Следы на пути твоем (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 7

— Варан — это не какая-то ящерка. Он ростом примерно с тебя.

— Как — с меня?! — лицо Стевина вытянулось и побледнело. — Так это ж дракон!

— Можно и так сказать. Только без крыльев и огнем не дышит. Правда, говорят, бегает быстро. И людей ест.

Больной поморгал, пытаясь осмыслить услышанное.

— И… что мне с ним делать, если найду? — сипло спросил он. Энтузиазм лечения таял на глазах. — Убить?

— Нет, зачем. Вараны любят спать в свете полной луны. Найдешь его, пока он спит — и потрись об него хорошенько. Его чешуя — просто чудо, почти все известные хвори врачует. А от твоего недуга — особенно хороша.

— Чем… Потереться?.. — голос бедолаги сорвался, и Виллем поспешно с силой прикусил себе внутреннюю сторону щеки: смех распирал беспощадно.

— Ясно чем. Страдающим органом. Только сначала убедись, что это самец. Полезешь так к самке — все, пиши пропало.

— А как… Что…

Два вопроса, видимо, слились в голове болящего воедино, так, что ни один не оказался произнесенным — но Виллем его понял.

— Как-как. Кота от кошки отличать умеешь? Точно так же.

— Под хвост смотреть? Дракону с меня ростом?..

— Ну, ты ведь хочешь исцелиться?

— А что?..

— К самке не лезь. Проснется — может тебя за самца варана принять. Войдет в охоту — не отпустит, пока ты ее не…

Больной все же не удержался — с каким-то приглушенным писком натянул одеяло по самый нос и попытался закопаться поглубже в подушки.

— А по-другому совсем нельзя?.. — отчаянно вопросил он из своего убежища. — Господин лекарь, пожалуйста… Неужели совсем нет никаких средств, чтобы без варанов и Азий?..

— Хм… — Виллем выдержал драматическую паузу. — Можешь попробовать иначе. Прикажи истопить хорошую баню с благовонными травами. Выпей пива с имбирем, перцем и медом. Распарь хорошенько поясницу, это способствует твердости, и иди к жене. А если вдруг мысли вернутся — вспомни о варанихе. Понял?

— Понял, господин лекарь, спасибо!

— И не медли: скоро Пост начнется, так или иначе воздерживаться придется.

Спустившись на первый этаж, Виллем столкнулся с господином ван Далле, как обычно, протянувшим ему щедрую оплату.

— Вараны, говоришь? — неожиданно спросил тот, фыркая от смеха. — Прости, не удержался, мимо двери проходил — заслушался… Спасибо тебе, Виллем, от души! Знал бы ты, как он нас извел!

Лекарь кивнул, принимая благодарность. Долго сдерживаемая улыбка осветила его лицо.

— Не смог удержаться, — признался он. — День был долгим и сложным, не хватило уже сил увещевать его полюбовно. Впрочем, плох тот лекарь, что врачует лишь симптомы. Смотреть глубже надо!

— Истинно так!

Возвращаясь к себе, Виллем все так же хитро улыбался. Что ж, может, происшествие с этим недорослем и вправду было послано ему свыше: помогло отвлечься, разогнало неотрывно стоявшую перед глазами картину располосованной руки Ленарда Герика, настроило на другой, почти что веселый лад… Даже усталость, казалось, отступила, позволяя провести вечер с большей пользой, чем попросту провалившись в сон. Поужинать не мешало бы и подновить запасы лекарств… А там и за рукопись можно взяться…

Он свернул на свою улицу — и сразу заметил у входа в свое жилище массивную фигуру еще одного пациента.

Пациента, которого он не ждал.

Комментарий к Пролог: Пути земные

Автор выражает искреннюю благодарность Ramster’у за консультацию по медицинской матчасти, в частности, в сцене лечения руки Ленарда. Большое спасибо!

1 — Верхняя одежда, обычно из шерсти на льняной подкладке с длинными рукавами. Надевалась и снималась через голову.

