Шиза. История одной клички (Повесть) - Нифонтова Юлия Анатольевна. Страница 20
«Справочное бюро» располагалось в торце облезлого здания, на втором этаже. Маленькое окошечко, напоминающее амбразуру вражеского дзота, помещалось на окрашенной «туалетным» цветом двери, но было наглухо запечатано фанеркой. Очевидный факт подтверждался ещё и надписью «ЗАКРЫТО». Немного удивившись столь закономерному явлению, наивная девушка долго стояла, осознавая, как неотвратимо облетают сжёванные лепестки мечты. Услышав за дверью слабые признаки присутствия жизни, Янка решилась постучать. В замурованной канцелярской норке усилился раздражённый шорох.
Янка очень боялась всех официальных контор. Перед любой административной дверью ей приходили на ум дикие фантазии, как даже самый ничтожный чиновник, а особенно чиновница, лишь завидев просителя, превращается в голодного вампира. Вытягиваются острые клыки. Загибаются чёрные ногти. Слабеет безвольная жертва, отдавая свою кровь какому-нибудь главному бухгалтеру.
Набравшись смелости, Янка постучала ещё раз, громче. Фанерный лаз безмолвствовал, но зато со скрипом отворилась сама дверь. На Янку с нескрываемым пренебрежением вопросительно смотрели две молодые девушки. Беспардонное вторжение нарушило их спокойное интимное чаепитие с половинкой кремового торта:
— Ну, и что вы, девушка, ломитесь, в самом-то деле? Ясно ж написано: «Закрыто»! Седьмое марта — короткий день. Приходите после праздников.
Янка осознавала, что если сейчас ничего не решится, то до «послепраздников» она просто не доживёт:
— Я вас прошу! Мне очень нужно. Срочно. Это очень-очень важно!
— Значит, вам важно, а что мы тоже люди и рабочий день у нас закончен, это для вас совершенно не важно?
— Нет, это важно, важно. Но помогите! Я — художница, я вам портреты нарисую. Вот возьмите, пожалуйста. С праздником вас! С наступающим! — Янка достала из рюкзачка несколько этюдов.
— Ух, ты! Это маслом, да? Дай-ка мне вот этот, и тот ещё. Надь, возьми-ка вот себе с чайничком на кухню. Ну, ладно, что у вас там?
— Мне нужен адрес. Агранович Александр, предположительно проживает в районе Старого города, год рождения тоже предположительно…
Янка выбежала на улицу, крепко сжимая заветную бумажку, не веря своему счастью: «Получилось! Вот она, судьба, у меня в руке, на этом мятом сером клочке!»
Рачительная мама Ира чётко рассчитывала расходы и выдавала дочери деньги на строго ограниченное количество поездок в городском транспорте. Лимит на сегодняшний день был исчерпан, поэтому Янке предстояла длительная пешая экскурсия в исторический район города.
Похудели и затвердели последние остатки чёрных сугробов, крыши оскалились чудовищными сосульками, истекающими обильной слюной, земля стыдливо обнажила свои изгаженные проталины. Янка шла очень быстро, временами переходя на бег. Со стороны могло показаться, что за ней кто-то гонится. В лицо без стыда плевал мартовский ветер, как наглый, распоясавшийся подросток. Словно хотел унизить Янку, а заодно охладить её импульсивное решение.
Вдруг она остановилась посреди дороги, так резко и неожиданно, что на неё с удивлением оглянулось сразу несколько прохожих. Янке вспомнилось недовольное лицо мамы Иры, когда кто-либо, рискуя быть проглоченным заживо, решался заявиться в гости без приглашения и предварительного звонка. «Зачем я иду? И что скажу ему? Может, он весь такой загадочный, потому что вообще давно и крепко женат? Ведь ясно ж дал понять, что я НЕ НУЖНА ему». Догадки одна страшнее другой терзали Янкино воображение.
Мимо проносились торопливые людские потоки, а она, часто останавливаясь, подолгу смотрела прямо на ветер: «Повернуть, пока не поздно?» Слёзы текли по щекам тёмными дорожками, смывая остатки дешёвой туши: «Представляю, как у меня сейчас распух нос и глаза, наверное, красные. Красотища! Но всё равно. Пойду. Если не сейчас, то потом никогда не решусь. Нужно довести дело до конца. Сделаю ВСЁ, что от меня зависит. Хуже всего — неизвестность».
