Раминар (СИ) - Левская Яна. Страница 4

   - О, день добрый, уважаемая. А что, колокольчик опять не работает?

   - Ну, как обычно.

   - Да... Как обычно...

   - Пропустишь, или так и будем стоять?

   - А-м... Проходи.

   Вдова ступила внутрь лавки, в темень и вонь.

   - И как ты так живешь?

   - В смысле?

   - Весна на дворе. Окна открывать не пробовал?

   - Так холодно еще и сыро, у меня кожи поведет. Что я заказчикам скажу?

   - Какая самоотверженность, - пробубнила она себе под нос, кладя пухлую сумку на стойку. - Тут пара зайцев. Смастери мне рукавицы.

   - Так весна же на дворе! - съехидничал Микаль. - А там и лето. Зачем они тебе?

   Вдова только молча посмотрела на мужичка, и тот счел за лучшее, не приставать с вопросами.

   - Как скоро справишься?

   - Как только кожа готова будет... А шить не долго, - он уже скрылся в подсобке.

   - Ты не знаешь, что тут стряслось? - бросила охотница ему вдогонку. - Люди взбудоражены.

   - А, тут... Итыного сына сегодня в лесу нашли - мертвехонького. Трита.

   - Трит? Что за Трит?

   - Ну... Высокий такой, крепенький. Хороший парень был.

   - У вас тут таких пол села! Объяснил, можно подумать.

   - Ты чего интересуешься-то? - скорняк вернулся с кошелем и начал отсчитывать монеты, укладывая в ряд на стойке.

   Вдова повела бровью и вопросительно воззрилась на него.

   - Грибов объелся? То из тебя лишний готлем не выбьешь, то сам разбрасываться начинаешь.

   Кожевник застыл, глядя на деньги, потом плюнул и ловко сгреб монеты обратно в мешочек.

   - Совсем плох стал. И не говори, - поохивая, он направился к буфету, достал стакан и налил себе чего-то золотистого и дурно пахнущего брагой. - Местного коньяку? - скорняк  приглашающе протянул Вдове второй, пока еще пустой, стакан.

   - Благодарю, но по утрам не пью ничего крепче чая. Всего хорошего.

   - Ну что ж я сам буду?

   - В лечебных целях можно и самому, - женщина натянуто улыбнулась и вышла.

   Прикрыв за собою дверь, она облегченно втянула свежий воздух, запивая им прогорклый душок скорняцкой лавки.

   Невдалеке от дома молочницы Фады у одного из дворов сгрудилась толпа человек в двадцать. Оттуда доносились женские голоса, жалобные всхлипывания и причитания. По общей атмосфере уныния и траура, а также, располагая полученными от Микаля сведениями, Вдове не сложно было догадаться, что там еще вчера жил ныне покойный Трит. Ведомая предчувствием, женщина направила коня к людям. Не ожидавшие ее появления, они расступились, открывая взгляду тело на волокуше. Вот тут настал черед Вдовы впасть в уныние - мертвецом оказался ее вчерашний, если можно так выразиться, гость. "Ничего себе поворот", - оторопело подумала она, разглядывая бледное лицо, разметавшиеся во все стороны русые волосы с увязшими в них травинками и прочим сором, и, наконец, темное багровое пятно, проступившее на ткани, которой была прикрыта грудь бедняги.

   Она молчала, остальные тоже.

   Ситуация крайне драматическая, но еще более нелепая.

   "Что она тут делает?" - крутилось в головах сельских.

   "Какого жора я тут торчу?" - спрашивала сама себя Вдова, продолжая пялиться на труп. Что-то было в нем не нормально. Вопрос, что? Едва уловимая неестественность, некая ошибка. Словно у бутафорного фрукта из театрального арсенала не докрашен листик у черенка. Вдова втянула воздух, принюхиваясь к запаху трупа - мертвечиной не пахло. "Вот оно!" Не было запаха крови и плоти. Бутафория. Очень странный, однако же логичный вывод: если колбаса не пахнет колбасой, значит, это не колбаса. Чувства ее обострились, ей вовсе не нравилась такая вот нестыковка, возникло неодолимое желание во все этом разобраться, но немая сцена затягивалась, и это было плохо.

