Мультяшка (СИ) - Романова Наталия. Страница 61

Спала ли той ночью Мира, Максим не смог бы сказать, глаза были закрыты, дышала она через раз, руки хватали пододеяльник или тянули на себя простынь. Он что-то шептал Мире, уговаривал, зацеловывал щёки, Мира была, как тряпичная кукла, такая же обмякшая, безвольная и молчаливая.

Среди ночи, когда показалось, что Мира всё-таки уснула, пусть поверхностно, Максим спустился на первый этаж. В кабинете Целестины горел свет, он зашёл. Целестина быстро перебирала пальцами по клавишам ноутбука, сосредоточено смотря на экран.

— Ты бы поспала, — Максим посмотрел на старческие руки, потом на лицо женщины. Возраст, как никогда, бросался в глаза.

— Завтра будет не до этого, — коротко ответила. — Доделала то, что не успел Сильвестр, в связи с расследованием, счета могут заморозить, мы не можем ждать.

— Я должен был об этом подумать.

— Ты должен был подумать о Мире, — Целестина вздохнула. — Как она?

— Не знаю, — Максим потёр лоб, только сейчас сообразив, что он стоит босиком и в махровом халате Мирославы, светло-бирюзовом, с карманами, из которых выглядывают длинные заячьи уши, ей он сильно велик, Максиму маловат. — Она не разговаривает и не плачет.

— Она справится. И с этим тоже, — Целестина кивнула сама себе, потом тяжело поднялась и пошла к выходу. — Завтрак в семь, как обычно.

Женщина была выкована из высоколегированной стали, Максим посмотрел вслед и уже на пороге остановил вопросом:

— Мельгелов? — никаких сомнений у него не возникало. С самого начала, как только он узнал о смерти старика, стало очевидно, что нервы у Мельгелова сдали, он пошёл ва-банк, глупо, в слепом отчаянии.

Как это случилось, почему служба безопасности сработала из рук вон плохо — вопросы, на которые ещё надо получить ответы, вот только старика это не вернёт. Бессмертие, увы, не продают.

— Никаких сомнений, — Целестина посмотрела сквозь Максима, сжала губы и сломала карандаш, который крутила в руках, сломала легко, как хлебную палочку.

Целестина вышла, Максим опустился на компьютерное кресло и набрал домашний номер, ответили сразу, несмотря на поздний час.

— Пап…

— Мы всё знаем, в новостях только об этом и говорят, долдонят и долдонят, журналисты торчат у дверей, но это неважно, мы с матерью продержимся. Как ты? Как Мира? Она пострадала? Сообщали о ранении, потом, что обошлось, мама звонила много раз, тебе, видимо, не до этого.

— Мира не ранена… позови маму, пожалуйста, — Максим зажмурил глаза.

Как же хотелось оказаться снова маленьким мальчиком, которого может спасти от всех невзгод мама, укрыть мягкими руками. Поверить, что это возможно, как по волшебству.

— Я здесь, — раздался сдавленный голос матери, было понятно, что она плачет и прямо сейчас сдерживается изо всех сил, чтобы не добавлять волнений сыну.

— Мам, Мира не разговаривает, совсем, это нормально?

— Что значит «не разговаривает»?

— Она молчит, с того момента, как я приехал, молчит и не плачет.

— Постстрессовое состояние, нужен специалист, Максим. Мире необходим специалист сейчас и впоследствии.

— Сейчас… — Максим посмотрел на настенные часы, глубокая ночь. Завтра бесконечно долгий день, необходимо многое решить, от организации похорон до встречи с ребятами из следственных органов и работы с Игнатом.

— Вы сможете с отцом прилететь?

— Да, конечно, мы с отцом смотрели рейсы, ближайший через четыре часа.

— Я вышлю машину, до аэропорта вас довезут. И, пожалуйста, мам, никаких журналистов.

— Конечно, мы всё понимаем.

После минутного раздумья, Максим набрал ещё один номер, говорил недолго, по делу, на том конце ответили согласием, другого Максим не ожидал, но всё равно почувствовал что-то, похожее на облегчение.

Когда Максим поднялся в комнату, Мира лежала в той же позе, в которой он её оставил. Одежда, брошенная на полу, его и Миры, была убрана, комплект сменной одежды для Максима лежал ровной стопкой на огромном кресле в углу комнаты. Он лёг рядом с Мирой и попытался уснуть.

