конь, подстрелил меня и бросил умирать в лесу. Дело было в самый разгар зимы, и я бы замерз еще до заката. Меня нашел старый пес Мосса – кстати, папаша моего Сэма. Я оказался слишком тяжелым, Мосс не мог меня поднять, поэтому он соорудил из сосновых ветвей нечто вроде санок и волоком дотащил меня по снегу до своей хижины. Потом Мосс рассказывал, что я несколько раз находился при смерти, но он не дал мне умереть. Мол, земля насквозь промерзла, поэтому похоронить меня он бы не смог, а ему не хотелось провести остаток зимы в обществе разлагающегося трупа какого-то бродяги.

Бак внимательно следил за Кристин. Она не улыбнулась. Лицо девушки превратилось в непроницаемую маску – опущенные ресницы скрывали выражение глаз. Она молчала очень долго, а когда наконец заговорила, голос ее звучал чуть громче шепота.

– Кто похоронен в его могиле в Биг-Тимбере?

– Не знаю. Труп этого человека нашел Джилли, при нем не оказалось ничего, что позволило бы установить личность. Мы решили надеть на беднягу что-нибудь из одежды Ярби и оставить тело, чтобы его нашел кто-то другой. Мы рассудили: если найдут труп Мосса, то уж, конечно, все перестанут его разыскивать. Кто бы мог подумать, что старик написал завещание?! Я рассчитывал, что им придется долго разыскивать его родственников и у меня будет достаточно времени…