Серая мышь для королевы - Смелик Эльвира Владимировна. Страница 12

– Слушай, Булатова! Считаешь, ты самая крутая? Лучше всех, да?

В седьмом классе тогда училась одна «звезда» – Тася Федоришина, яркое воплощение одного из утрированных стандартных образов. Та самая насквозь пропитанная запахом ванили фифа в нежных тонах с ярлычками известных брендов на одежде. Она полагала себя законодательницей всего, чего только возможно: моды, правил, мнений. При ней была группа поддержки – Злата, Маша и Люда, подобранные по принципу, чтобы не затмевали, а выгодно оттеняли пастельно-карамельное Тасино совершенство.

Федоришина задавала тон в классе, с ней считались. Она к любому умела найти подход, знала, на кого можно надавить, не опасаясь ответных мер, кто легко клюет на лесть, а кто предпочитает оставаться в стороне и согласится на все, лишь бы его не беспокоили.

Если честно, Катя сначала понравилась Тасе своей независимостью, сдержанностью, твердостью. Тем, что не смутилась, оказавшись под безжалостным обстрелом придирчивых и оценивающих взглядов своих новых одноклассников. Даже не улыбнулась, как обычно делали новички, желая понравиться и намекая, что они такие милые и замечательные, поэтому все должны отнестись к ним доброжелательно и ласково. Равнодушно кивнула Елене Валерьевне, равнодушно, ни на кого не глядя, протопала на указанное ей место.

Тася подумала, что неплохо бы заполучить такую девчонку в свою свиту. Она эффектнее и умнее Златы, Маши и Люды, вместе взятых. Перетянуть ее на свою сторону, прибрать к рукам, пока не освоилась, не почувствовала себя хозяйкой и не вздумала занять Тасино место.

Катя на все попытки Федоришиной наладить отношения ответила холодным безразличием. Еще и смотрела свысока – потому что была на несколько сантиметров длиннее. Она даже не замечала Тасиного пристального внимания к своей персоне.

Ну не присматривалась она к одноклассникам, не интересовали они ее в качестве кандидатов в друзья.

В лицей Катя перешла не для того, чтобы общаться и налаживать личную жизнь. Престижные школы существуют, чтобы в них учиться, готовиться к достойному поступлению в вуз, закладывать фундамент благополучного будущего. А друзей не надо. И подруг тоже.

Странно как-то, без подруг. И вообще как можно пренебречь самой Федоришиной Тасей? Эта Булатова – дылда и зазнайка. Молчит все время, сторонится. Видимо, замышляет что-то. А если не желает по-хорошему, по-человечески, можно ведь и припугнуть.

Не, ну правда обидно!

Вот прямо сейчас мимо раздевалки прошла Булатова, скользнула взглядом по Тасе и сделала вид, что не узнала. Или вообще не заметила. Типа Федоришина для нее пустое место. Даже «привета» недостойна.

Тася поделилась с верными подругами Златой, Машей и Людой, и те, естественно, ее поддержали.

– И не говори, – подхватила Маша. – Я ей вчера сказала, что мы в кино в первый день каникул собираемся. А она, вместо того чтобы с нами попроситься, заявляет: «Желаю приятного просмотра».

Во время урока физкультуры Тася с соратницами тихонько улизнули из спортивного зала, устроились в закутке перед раздевалками возле огромного, весьма потрепанного и не имеющего особой ценности шкафа со спортивным инвентарем, пошептались и отправили Златку назад, в зал, чтобы вызвала одноклассницу для разговора.

Злата подкралась к Булатовой.

– Кать, пойдем со мной! – проговорила вкрадчиво.

– Зачем? – поинтересовалась Катя без особого любопытства.

– Ну пойдем! Надо.

Булатова дернула плечами.

– Ладно.

И Злата привела ее прямо в руки Федоришиной и Ко, заблаговременно принявших внушительный воинственный вид.

Катя так ничего и не поняла – куда шла? зачем? почему стоят тут, в душном закутке, три ее одноклассницы? – поэтому спросила:

– И что?

И тогда Тася сказала, выразительно растягивая слова, ага, то самое:

– Слушай, Булатова! Считаешь, ты самая крутая? Лучше всех? Да?

Катя растерялась, попробовала отшутиться:

– Нет, я не считаю. Сейчас физкультура, а не математика.

Но давно уже ставшее привычным защитное ледяное спокойствие сделало ее слова колюче-высокомерными.

– Ты еще и жутко умная?

