Мультяшка (СИ) - Романова Наталия. Страница 53
Глава 31. Максим
Максим проснулся к завтраку. В большом доме не случалось исключений, и завтрак подавали в одно и то же время.
Ночь была беспокойной. Мирослава уснула почти сразу после разговора, Максим же всё время пытался сопоставить факты, то, что он знал до этого, и что узнал вчера. Ему не хватало информации, а взять её было негде. Не ночью. Когда же сон, наконец, одержал победу, Мире приснился кошмар, по всей видимости, тот же, что и в первую ночь, когда она ночевала в доме Максима. Не удивительно, учитывая, что ей пришлось окунуться в воспоминания десятилетней давности. И какие воспоминания…
Максим не мог вообразить себя на месте Мирославы. Не мог даже представить, чточувствовала двенадцатилетняя девочка, пережившая подобный ужас, какой силы страх она испытала там, на дороге, и потом, когда пряталась, какое чудовищное отчаяние она, должно быть, испытывала в тот момент и в дальнейшем. Двенадцать лет. Возраст, когда человек уже понимает и помнит всё, а справиться, смириться с потерей сил не находит. А взрослый, найдёт ли?
Мирослава ёрзала по постели, плакала во сне, когда же проснулась — рыдала, пока не уснула снова беспокойным, каким-то поверхностным сном, и только под утро послышалось размеренное сопение, Мира уткнулась в подушку носом, закинула ногу на бедро Максиму и уснула уже спокойно.
Максим встал, старясь не шуметь, не разбудить Миру, хотя точно знал, по утрам её не поднять грохотом залповых орудий, и спустился к завтраку. За столом сидела прямая, как палка, Целестина.
Через несколько минут подошёл бодрый Сильвестр, и все приступили к еде, в полной тишине. Игната, ожидаемо, не было. Скорей всего, он проживал в одном из домиков для гостей, а значит, еду ему доставляли туда, если он на месте, а не мотается по служебным обязанностям.
После завтрака Сильвестр показал рукой в сторону кабинета и сам прошёл первым, широким шагом, держа спину прямо, как главнокомандующий на параде войск. Несгибаемой воли человек.
Восхищаться им или опасаться, Максим не мог для себя решить. Держаться настороже — самая верная тактика, пожалуй.
— Итак, ты обдумал? На чьей ты стороне? — в лоб спросил старик, когда уселся на своё неизменное место.
— Я на стороне Мирославы, — просто ответил Максим. — Только на её стороне. Пока вы защищаете её интересы, я на вашей, если пойму, что нет — простите, — Максим привычно закурил. Пепельница уже не покидала своего места, ставшего законным.
— Максим, — подала голос Целестина. — Ты вовсе не обязан это делать. У тебя всегда есть возможность развестись и отказаться.
Сильвестр Прохорович кинул уничтожающий взгляд на помощницу, та осталась невозмутима и холодна, как поверхность айсберга.
— У Максима есть своя жизнь, — голос Целестины звучал бесцветно, отрешённо. — У него есть родители, в конце концов. Я всегда говорила, что это не лучший план, ты не должен был…
— Я должен использовать все средства, — отрезал старик и смерил ассистента взглядом, от которого волосы на руках Максима зашевелились, и озноб прошиб спину.
Целестина осталась невозмутима, кажется, даже уголок её губ полез вверх в еле заметной усмешке. Они какое-то время смотрели друг на друга, не отрываясь, словно разговаривали. Максим был уверен, что беседа шла на повышенных тонах, даже с битьём посуды, в лучших традициях итальянских комедий.
— Целестина права, — старик уставился на Максима. — У тебя есть выбор.
— Мирослава моя жена, и выбора у меня нет, — отрезал Максим.
С точки зрения логики, Мельгелову слишком долго и слишком хлопотно добираться до состояния Мирославы по трупам, с точки зрения Мельгелова всё могло выглядеть иначе. В деловых кругах ходили слухи про его полукриминальные источники дохода, всё так и оставалось на уровне слухов. Такие же слухи ходили про происхождение денег Сильвестра и многих других игроков большого бизнеса.
А вот то, что Мельгелов не умел проигрывать — знали все наверняка, а он проигрывал сейчас, проигрывал по-крупному, так, что состояния Мирославы — особенно с учётом наследства после смерти старика, — слишком лакомый кусок для Мельгелова, чтобы поверить, что он не воспользуется ситуацией. Встать Максиму между Мельгеловым и Мультяшкой — выход для Миры. И возможный смертельный исход для Макса. Встать и уйти — практически гарантия сохранить себе жизнь.
