Элемента.L (СИ) - Лабрус Елена. Страница 53
Ну, конечно! Камиса нэгра!
Она открыла планшет, нашла и включила на полную громкость то, что икала:
Tengo la camisa negra
Hoy mi amor está de luto
Hoy tengo en el alma una pena
Y es por culpa de tu embrujo
Hoy sé que tú ya no me quieres
Y eso es lo que más me hiere
Que tengo la camisa negra
Y una pena que me duele
На мне черная рубашка,
Сегодня моя любовь в трауре
В душе моей боль,
И виной тому твои чары.
Я знаю, что ты меня уже не любишь,
И это сильнее всего меня ранит
Сегодня на мне черная рубашка
И боль, которая меня терзает.
Жаль, что она так и не выучила испанский язык!
Песня твоего настроения? - услужливо спросил поисковик.
- О, да! - ответила ему Ева в слух.
И Хуанес, своим неподражаемым голосом пел сейчас только для нее:
Que tengo la camisa negra
Y debajo tengo el difunto
...на мне черная рубашка,
а под ней мой труп.
Она критически оценила свое отражение в прихожей. Пусть эти сапоги на каблуках не самая подходящая одежда для кладбища. Пусть это пальто не совсем удобно для поездки. Пусть наносить косметику, чтобы провести ночь в поезде, нелогично. Это последняя ночь в ее жизни, в которой еще есть место надежде. Уместно ли думать о таких мелочах? И вышла.
Таксист, который встречал ее у подъезда, чтобы отвезти на вокзал, против не проронил ни слова, когда она попросила завезти ее в похоронное бюро.
Она выбрала самый красивый венок. Как для себя. Она и представляла его на своей могиле.
- Ленту с какой надписью завязать? - спросил услужливый продавец.
- А какие есть? - спросила она спокойно.
- Вот тут список, - протянул продавец листок с коротким текстом, напечатанным напротив каждой цифры. "Мир праху твоему" - очень подходяще!" - подумала Ева. Его и выбрала.
- А Вы кому? - запоздало спросил продавец.
- Себе, - мрачно ответила Ева и вышла с венком в руке.
Она так и села в поезд с венком в руках. Она так и положила его рядом с собой на полку. И мнительные пассажиры шарахались от нее, крестились, но встречаясь с ней взглядом, трусливо помалкивали. Во всем черном, с мрачным макияжем в стиле Тайры Бэнкс, она создавала, наверно, зловещее впечатление. Первый раз в жизни, она не боялась ничего, а ее боялись. Тем не менее, когда, преодолевая робость, проводница предложила ей поставить ее багаж, показывая на венок, у себя в служебном купе, Ева согласилась.
Почти бессонная ночь в поезде. Усилием воли она запретила себе плакать и заставила себя немного поспать. Она должна хорошо выглядеть! Утром, посмотрев на себя в тусклое зеркало туалета, она осталась довольна. Ноги предательски подгибались, и от ее вчерашней мрачной смелости не осталось и следа, но она справится. Она просто посмотрит на него, чтобы больше никогда не забыть. И уедет, чтобы больше никогда не вернуться.
Вот и станция! Конечно, чуда не произошло. Нелепо веселый Роман шел ей навстречу по перрону. Она понимала, что он ей рад, но не вправе была тратить сейчас свои силы на пустую вежливость. Она сухо поздоровалась и больше ни на что не реагировала. Было холодно, но она надела капюшон скорее по привычке. Она не чувствовала холода. Ноги болели от ходьбы в непривычной для них обуви, но она не чувствовала боли. Она не видела направление, не понимала расстояние, она знала только, что идет туда, где Он. Один единственный раз она посмотрела на плетущегося рядом с ней Романа, который без умолку бубнил о своих подвигах за вчерашний день, когда он сказал «доктор Майер». "Да!" – сказала она себе, и сердце ее забилось еще чаще. "Да, да, да, он здесь!" И ускорила шаг.
Его не было в вестибюле. Его не было на лестнице. Перед выходом на этаж она остановилась, и как перед выходом на сцену, настроилась, собралась и сделала этот шаг.
