Элемента.N (СИ) - Лабрус Елена. Страница 64

Он глянул на неё недобро, но промолчал, и отбивать свою нервную дробь не прекратил.

Ей объяснили, как надо стоять и как поклониться и что сказать, чтобы всё это понравилось бабушке, но Еве было всё равно, а её тело всё это знало и так, и не собиралось делать.

— Елизавета Витольдовна, — отец Арсения был безупречно вежлив и обходителен, — Алексей Сигизмундович!

— Ну, мы же не будем делать вид, что эта самозванка моя дочь, — смерила её презрительным взглядом женщина, которую язык не повернулся бы назвать бабушкой. В строгом костюме, жёсткая как накрахмаленный воротник, она подошла так близко, что Ева чувствовала горечь её пряных духов, и различала едва слышный свист, который издавали её раздувающиеся тонкие ноздри. Ни дать, ни взять – кобыла старая, но породистая. И подтверждая Евино наблюдение, старуха гордо тряхнула головой и перевела свой взгляд на Арсения. Снова тряхнула головой. И из короткой, уложенной мягкой волной причёски на это её подёргивание не выбился ни один волосок.

— И твоя рыжая замухрышка тоже сегодня будет? Или ты взялся, наконец, за ум и избавился от неё?

— И ты, бабушка, тоже здравствуй! – улыбнулся в ответ на её выпад внук, и Ева им невольно загордилась. Её мать уже прошла мимо, не удостоив его ни одним лишним взглядом, и не только не ждала, но даже и не допускала возможности, что он даст ответ на её вопрос.

— Да, Изабелла будет. Будет на празднике, будет с нами, и будет моей женой.

Бабка дёрнулась, словно по ней пробежал паук, и обратила свой гнев на зятя.

— Я знала, что ты не сможешь научить его ничему. Ни хорошим манерам, ни уважению к своему происхождению, ни почтению к старшим.

Она прошипела ему это в лицо как гремучая змея, но он в ответ только улыбнулся. И поднял на Еву полный тепла и сочувствия взгляд. Но Еве не требовалось сочувствие, она улыбнулась мужу лукаво и ободряюще. Пусть эта беззубая кобра шипит, сколько хочет, они сделали всё ей вопреки, потому она так и бесится до сих пор. И они были счастливы, и они будут счастливы, и сейчас как никогда они к этому близки.

И Ева не успела ещё прийти в себя, после мощного потока счастья, что излучала сейчас Анна Гард, когда мягкие губы полноватого благообразного дядьки чмокнули её в щёку. И его большие руки сгребли её в свои объятья, и он был нескрываемо рад прижать её к себе.

— Папа, — прошептала она еле слышно, и глаза её наполнились слезами. Она любила своего мягкотелого отца, несмотря ни на что. И в его тёплых родных руках было так уютно.

— Рад тебя видеть, карасик! – сказал он ей в самое ухо.

— И я тебя, старый пират! – ответила она и отпустила его. И заметила, что глаза его тоже блестели.

Он прошёл дальше и обнял внука, а потом крепко пожал руку зятю. И Ева думала, что самой трудной будет встреча с матерью, но увидеть отца оказалось трудней. Потому что с ним не хотелось расставаться, и долго ещё она провожала взглядом его широкую спину, пока он ходил за женой, дававшей указания прислуге.

— Всё. Мы свободны! – сказал Арсений матери, когда Альберт Борисович повёл тёщу в кухню.

— Отлично! – легко согласилась Ева. Всё же инстинкт самосохранения подсказывал ей держаться от своей мамаши подальше, и она с удовольствием вернулась к себе.

Оказалось, сегодня в своей башне сидеть не хотелось. Роза ещё не вышла на связь, и сидеть одной было скучно. Тем более, когда там внизу кипит жизнь, идут приготовления, приезжают всё новые и новые гости. И хотя Арсений подсказал ей перед уходом, что теперь это «лекарственное» платье уже можно снять, труды портнихи было жалко – она так тщательно подогнала его по фигуре, и так старалась, чтобы не был виден её слегка округлившийся живот. Пусть будет, решила Ева и поторопилась снова вниз, боясь признаться себе, что боится пропустить появление одного единственного человека из всей этой толпы.