— Почему нигде нет информации о вашем родстве с Мельгеловым? — ответил на все вопросы разом Максим.
Он оставался. Там, на втором этаже, спала крепким сном его Мультяшка. Жена ли, любовница или попросту девушка, которая до сих пор не знает, чего она хочет от жизни, не верит в свои мечты — она его Мультяшка.
Достаточно, чтобы остаться. Достаточно, чтобы рискнуть. И более чем достаточно, чтобы выиграть.
— Есть, если знать, где искать, — ответила за Сильвестра Прохоровича Целестина. — Я могу всё рассказать, — посмотрела на работодателя, тот отстранённо кивнул в знак согласия. — Покойная супруга Сильвестра Прохоровича, Антонина, родная сестра матери Мельгелова. Её имя Ангелина, с Антониной они были очень близки, погодки, Ангелина тяжело переживала смерть Тони…Прошло уже больше сорока лет, Сильвестр Прохорович разорвал все возможные контакты с ними, так что, никаких упоминаний в прессе или в других доступных источниках не было, хотя этот факт никогда и не скрывался.
— И всё-таки, — Максим понимал, что лезет не в своё дело, но ему была необходима максимальная информация. — Не испытываю иллюзий ни на чей счёт, но Мирослава — племянница Мельгелова, внучатая племянница этой Ангелины, если она жива. Неужели он зайдёт так далеко?
— Эта шизофреничка переживёт не только меня, но и тебя, — отрезал старик. — С годами она становится только злее и жаднее. Мельгелову есть в кого быть выродком, можешь не сомневаться, ни у кого из них не дрогнет рука, а эта старая тварь ещё и рада будет. Месть застилает ей глаза и разум.
— Месть?
— Думаю, правильней рассказать всё с самого начала, — прошелестела Целестина и посмотрела на Сильвестра, тот скрипнул зубами и перевёл взгляд на Максима.
— В те годы я работал механиком на заводе, о партийной карьере не мечтал, тем более — не мог представить вот это, — обвёл руками кабинет. — Приехала комиссия из Москвы, важная, высокая, приехала искать нарушения и нашла, и виновный был быстро найден, — показал на себя. — И отправиться бы мне на стройку века, как вызывает руководитель этой комиссии и предлагает сделку. Я женюсь на его дочери, а он меня отмазывает от срока. Ясно, грех прикрыть. Выбор не велик, — старик усмехнулся. — Жену свою будущую я только на свадьбе увидел, уже в Москве. Ребёнок родился мёртвым, можно было бы и развестись, но не принято тогда было, да и с карьерой мне тесть помогал. Я подумать не мог, когда в Москву ехал, как высоко прыгнуть могу. Так и остался с Тоней. Она хорошая женщина была, понятливая, только здоровьем слабая. Пять раз рожала после первенца, четыре раза мёртвых, в предпоследний раз мы мальчонку взяли, отказника. Я думал, она успокоится, ребёнок на руках, но чужой — и есть чужой. Никак его Тоня принять не могла. На ещё одну попытку решилась, врачи только руками разводили, да и какая раньше медицина была… Родила, тяжело, в реанимации три недели пробыла, была бы простая больница — не выжила. А сын живой родился, — Сильвестр улыбнулся. — Здоровый пацан, горластый, орал — всё отделение слышало, в весе прибавлял, хоть и искусственник. Я думал, придёт в себя Тонечка, не нарадуется. Пришла… наговорила ей тварь эта, Ангелина, что Толик тоже приёмыш, что её сын мёртвым родился, а этого я по договорённости взял, чтоб Тоня успокоилась. И убедила её! В те года генетической экспертизы не было, так и не разубедили мы Тоню, — Сильвестр прикрыл глаза. — Покончила с собой, прыгнула из окна. Ангелина, сука, с тех пор не успокоится, считает, я помог Антонине. Так и живёт с этим, и с убеждением, что Толя — приёмный, как и старший. Много разного потом было, лес рубят — щепки летят, а рубили не глядя, времена были тяжёлые, и сейчас они не легче, и никогда лёгкими не станут. Мельгелов не остановится. Ни он, ни его мать — шизофреничка. У меня нет никаких сомнений в этом. Лучше поверить мне на слово, чем убедиться на опыте.