Этот дом, стоящий в стороне от шумных магистралей, Янка узнала сразу, будто он был знаком ей всю жизнь. «Библиотечный кружок», возвращаясь как-то раз с пляжа, выкурил здесь по паре сигарет (прочли по статейке). Тихий, уютный дворик был словно специально укрыт со всех сторон от недобрых взглядов противников «литературных чтений». Янка вспомнила, что плакала здесь однажды, блуждая по городу в поисках успокоения от многочисленных обид, претерпеваемых ею в трудных семейно-крепостных условиях. Этот милый четырёхэтажный «особнячок» так нравился ей, что она его даже нарисовала ещё тёплой осенью во время пленэрных зарисовок, выбрав в модели из-за странности архитектуры. Дом имел множество рукавов, россыпь окон разных размеров и конфигураций. Соседство эркеров, лоджий, балкончиков и вынесенный наружу лифт составляли такой эклектический салат, что невозможно было не удивиться столь необычному сооружению. Но самое ценное, что отличало этот шедевр замысловатого модернистского зодчества от однотипных серых кварталов, — чудесный двор. Всегда безлюдный, заросший кустами сирени, отлично маскирующими его от суетности городской жизни.
На металлической двери подъезда, к счастью, не оказалось ни кодового замка, ни домофона. Янка шла, как на эшафот, заставляя себя подниматься по широким ступеням. Всё в этой монументальной парадной, не похожей на стандартные лестничные клетки, казалось странным и одновременно очень знакомым: «Подъезд не запирается, а чистенько и цветы на подоконниках. Удивительное рядом…»
Дверь с заветной цифрой «семь» сразу же выросла перед Янкой, как только она взошла на третий этаж. Квартира оказалась единственной на площадке. Янка в нерешительности остановилась. Она тяжело дышала, будто поднялась на высокий холм. Но чем дольше стояла, тем яростнее колотилось сердце и сильнее сбивалось дыхание. Она попыталась успокоиться и принялась рассматривать дверь. Массивная, тёмно-вишнёвая дверь с необычным звонком-ручкой, которую нужно было крутить вокруг своей оси. Словно вросшая в дверное тело, видавшая виды металлическая табличка не оставляла сомнений в правильности адреса «Серафим Агранович». «Все они там ангелы и серафимы, что ли?» — удивилась Янка.
Набравшись смелости, она осторожно приблизилась к грозным вратам. Припав ухом к прохладной двери, прислушалась, стараясь угадать, что происходит внутри. Янка услышала заразительный женский смех. Тем не менее в его переливах проскальзывали жутковатые воющие нотки. Второй мужской голос, явно принадлежащий Аграновичу, рассказывал хохотунье подробности какого-то забавного случая, возобновляя всё новые вспышки смеха, переходящего в визг. «Эх, была — не была! Раз у них так весело, значит, бить не будут, по крайне мере, сразу» — ободрила себя Янка и постучала в дверь, боясь притронуться к чудному звонку.
Её не услышали, да и где было расслышать, когда хохотали всё громче и уже вдвоём. Наконец, после неоднократного требовательного стука, неприступная крепость забряцала всеми многочисленными цепями, замками, засовами и сдалась. На пороге возникла растрёпанная рыжая женщина без возраста в бесстыже-прозрачном пеньюаре и с чёрными подтёками туши на нижних веках. «Гелла!» — в ужасе промелькнуло в Янкиной голове. Вся Янкина напускная любезность и отвага моментально испарились. Она чуть слышно пролепетала:
— Здравствуйте, а Сашу позовите, пожалуйста.
— А Саши здесь нет, — бойко ответила «Гелла», смахивая выступившие от смеха слёзы и продолжая похохатывать.
— А не подскажете, когда он будет?
— Его здесь никогда не будет, он здесь не живёт.
— Извините, — выдавила из себя Янка захлопнувшейся массивной тёмно-вишнёвой двери.
Окно напротив
И никому я не могу поведать тайну,
Что есть на свете место моей смерти.
Не время, как у всех, а только место,
Клочок земли, удобренный слезами.
… Я только здесь испытываю счастье…
И это место под окном твоим!