Мультяшка (СИ) - Романова Наталия. Страница 59

— Тогда почему он заставляет? — вскинулась Мира. — Каждый год, зачем?

— Человек живёт столько, сколько его помнят. Он боится, что ты забудешь, и они умрут окончательно. Это не слишком умно, но твой дедушка всего лишь человек, однажды ты это поймёшь.

Мира зажмурилась, резь в глазах стала нестерпимой. Она не для этого летела, она не хотела вспоминать гибель семьи, не хотела говорить об этом, ей нужно разобраться с файлами, с Максимом Аркадьевичем, а не рыдать на заднем сиденье автомобиля, хлюпая носом на весь салон.

— Отвези меня в домик, — смахивая горячие слёзы, проговорила Мира.

— Девочка?

— Отвези, — упрямо сжала губы и уставилась в окно, смотря, как на развилке машина свернула по некогда знакомой дороге и двинулась в сторону от поместья.

Снег становился белее, если такое возможно, парковок для отдыхающих — меньше, пока не закончились большим рестораном с огромными окнами, с видом на горы. Они впечатляли своей величественной красотой, как зимой, сверкая белоснежными шапками и переливаясь горнолыжными склонами, так и летом, утопая в зелени и поблёскивая ледниками и ручьями, становившимися ниже бушующими потоками горных рек.

Дорога стала узкой, извилистой, уходила в лес, а потом и вовсе превратилась в труднопроходимые траншеи, пока, после поворота, резко не закончилась высоким, в два-три человеческих роста, забором. Водитель посигналил несколько раз, прежде чем раздвижные ворота открылись, и машина продолжила путь по хорошему покрытию, шелестя шипованной резиной.

Мира оглянулась, выбравшись у крыльца. Выросли некоторые деревья, некогда ухоженная территория, засаженная самшитом, с клумбами и альпийскими горками, выглядела большим пустырём. Снежный покров, заканчивающийся забором, и шум высоченного реликтового леса за этим глухим забором.

Дом всё такой же, огромный сруб, видно два этажа, а на самом деле их три. На третьем только две спальни, одна из них принадлежала Мире при жизни родителей и потом, когда жила здесь с Целестиной. На перилах крыльца висели покоцанные от времени полупустые кашпо, когда-то в них росли цветы, видимо, с тех пор, как Целестина перебралась обратно в поместье, бесполезные горшки так и висят, покачиваясь на сильном ветру. Нежилая обстановка, жуткая. Самый настоящий склеп. Полупустое кашпо, в котором давно ничего не растёт — олицетворение всей жизни дедушки, да и Мирославы тоже.

Целестина стояла поодаль, не подходя, пока Мира с опаской шла по деревянным ступеням, легко открывала дверь — петли не скрипнули, как ожидала Мира, — и ступила на порог.

Застыла.

Да, ничего не изменилось. Камин так же трещал поленьями, диван всё такой же старый, удобный и уютный, а рядом стеллажи с книгами, игрушками, фотографиями, незначительной ерундой, даже рисунок Миры, немного кривоватый, но симпатичный, прикреплённый на канцелярские кнопки, на месте. Всё так, как и было, когда Мира уехала.

Только развешенные по стенам фотографии резали глаз. Раньше такого не было. Леденящий кровь мемориал из фотографий погибшей семьи. Мира зажмурилась, прошла дальше.

Кухня была не освещена, как и почти весь первый этаж, на втором тоже дедушки не оказалось. Мира выглянула в окно, машина всё ещё стояла на месте, рядом с ней топталась Целестина.

Дедушка был на третьем этаже, откинулся в кресле и, кажется, спал. Мира постояла в дверях комнаты и подошла, тихонечко дотронулась до руки прохладными пальцами, дедушка тут же открыл глаза. Мира подумала, что если бы к ней подошли в месте, где заведомо никого не может быть, она бы перепугалась до смерти, а дедушка только открыл глаза, даже не вздрогнул.

— Мира? — он не выглядел удивлённым, будто ждал её. Предупредили, что машина свернула в сторону домика? — Хорошо, что ты приехала.

— Тоже так думаю, — вздохнула и сделала малюсенький шаг к единственному родному человеку, который ещё оставался у неё.

Единственному, кто не предаст, единственному, кто будет рядом, даже если Земля сойдёт с орбиты, а реки пойдут вспять.