Утро встретило ярким светом в незашторенное окно. Жгучий луч раннего солнца ударил по глазам, Максим на мгновение зажмурился, тут же поднялся и дёрнул гардины. Посмотрел на Миру — глаза закрыты, дышит поверхностно, ладошки вцепились в простынь до белизны ногтей… Спит?

Глава 36. Максим

Траурная церемония была больше похожа на ярмарку тщеславия в чёрных, траурных тонах. Хвост огромной процессии из автомобилей премиум-класса тянулся медленно, с почтением, и остановил свой ход у ворот последней обители хозяина «большого дома», пассажиры потянулись к свежевырытой могиле. Мужчины в чёрном, женщины, кутавшиеся в меха, прячущие пальцы с натуральными камнями в карманах, служба охраны, представители прессы и официальных организаций.

Целестина, прямая, высохшая за несколько дней ещё больше, с выпирающими даже сквозь дорогой мех костлявыми плечами, стояла, не шелохнувшись, будто даже не моргая. Рядом с ней стояла Мирослава, такая же прямая, до сих пор молчавшая, не обронившая ни единой слезинки.

Максим Аркадьевич кивнул рабочим, гроб с телом покойного начали опускать в землю, в полной тишине, под пронизывающий ветер и сырой снег, летевший в лица собравшимся. Траурные речи произнесены, последний долг отдан, все замёрзли, торопились укрыться в комфортных салонах машин и отправиться на поминальную трапезу.

Сильвестр Прохорович не терпел громких речей и напыщенных церемоний, он был атеистом до последнего вздоха, но уходил из этого мира под лицемерные речи о скорби и после отпевания в храме. Протокол должен быть соблюдён, на этом настаивала Целестина, в какой-то момент сказав, что «он поймёт», — именно так, словно о живом. Максим промолчал и организовал всё так, как требуется живым, мёртвому всё равно.

Мира оставалась на морозном ветру до последнего. Целестину увёл Игнат, держа под руку, та шла, покачиваясь, но спину продолжала держать прямо. Максим посмотрел вслед удаляющейся паре и взял Миру за руку. Ледяные пальцы обожгли руку, посмотрел в лицо, особенно в глаза — ни слезинки.

— Пойдём, — прошептал, — Мультяшка.

Мира качнула головой в знак отказа и двинулась по аллее вбок, остановилась у одинаковых надгробий и застыла. Максима пробил озноб, он подошёл следом за Мирой и стал читать имена и даты. Одна фамилия, одна дата смерти. Жуткая, морозящая душу картина.

Дом был полон соболезнующих, практически те же лица, что и на свадьбе пару месяцев назад, тот же пантеон небожителей и их окружение. Они по очереди подходили к Целестине, говорили заученные слова, а потом к Максиму. К нему — еле сдерживаясь, чтобы не начать обсуждать возможное взаимовыгодное сотрудничество. О том, что именно Максим наследник всего состояния Сильвестра, не было известно доподлинно, завещание ещё не было озвучено, Максим Аркадьевич не вступил в права, но новости уже облетели прессу, деловой мир, сплетни полусвета.

Король умер, да здравствует король!

На Мирославу смотрели с сочувствием, вот только сочувствие это вряд ли касалось смерти деда, скорее — потери его капиталов. По инерции, пока ещё не было достоверной информации, бывшей наследнице оказывали причитающиеся ей знаки уважения.

Тут же собирали оборудование журналисты, они были допущены на официальную часть, сейчас всех выпроваживала охрана, стоя рядом, нависая над душой, безмолвно давая понять, чтобы те поторопились.

Максим нашёл глазами того, кого искал. Данила Сергеевич Щербаков стоял, подпирая собой стену, в чёрном костюме, с убранными в хвост волосами, осунувшийся со времени последней встречи, он не был похож на себя.

Для чего он позвал этого человека?.. Он бы пригласил самого дьявола из преисподней, господа бога, Христа или антихриста, любого, кто мог облегчить боль Мультяшки.

Данила мог. Больно было признаваться в этом себе, но Данила Щербаков, рок-музыкант и наркоман, мог сгладить боль Миры. К своему ужасу, Максим это знал так же хорошо, как своё имя, именно поэтому он нашёл через Дэна Данилу и позвонил ему. Тот прилетел первым возможным рейсом, с ним же прибыл Дэн, чтобы быть рядом с другом.