В глазах смотрящего - Гаррет Рэндал. Страница 2

Тут отец Брайт заставил себя прервать размышления. Нет у него права, напомнил он себе, на подобные суждения. В конце концов, ведь даже исповедует графа не он, а епископ.

Кроме того, в данный момент он не должен отвлекаться от молитвы.

Тут он, к крайнему своему изумлению, обнаружил, что уже облачился в стихарь и паллий и что при этом губы его сами собой механически произносят слова молитвы.

«Привычка, — подумал он, — может оказаться крайне губительной для способности к созерцанью».

Отец Брайт окинул взглядом ризницу. Служка, юный сын графа Сен-Брио, посланный сюда, чтобы завершить формирование из него джентльмена, который в не столь отдаленном будущем станет королевским губернатором одного из самых важных графств Бретани, натягивал через голову стихарь. Часы показывали одиннадцать минут восьмого.

Отец Брайт заставил свои мысли обратиться к Господу и беззвучно прочел те же самые молитвы облачения, которые только что произносил автоматически. На этот раз он вкладывал в них всю силу убежденности. Сверх того он добавил коротенькую молитву, в которой просил у Господа прощения за минутную рассеянность.

Открыв глаза, он собрался уже было надевать ризу, как дверь ризницы отворилась, и в нее вошел сэр Пьер, личный секретарь графа.

— Мне необходимо поговорить с вами, отец, — тихо сказал он. И, бросив взгляд на Де Сен-Брио-младшего, добавил:

— С глазу на глаз.

Вообще говоря, отец Брайт устроил бы большой нагоняй любому, набравшемуся наглости вломиться в ризницу в тот момент, когда он переодевается к мессе, но ведь сэр Пьер никогда не прервал бы его без серьезных на то причин. Кивнув, он вышел в коридор, ведущий к алтарю.

— Что такое, Пьер?

— Милорд граф мертв. Убит.

После первоначального потрясения отец Брайт осознал, что новость эта не столь уж и неожиданна. Похоже, глубоко в мыслях он всегда догадывался, что граф умрет насильственной смертью задолго до того, как разгульная жизнь подорвет его здоровье.

— Как это случилось? — спокойно спросил он.

Сэр Пьер в точности пересказал все, что делал и что видел.

— А потом я запер дверь и пошел прямо сюда, — закончил он.

— У кого еще есть ключ от покоев графа?

— Ни у кого, кроме самого милорда, — ответил сэр Пьер. — Во всяком случае — насколько мне известно.

— И где этот ключ?

— На месте, в связке у него на поясе. Я специально посмотрел.

— Хорошо. Тогда оставим дверь запертой. Вы совершенно уверены, что тело остыло?

— Остыло и окоченело, святой отец.

— Значит, он мертв уже давно.

— Надо сообщить леди Элис, — сказал сэр Пьер.

— Да, — отец Брайт кивнул. — Графиню д'Эвро следует уведомить, что теперь она наследует управление графством.

На мгновение на лице сэра Пьера появилось замешательство; видимо, он еще не до конца осознал все последствия смерти графа.

— Я скажу ей сам, Пьер. Она, вероятно, уже сидит на своей скамье. Зайдите в церковь и тихо скажите графине, что я хочу с ней побеседовать. И больше ничего.

— Понимаю, святой отец, — сказал сэр Пьер.

В церкви собралось человек двадцать пять — тридцать, по большей части — женщины, но Элис, графини д'Эвро, среди них не оказалось. Тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, сэр Пьер прошел мимо полупустых скамей в нартекс. Здесь и была графиня; она, видимо, только что вошла в дверь и поправляла накинутую на голову черную кружевную мантилью. «Слава Богу, — подумал сэр Пьер, — что не мне придется сообщить ей такую новость».

Довольно некрасивое, редко улыбающееся лицо миледи выглядело, как всегда, печальным. Крупный нос и квадратный подбородок, сообщавшие графу некую вызывающую привлекательность, придавали его сестре вид очень серьезный и довольно-таки — несмотря на великолепную фигуру — бесполый.

— Миледи, — сказал сэр Пьер, остановившись перед ней, — преподобный отец просит вас поговорить с ним перед мессой. Он ждет вас у двери ризницы.