Чтобы скоротать время, она ходила вокруг огромной пушистой ели, установленной в центре полукруглого эркера, и рассматривала яркие игрушки, развешенные на ней. Ель была искусственная, но всё равно пахла хвоей, детством и подарками. Игрушки были разномастные, и чувствовалось, что собирались годами. Все они были из разных эпох, и это давало ощущение дома. Они с мамой тоже наряжали ёлку всем, что у них скопилось за годы в «новогоднем сундуке» – ватными редисками, бумажными грушами, Чипполинами на прищепках, и, конечно, хрупким стеклянными шарами. И с каждым годом шаров становилось всё меньше и меньше. Здесь тоже такие были. Она отражалась в них как зелёное пятно с большой головой и её это веселило.

А гости всё прибывали. Приехали Алиенора с Изабеллой. Белка — в тёплом лыжном костюме и с собственными коньками. Отлично, скоро все желающие пойдут на каток. В прошлый раз Дэн не разрешил Еве кататься, она подумала, в этот раз ей снова нужно было получить разрешение, только теперь у «мужа», хотя вряд ли Альберт Борисович будет возражать. И вспомнив про свои до сих пор трясущиеся на лестнице ноги, Ева загодя отказалась от этой идеи.

Из своей комнаты, а может, откуда и покруче, появилось в гостиной и Евино тело. Ева не чувствовала его больше и уже не могла контролировать, поэтому Эмма отрывалась во всю. Они вежливо раскланялись с Алиенорой, для приличия обнялись с Изабеллой и явно собрались на улицу. Эмма тоже была в спортивной одежде, и никакая Свекровь Витольдовна не могла запретить ей так ходить.

— Е… Анна! – подбежала к ней Изабелла, — Ты с нами?

— Нет, Бэл, — ответила ей Ева, — а то могу не продержаться до вечера.

— Так иди приляг, присядь, чего ты на ногах-то? – посоветовала ей подруга.

— Да, сейчас, — ответила ей Ева, только дождусь…

Но Белка убежала, не дослушав. Они умудрились прихватить с собой Арсения, выспаться сегодня которому, видно, была не судьба.

А Ева села на диван, выбрав место лицом к входу, и поняла, что волнуется. Волнуется и ждёт. И как бы она не пыталась об этом не думать, пора было честно себе признаться кого именно. Того, Кого Всегда Она Ждала. Его и только его.

И Майеры приехали. На машине, как все нормальные люди. Они зашли со стороны гаража. И Ева ожидала увидеть их радостные и возбуждённые предвкушением праздника лица. Но искренне обрадовалась открывавшемуся от входа великолепию только бабушка. София улыбалась натянуто, Герман Борисович приветливо улыбнулся только отцу Арсения, а потом улыбка с его лица тоже сползла, Алька была серьёзной, и глядя на её напряжённое лицо, Ева почувствовала себя снова в больнице. Ощущение беды стало острым и навязчивым. Где, черт побери, Дэн? И почему у них у всех такие мрачные лица? Ева вытянула шею, чтобы лучше видеть их из-за мельтешащих гостей, и готова была уже сорваться с места, когда он, наконец, появился.

И ощущение беды прорвало как плотину. Его стиснутые зубы и играющие желваки, и хмурый колючий взгляд. Он бегло окинул зал, не увидел знакомых лиц и снова повернулся к входу, туда, куда уже недобро смотрела София. А из-за поворота стены высоко держа голову и едва заметно улыбаясь, выплыла Виктория. Она подошла к Дэну и по-хозяйски положила на него руку. И на этой руке, затмевая блеск новогодней мишуры, сверкало кольцо, одетое на безымянный палец. Она царственно осмотрела зал, и Ева точно знала, кого она сейчас хотела видеть. Но не увидела — Эмма ушла на каток — сделала лицо проще, и начала любезничать с отцом Арсения.

Ева встала и глубоко вздохнув, пошла им навстречу.

 Анна Гард была очень красивой женщиной. Её невозможно было не заметить, сколько бы народа вокруг не сновало, а эти долгожданные гости всё ещё стояли на возвышении. И Вики её заметила. Удивилась, изумилась, восхитилась, оценила и искренне заинтересовалась.

— Позвольте представить, — обратился к ней Альберт Борисович, — Анна Ямпольская, родственница моей жены.

— Очень приятно, — демократично и так по-западному протянула ей руку Виктория. А может просто не удержалась продемонстрировать кольцо. Ева не разбиралась в бриллиантах, но свет от него резал ей глаза.