   Сквозь общий фон напряженности и отчуждения повеяло страхом. Вдова так четко ощутила этот непередаваемый аромат, возбуждающий мозг любого хищника, что не удержалась и качнулась вслед за запахом к его источнику. Худенькая белокурая девушка, стоявшая по ту сторону волокуши, отшатнулась и сдавленно пискнула. Подружки, толпившиеся рядом, встрепенулись.

   - Марика, что с тобой?..

   "Марика... Девушка Трита, которая пряталась ночью в кустах со своим ненаглядным. Отчего-то безумно меня боится. Отлично. Пора рвать когти".

   - Сочувствую вашему горю, - глухо проронила она, чтобы не показаться совсем уж чудовищем и зашагала прочь.

   Дело оборачивалось очень плохо. Если после своего вчерашнего визита Трит не успел повидаться с дружками, на спор отправившими его в логово "ужасной ведьмы", то вышеозначенной ведьме придется туго. Попробуй, докажи потом, что от Северной Кручи он ушел на своих двоих.

   "Вот гадство!" - вновь плюнула Вдова про себя, но уже с гораздо большим чувством, чем накануне.

   После утреннего визита в деревню и рухнувших на голову откровений Вдова ожидала, что не далее, как этой ночью, деревенские придут к порогу ее хижины с факелами вершить самосуд. Поэтому, собрав все самое необходимое и оседлав верного конька, она ближе к вечеру ушла в лес. Ей известны были несколько укрытий, где можно было переждать капризный март, а в апреле двинуться в путь прочь от Малого Нара. Но жечь "ведьму" не пришли ни на следующий день, ни через день. Утром третьего дня к ее дому пожаловал какой-то охотник, постучал в двери, потоптался на пороге и ушел ни с чем. Зря она паниковала. Хотя перестраховаться в такой ситуации никогда не лишне. На четвертый день она вернулась домой, а на пятый к ней заявились гости.

   На этот раз, открыв двери, Вдова увидела двух мужчин. Один был значительно старше второго, но одинаковые острые носы, слегка выпученные глаза и вьющиеся барашками каштановые волосы наводили на мысль о родстве этих двоих. Младший подбоченившись выглядывал из-за плеча старшего, а старший решал, куда деть руки: пересчитал пуговицы кафтана, заткнул большой палец за пояс, свободной рукой огладил полу. Забавно было наблюдать, как сквозила из-за тщательно изображаемых решимости и твердости мальчишеская робость. Чтобы подбодрить гостей, она пригласила обоих внутрь и предложила чаю.

   - Да мы хотели токо об одной услуге... того... попросить, - старший, нерешительно перешагнул порог.

   - Вы заходите и садитесь. После расскажете. Не люблю разговаривать на пороге.

   Не дожидаясь ответа, Вдова прошла к камину, подкинула дров из маленькой поленницы аккуратно сложенной в углу, и примостила на печном камне ковшик с водой. За спиной раздался топот. Стукнули переставляемые табуреты. Когда обернулась, гости уже сидели за столом. Подвинув себе единственный в доме стул со спинкой, женщина уселась напротив и поставила локти на стол, в ожидании глядя на людей.

   - Мы братья Трита, - с места в карьер начал старший. - Я Тувор, он - Рамор.

   - Шеа, - неожиданно представилась известная всем, как Вдова.

   Братья слегка опешили, застигнутые врасплох.

   - У тебя есть имя? - ляпнул младший.

   Женщина усмехнулась, заметив, как он дернулся, получив, очевидно, пинка под столом.

   - Конечно есть.

   - Почему ж тебя Вдовой кличут? - спросил старший.

   - Неизменная тяга поэтизировать, наверное. Свое имя я уже называла. Не спрашивайте, отчего его никто не запомнил. До сих пор в толк не возьму... А вот о семье я не откровенничала, так что, откуда приблудилось прозвище "вдова", не знаю.

   - Ну, ты о себе болтать не любишь, а нашим бабам всяко надо перемыть кости. Тут уж судили по виду.

   - Да, - подхватил младший, - твои года, нелюдимость, повадки... Всамделишная Белая Вдова...

   Рамор осекся. Сам понял, что заговорился, назвал хозяйку навью, не живой и не мертвой - матерью, убившей детей.

   С постными минами оба брата уже ждали предложения проваливать подобру-поздорову, но Шеа лишь мрачно сверлила болтуна взглядом темных глаз, не говоря ни слова, будто ее только что огрели из-за угла чем-то тяжелым. После минутного молчания  она, наконец, напомнила: