American’eц (Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого) - Миропольский Дмитрий. Страница 9

— Может, прямо здесь резануть? — задумчиво сказал он. — Тяжёлый, зараза…

— Назад! — генерал грудью пошёл на разбойников. — Все назад!

Семён с трудом поднялся на колени. Руки у него были в грязи; тыльной стороной перепачканной ладони он утирал кровь с разбитого лица и тихо повторял:

— Батюшка, барин, не надо… Батюшка, барин, не надо…

— Ты б холопа свово послушал, вашсиятьство, — сказал главарь в синем армяке, подбочениваясь перед князем; один глаз у него был светлее другого и глядел куда-то в сторону. — Ещё зацепит сгоряча кто из ребятушек. Нам твоя кровь без надобности.

— Чего же тебе тогда? Денег?

— He-а. Велено токмо басурманские тюки попортить. А тебе, вашсиятьство, велено сказать, чтоб с хранцузами не якшался. Ещё велено сказать, чтоб вёл себя смирно и не лез, куда не просят.

— Кем велено?

— Того говорить не велено.

Сергей Лаврентьевич размахнулся, чтобы отвесить наглому мужику хорошую оплеуху, но тот перехватил руку и резко выкрутил. Князь охнул от боли.

— Осади! — вдруг послышался крик.

Никто не заметил, откуда взялся этот всадник. По-господски одетый молодой человек на вороном коне вылетел из-за телеги, поднявшись в стременах и держа шпагу наголо. Он наотмашь полоснул клинком того из бандитов-близнецов, что оказался ближе к нему.

Брызнула кровь. Раненый взвыл, схватился за разрубленное ухо и покатился по запакованному шару. Второй мужик проворно отпрянул, и шпага его уже не достала, лишь скользнула по ткани тюка.

— Осторожно, прошу вас! — жалобно простонал по-французски Гарнерен; он лежал на обочине, приподнявшись на локте.

Главарь прищурил кривой глаз, толкнул князя под ноги коню и потащил из-за голенища широкий длинный нож. Всадник натянул повод, чтобы не затоптать старика; атаковать бандита из такой позиции было неудобно.

Бородатый детина перестал ухмыляться, схватил оглоблю наперевес и ринулся в бой.

Молодой человек разворачивал коня, старясь объехать князя; главарь же перебрасывал нож из руки в руку и норовил встать так, чтобы лежащий князь мешал всаднику. Быстро подняться Сергей Лаврентьевич не мог, но смекнул, что надо делать. Он улучил момент и обеими ногами что было силы лягнул под коленки разбойнику. Тот упал с матерной руганью.

Воспользоваться удобным случаем всадник не успел: с телеги ему на спину прыгнул улизнувший мужик. Молодец удержался в седле и хлестнул шпагой через плечо. Мужику снова повезло: его спасла толстая шерсть армяка. Удар был болезненным, но не оставил раны; разбойник вскрикнул и ещё крепче вцепился во врага. Через мгновение оба очутились на земле. Шпага отлетела в сторону.

Освободившийся конь хрипло заржал и боком шарахнулся в сторону подоспевшего детины. Тот огрел коня оглоблей.

— Пошёл, холера!

В запястья упавшего главаря вцепился Семён. Он хотел отнять оружие, но слишком неравными были силы. Мужик в синем армяке рывком перевернул генеральского денщика и потянулся остриём к его шее, переплетённой вздувшимися от натуги жилами. Страшная рожа с глазами, налитыми кровью и глядящими в разные стороны, нависла над старым солдатом; сдерживать руку с ножом не было возможности. Семён уже прощался с жизнью, но подоспел князь и обрушил на голову разбойника подвернувшийся увесистый камень, спасая своего слугу. Обмякший бандит отвалился вбок.

Тем временем пришёл в себя и спрыгнул с телеги разбойник с разрубленным ухом. Кровь залила ему пол-лица и плечо. Мужик подхватил шпагу с земли.

— Порешу! — зарычал он, озверев от боли и ярости, и попытался неловко ткнуть шпагой молодого дворянина, который удерживал второго близнеца на земле в борцовском захвате. Дворянин вовремя заметил нападающего, рванул противника вбок и подставил его спину под остриё. С глухим звуком клинок вошёл в тело и пронзил лёгкое: мужик сдавленно крикнул, изо рта его хлынула кровь.