Крепко прижав к груди четки, графиня судорожно перевела дыхание.

— О, сэр Пьер. Простите, ради бога, я почему-то испугалась. Я вас не заметила.

— Извините, миледи.

— Ничего, просто я немного задумалась. Вы не откажетесь проводить меня к преподобному отцу?

Услышав их шаги в коридоре, отец Брайт немного успокоился. Он нервничал, так как месса уже запаздывала на целую минуту; полагалось начинать ее точно в семь пятнадцать.

Как и ожидал отец Брайт, свежеиспеченная графиня д'Эвро восприняла известие спокойно. Мгновение помедлив, она перекрестилась и сказала:

— Пусть земля ему будет пухом. Я оставляю все на ваше попечение, святой отец, сэр Пьер. Что теперь надо делать?

— Пьер должен как можно скорее сообщить о происшедшем по телесону* [2] в Руан, Его Высочеству. Я объявлю о смерти вашего брата и попрошу собравшихся помолиться об упокоении его души — однако, думаю, не стоит пока говорить ничего о том, как он умер. Лишние разговоры и измышления просто ни к чему.

— Хорошо, — согласилась графиня. — Идемте, сэр Пьер, я хочу сама поговорить со своим кузеном герцогом.

— Да, миледи.

Вернувшись в ризницу, отец Брайт переложил закладки в требнике.

Хорошо, что сегодня нет никакого большого праздника и произвольный выбор темы службы допускается правилами. Часы показывали уже семнадцать минут восьмого.

— Быстро, сын мой, — повернулся он к молодому Де Сен-Брио. — Поставь на алтарь небеленные восковые свечи. Поспеши, я буду готов к тому времени, как ты вернешься. Да, и смени алтарное покрывало. Положи черное.

— Да, святой отец.

Юноша удалился.

Свернув зеленую ризу, отец Брайт вернул ее на место в ящик, вынув взамен черную. Сегодня он отслужит реквием по душам усопших верных — вдруг, паче чаяния, и граф находится в их числе.

Его королевское Высочество герцог Нормандский просмотрел официальное письмо, только что напечатанное для него секретарем. Оно было адресовано:

«Serenissimo Domino Nostro Iohanni Quarto, Dei Gratia, Angliae, Franciae, Scotiae, Hiberniae, Novae Angliae et Novae Franciae, Rex, Imperator, Fidei Defensor...» — «Нашему Светлейшему Повелителю, Джону IV, Милостью Божией Королю и Императору Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, Новой Англии, Новой Франции, Защитнику Веры...»

Дело было вполне рутинное: простое уведомление своего брата, короля, что вернейший слуга Его Величества Эдуард, граф Эвро, закончил свое бренное существование. Одновременно испрашивалось утверждение Его Величеством непосредственной наследницы графа Элис, графини Эвро, в качестве законной правопреемницы.

Закончив чтение, Его Высочество удовлетворенно кивнул и нацарапал снизу подпись: «Ricardus Dux Normaniae».

Затем, взяв отдельный лист бумаги, он написал: «Дорогой Джон, ты не мог бы малость это попридержать? Конечно же, Эдуард был развратник и — хуже того — бестолочь; несомненно, он схлопотал ровно то, что заслужил, однако мы, к сожалению, не имеем понятия, кто же это отправил его на тот свет. А вдруг как раз Элис и проделала дырку в своем братце — у меня нет никаких надежных данных, что это не так. Как только появятся подробности, сразу же извещу тебя. Со всей любовью, твой брат и слуга, Ричард».

Положив оба письма в приготовленный конверт, он запечатал его. Хорошо бы поговорить с королем по телесону, но только вот еще никто не придумал, каким образом перекинуть эти самые проводочки через Канал.

Запечатав письмо, герцог задержал конверт в руках. На его лице, красивом скандинавской, белокурой красотой, появилась задумчивость. Дом Плантагенетов прошел через восемь столетий, кровь Генриха Анжуйского уже почти исчезла в его отдаленных потомках, но нормандская кровь ощущалась не слабее, чем раньше, пополняемая все новыми и новыми вливаниями от норвежских и датских принцесс. Мать Ричарда, королева Хельга, жена покойного Его Величества Карла III, знала всего десяток-другой англо-французских слов, да и те произносила с густым норвежским акцентом.