Если бы там была сейчас тысяча человек, она бы его все равно увидела. Но их там было всего двое. Он и главврач. Главврач увидела ее первая, а он повернулся не сразу, словно нехотя. И главврач поздоровалась и пособолезновала, а он не спеша подошел и из вежливости, видимо, просто постоял рядом. «Пусть! Пусть так!» - сказала она себе и вошла в комнату, где теперь, вместо радовавшейся Еве старушки, стоял сейчас гроб с ее телом. Ей было жаль старушку и невыносимо больно за себя. Он вошел в комнату и поставил к стенке ее венок. И у нее не было больше сил, слезы предательски заполнили глаза. Но какая-то старушка сказала:
- Отмучилась!
Ева посмотрела на усопшую, и ей стало стыдно, что она занята сейчас какими-то своими проблемами. В конце концов, она приехала на похороны. И она должна выполнить свою печальную миссию. Пусть всё же этот день будет посвящен светлой памяти тети Зины. А свою пропащую жизнь, Ева оплачет потом. И она честно думала о старушке, когда всех попросили выйти. Она вдруг почувствовала, что еще жива, потому что стала волноваться перед этой поездкой на кладбище именно о самой поездке на кладбище.
Конечно, она видела его, снова стоящего у окна. И его легкая щетина, и черная водолазка, и эта длинная прямая челка, что падала с одной стороны на лоб, безумно ему шли. Она хотела запомнить их навсегда. Она не смотрела на него, и ничего кроме него не видела. А потом он повернулся и сказал:
- Да вы не переживайте!
Да она и не переживала! И не красными пляшущими буквами дьявольского послания, а черным мелким шрифтом Times New Roman перед ее мысленным взором возникли строчки из сообщения подруги: "Поздоровается, поговорит ни о чем из вежливости... а потом пойдет дальше по своим делам". Ей даже стало смешно как все до нелепости просто.
И тут подошла главврач. Да, женщины определенно наблюдательнее мужчин! Наверно, из окна падал достаточно яркий свет, раз она спросила про Евины глаза. Да, папины синие глаза. Инопланетянин? В детстве она представляла себе отца, которого не знала, именно так. Даже забавно! Но надо было идти!
Он шел рядом. И чтобы не думать об этом, Ева решила сосредоточиться на простых вещах, например, как переставлять ноги вниз по лестнице, чтобы не упасть, или как не удариться об косяк, проходя в дверь. Оказалось, это было совершенно ни к чему. Оттого что он просто был рядом, мир неожиданно перестал для нее делиться на части. Не было прошлого или будущего, не было других мест. Было только здесь и сейчас! И здесь, и сейчас мир был полным, настоящим и удивительно прекрасным. Он просто был рядом, и это было так естественно, как дышать. Ей не нужно было думать как дышать, и не нужно было думать как переставлять ноги и как попасть в дверной проем. Ей было уютно, спокойно и радостно, просто потому, что он был рядом.
Она даже не успела толком испугаться, что ее засунут в кузов Скорой помощи, когда Екатерина Петровна уже уступила ей свое место в кабине. Правда, слева от нее был сильно озабоченный ею Роман. Но нельзя же ехать без водителя! Зато справа от нее был Дэн. И это преображало и допотопную машину, и россказни водителя. Ева не прислушивалась к тому, что он говорил. Она чувствовала тепло ноги Дэна, которая плотно прижималась к ней в тесной кабине. Она чувствовала его дыхание и запах кожаной куртки, обтягивающей его плечо, которым он так старательно старался на Еву не давить. Она чувствовала, что живет и была счастлива.
Вот и кладбище! И свежевырытая могила, и суетящиеся с гробом рабочие мгновенно вернули Еву к осознанию того, что это тяжелый день. Она разом вспомнила, как таким же холодным ноябрьским днем хоронили деда. Тогда всю дорогу до кладбища они шли пешком, народа было много, и их процессию сопровождал небольшой оркестр. Время от времени оркестр играл Похоронный марш, и эта музыка раздирала в клочья душу. Ева тогда решила, что никогда и никому не хочет заказывать на похороны музыку. Пока оркестр молчал, родные еще хоть как-то держались, но стоило только услышать первые аккорды этой бессмертной сонаты Шопена, и хотелось выть в голос от горя.