Воспользовавшись замешательством бандита со шпагой, молодой человек перекатился в сторону и вскочил на ноги. Умирающий скрёб ногтями землю возле Гарнерена. Француз не мог отвести взгляда от его окровавленных губ. Мужик прерывисто дышал; с каждым выдохом в лицо Гарнерену летели мелкие кровавые брызги.

Воздухоплаватель был мужественным человеком, но не воином. Он мог подниматься в невероятную высь к птицам, мог нырять из поднебесья с парашютом, но с расстояния двух футов человек, захлёбывающийся кровью, вызвал у него приступ дурноты. Француз почти лишился чувств и откинулся на траву. Рядом стоял убийца, тупо разглядывая окровавленную шпагу.

— Как же это я? — бормотал он. — Братушку-то?..

Бородатый детина отогнал коня, и теперь они с молодым дворянином боролись, держа оглоблю за концы. Оба оказались недюжинной силы, но мужик был крупнее и тяжелее, так что его противнику приходилось туго.

— Ваше сиятельство, — всхлипывал Семён, — век буду бога молить… жизнью обязан… от смерти лютой меня…

— Француза… француза посмотри, — отвечал князь, — живой ли?

Сергей Лаврентьевич тоже говорил с трудом. Здоровой рукой он прижимал к груди вторую, которую до хруста выкрутил кривоглазый главарь. Семён откатил от Гарнерена смертельно раненного бандита, приподнял французу голову и заглянул в лицо.

— Живой! — Он обернулся к князю и улыбнулся разбитыми губами.

Молодому дворянину рывками удалось обмануть здоровенного бородача. Тот потерял равновесие и после внезапного удара в колено выпустил оглоблю из рук, а молодец мигом перехватил орудие половчее и с размаху раскроил разбойнику череп…

…но ему тут же пришлось уворачиваться от шпаги: оторопь у бандита прошла, и он с утроенной яростью налетел на молодого человека, из-за которого только что заколол собственного брата.

— Куда ж ты, — насмешливо скалился дворянин, ныряя из стороны в сторону, — со свиным рылом, да в калашный ряд? Американца решил на вертел наколоть, как куропатку?! На, попробуй! Ты же благородной шпаги в руках никогда не держал, тварь чумазая!

Назвавшийся американцем походил сейчас на раззадоренного кота, который собрался немного поиграть с мышью, — несмотря на то что бандит целил ему в грудь стальным клинком, а для защиты в руках была только оглобля. Чёрные кудри молодца развевались на ветру, бакенбарды торчали дыбом, на губах играла жестокая улыбка, а глаза горели жутковатым весёлым огнём.

Игра и вправду вышла недолгой. Дворянин постоянно двигался — то отступал, то делал короткие тычки концом оглобли, пугая неуклюжего фехтовальщика. Наконец, он остановился; парировал один рубящий удар, другой; заставил бандита сделать выпад, отшагнул в сторону, махнул оглоблей с разворота — и тяжёлым ударом выбил у него шпагу. Мужик бухнулся на колени и заскулил:

— Не губи, барин… Христом-богом прошу…

Шпага вернулась к хозяину. Молодец обтёр клинок о рукав изорванного и перепачканного сюртука, придирчиво оглядел оружие и только после этого повернулся к князю с Гарнереном, которому помогал подняться Семён.

— Вы целы, господа? — спросил молодой человек. — Я смотрю, вам крепко перепало…

Оставленный им мужик зыркал по сторонам. Когда князь оглушил главаря, тот выронил нож. Носком сапога Сергей Лаврентьевич пнул оружие в сторону, от греха подальше. Но теперь нож попался на глаза разбойнику. Не поднимаясь с колен, он дополз до него, поднял…

…и резко вскочил, готовясь всадить клинок в спину молодому человеку.

— Gare! — крикнул француз.

Реакция была мгновенной. Не оборачиваясь, дворянин изогнулся и ткнул шпагой назад. Сражённый бандит, захрипев, плюхнулся лицом в грязь.

— Благодарю, мсье! — Молодой человек отсалютовал Гарнерену окровавленным клинком, — Видели, как я его, а?!

Глава II

Николай Петрович Резанов желал развеять печаль-тоску.

Чем ближе был июнь с белыми ночами, тем больше другие домовладельцы экономили на свечах. Но в особняке Резанова на углу Литейного проспекта с Пантелеймоновской улицей последние полгода окна кабинета и спальни светились круглыми сутками.