Дедушка приподнялся, прижал к себе Миру, и та вдруг расплакалась, так, как хотела с того момента, когда закрыла дверь за Машей. Когда поняла, что Максим обманывает её. С того мгновения, когда что-то внутри лопнуло, вызвав пронзительный звон в ушах и острую боль в груди.

— Ну-ну, девочка, — одобряюще гладил по спине. — Всё наладится, — обещал дедушка, увещевал, хотелось верить, непременно верить, и даже получалось.

Через время, уже умывшись холодной водой, Мира посмотрела в окно. Целестины не было, она уехала, не зайдя в дом, оставив родственников вдвоём.

Дедушка расположился за рабочим столом в небольшой комнате, считавшейся кабинетом, и смотрел файлы, которые дала Мира.

— Сама обнаружила? — спросил, улыбаясь.

— Нет, — Мира подумала, что не стоит говорить, откуда информация, просто на всякий случай, скорей всего, дедушка всё равно узнает, будет проведено служебное расследование, но не от неё, и промолчала.

— Что ж, скрывать источники информации умно, — кивнул в одобрение. — Мне надо многое тебе рассказать, девочка, — после молчания добавил. — Сделай-ка нам по чашке чаю с чабрецом, наверняка эта старая где-нибудь припрятала, — почти засмеялся.

«Старая». Не Целестина, не помощница, а «старая» — некрасиво звучит, а так, словно говорит о близком человеке.

Мира поискала и нашла, обычная трёхлитровая банка с крышкой и приклеенной бумажкой с надписью «чабрец», рядом такая же с мятой и ещё с какой-то травой, Мира понюхала, пахло вкусно, но добавлять в чай побоялась.

Через час дедушка закончил свой рассказ. Мира водила пальцем по листу бумаги. На нём дедушкиной рукой была изображена схема, где находятся её деньги, и будут впоследствии деньги дедушки. Не обойдётся без потерь, это Мира видела и без пояснений деда, но основной капитал будет сохранён и достанется Мире, как и положено ей по праву рождения, по праву единственной наследницы, единственной внучки, девочки, оставшейся без семьи слишком рано и слишком страшно, девочки, которую любит дедушка, и всегда будет любить.

— Значит, я зря прилетела, — Мира вздохнула. — Зря подумала на Максима…

— Не зря. Ты защищала свои интересы, при этом предпочла разобраться в ситуации, не поддалась эмоциям.

— Я же уехала, ничего не сказав!

— А если бы сказала? Если бы Максим, и правда, разорял тебя, что бы было? — помолчал, выжидающе смотря на внучку. — То-то же. Ты приняла верное решение, позаботилась о своём будущем, о своей безопасности, приехав в место, где тебя точно не обманут… вот только я не вечный, девочка.

— Мне всё-таки стоит закончить экономический? Управленческий..? — Мира вздохнула.

— Стоит разобраться с тем, как это работает, — дедушка улыбнулся. — Ты можешь учиться у меня, у Целестины или даже у своего мужа, он дельный парень, хваткий.

— Мне не хочется…

— Скажи, ты ездишь на машинах?

— Я не умею водить, ты же знаешь.

— Но ты ездишь с водителем. Знаешь, где располагается водитель, а где ты, как пассажир, знаешь, что надо пристегнуться и пристёгиваешься, поглядываешь на скоростной режим и не сядешь с пьяным водителем. Так?

— Так.

— Я не прошу от тебя большего. Поверь, я найду способ защитить тебя, твоё будущее, твои деньги, даже после смерти, но ты всё равно должна понимать, что водитель не должен быть пьяным, а ремни безопасности не для красоты. А потом можешь открыть свой ресторан, даже сеть, когда ты этого захочешь.

«Когда ты этого захочешь» прозвучало, как решённый вопрос. Мира захочет открыть не только свой ресторан, но и целую сеть… Мира улыбнулась, не стала говорить дедушке, что она не хочет открывать даже бистро, не то что, целую сеть.

— Всему своё время, девочка, — дедушка засмеялся. — Давай прогуляемся перед обедом?

— Давай.

Были сумерки, полупрозрачные, с морозцем, паром от дыхания, звенящей тишиной. Мира забыла, насколько здесь тихо, сюда не долетали звуки горнолыжного курорта, не заходили туристы. Дикие звери, если и были, обходили стороной жилище человека, сотовый телефон не брал. Даже охраны здесь было мало, никто не стоял за спиной, и не сновала прислуга.