Федоришина поджала губы, слегка склонила голову к плечу, уставилась презрительно-вызывающе. А Катя по-прежнему недоумевала:

– Тась! Тебе чего надо?

– Не понимаешь?

– Не понимаю.

До других быстрее доходило. Достаточно им было увидеть разгневанную Тасю плюс еще Злата, Маша и Люда. Ух, страшно! Но Булатова, похоже, совсем утратила чуткость.

– Не слишком ли много на себя берешь? – Федоришина вспомнила грозную своей неопределенностью фразу и проговорила ее, выразительно приподняв брови и округлив глаза.

Но Катя опять не испугалась, посмотрела сумрачно и устало:

– Тась, я пойду.

И развернулась.

Федоришина не выдержала. Безразличие гораздо обиднее любых других чувств. Ты тут надрываешься, угрожаешь, ставишь на место. Должна же быть хоть какая-то ответная реакция, чтобы не выглядеть дурочкой, спорящей с деревом или в отместку пинающей каменную стену.

– Еще чего!

Разозленная Тася схватила Катю за руку и попыталась не только удержать, но и повернуть к себе лицом.

Катю мотнуло назад, она едва удержалась на ногах.

– Федоришина! Ты чего? Отцепись!

Катя попробовала отодрать от себя чужую руку, но хваткие Тасины пальцы присосались к предплечью, словно щупальца, и больно давили.

– Мы еще не договорили.

– О чем? Да перестань ты!

– Ну щас!

Очень содержательная перепалка. Глупей не придумаешь.

Федоришина и сама толком не знала, что делать дальше и зачем она держит Катю. И эти три курицы, Злата, Маша и Люда, стояли, вылупив глаза, вместо того, чтобы подсказать, как себя вести.

– Тась! Да отвали!

Катя резко отвела руку назад, рассчитывая, что неудобно вывернутая кисть заставит Федоришину ослабить хватку. Но движение оказалось слишком быстрым и сильным. Ведь Булатова занималась спортом, часто ходила в походы, таскала тяжелые рюкзаки, рубила дрова для костра и гребла веслами наравне с мальчишками.

Тася не успела вовремя разжать пальцы и нырнула следом за Катиной рукой. Пролетая, она толкнула Злату. Та повалилась назад, врезалась спиной в шкаф. Тот дрогнул, как живой, распахнул хлипкие дверцы и высыпал на девчонок половину своего содержимого.

Хранились бы на полках коробки, они бы ну разве что чуть-чуть подскочили на месте. Но в шкафу прятались мячи. Немного сдувшиеся футбольные со стертыми избитыми боками, жесткие волейбольные, тоже привыкшие к ударам, и большие баскетбольные, но не накаченные, а специальные, утяжеленные, набитые песком.

Один такой сзади обрушился на Люду. Та охнула, качнулась вперед, случайно налегла на Машу, которая уворачивалась от другого мяча. Уже вдвоем девчонки навалились на и без того неустойчивую Тасю.

Грохот от всего этого получился такой, что из спортивного зала повыскакивал встревоженный народ. Впереди физрук, успевший проскочить сквозь еще свободные двери. За ним семиклассники, одновременно, скопом. Почти все застряли в проеме, только несколько голов сумели пробиться наружу.

– Что тут происходит?! – рявкнул физрук.

Потому что без объяснений точно было не понять: почему, вместо того чтобы заниматься вместе со всеми в зале, Булатова торчит возле раздевалок? Зачем ей понадобились старые мячи? И кто это ползает по грязному полу возле ее ног?

Опять вопросы, вопросы, вопросы…

– Господи, Федоришина, ты чего тут валяешься? Тебе плохо? И остальные… Булатова, что с ними? Почему они на полу? Это ты что-то сделала? Девочки, ответьте? Что здесь такое?

Но никто не решился рассказать. Ведь ничего же, собственно, не произошло. И не разговаривали толком, и тем более не дрались. И Катя ничего особенного не делала. И смысла в случившемся никакого, так с ходу и не объяснишь.

В классе поломали голову и после многочисленных домыслов постановили: новенькая Булатова, пытаясь укрепить авторитет и утвердиться на первой роли в классе, вызвала местную «звезду» на серьезный разговор, в ходе которого запросто побила Таську, а заодно и всю ее группу поддержки. И под страхом безжалостной мести приказала девчонкам больше не высовываться, вести себя тихо и скромно. Недаром же после новогодних каникул Федоришина не вернулась в школу.