2 — Рецепты и травы, которыми пользуется Виллем, взяты из аутентичных средневековых трактатов: «Травника Апулея», «Канона врачебной науки» Авиценны и книги «Парижский домохозяин».

3 — Розард — мелкая латунная монета.

4 — Карты Хасселта 1440 г. я не нашел, использовал карту 1759 г.

5 — Иерархия «медработников»: на вершине — дипломированные врачи, закончившие университет (Виллем — один из них); ниже хирурги, самые опытные из которых получали право носить длинную, до земли, мантию, за что и назывались длиннополыми; банщики, костоправы и т.д. — в самом низу.

6 — Священнический сан имели не все монахи, равно как и не все священники принадлежали к монашеским орденам. Священники могли, в отличие от монахов, произносить проповеди на Мессах.

7 — Колокольным звоном обозначали начало ночи. В летнее время обычно в десять вечера, в зимнее — в девять. В некоторых регионах вечерний звон означал начало комендантского часа, но Виллему как лекарю, можно было находиться на улице в любое время суток.

8 — Виллем имеет в виду Авиценну.

========== Умирающий друг и взгляд Богородицы ==========

— Не ко времени, Виллем? — говоривший был высок и широк в плечах, на выбритом лице его выделялись темные глаза, смотревшие живо, умно, внимательно. Лишь несколько лихорадочный их блеск да румянец, слишком яркий даже для такого морозного вечера, позволяли заподозрить в нем какое-то нездоровье. — Смотрю, поздно ты. Я уж думал уходить. День тяжелый был?

— День как день, — улыбка лекаря смягчила сухость ответа. — Тебе я всегда рад, Марк, ты же знаешь. Входи скорее. И так уж, небось, продрог, а холод тебе — первый враг.

Тот, кого назвали Марком, вошел в жилище Виллема вслед за хозяином, остановился на пороге, ожидая, чтобы тот зажег свечи, затем снял и водрузил на прибитые у входной двери крючки шерстяной худ.

— Да я, как видишь, утеплился, — ответил он на последнюю реплику лекаря. — Видал, чем обзавелся? — он слегка повернулся сначала в одну сторону, потом в другую, демонстрируя длинный, по щиколотку, темный шерстяной плащ, отороченный по воротнику волчьим мехом. — Целое состояние выложил за него, не поверишь, тридцать полновесных флоринов. Зато полный круг[1], и грудь закрыта, — он указал на четыре латунные пуговицы, скреплявшие плащ спереди, затем начал их поспешно расстегивать. — Жаркий, собака — страсть! Так что не продрог я, скорее наоборот.

Обновка отправилась на крюк по соседству с худом, а вслед за ней — и просторный гоун из темно-зеленой шерсти, и освобожденный от верхней одежды посетитель прошел вглубь приемной Виллема.

— Снадобья, что ты давал, закончились, — пояснил он цель своего визита.

— Уже? — в голосе лекаря звучало удивление и немалая доля тревоги.

— Да, так уж вышло. Я больше трех пастилок в день старался не принимать, только если уж совсем кашель душил… Ну и с теми, другими, старался поменьше… Но в последние дней десять тяжковато стало… Я тут… — он не смог продолжить: кашель, словно только и ждавший упоминания о себе, набросился жестоко и яростно.

— На кухню пройди, — поспешно пригласил Виллем. — Там теплее.

Марк кивнул, последовал за ним, не переставая кашлять, поспешно прислонился спиной к теплой стенке очага.

— Медленнее дыши и ровнее, — приказал лекарь, быстро извлекая из сумки пузырек с какой-то настойкой и добавляя несколько капель из нее в кружку с водой. — Вот, выпей.

Пациент выполнил его указания — дыхание действительно выровнялось, и питье он выпил уже безо всяких помех.

— Вот так оно и идет, — пожаловался он, не спеша отрываться от приятно согревающей спину стенки очага.

Виллем качнул головой, показывая, что услышал его, поворошил угли, подбросил дров.

— Разгорится — осмотрю тебя, — сказал он. — А пока вина хочешь? И я ужин сейчас приготовлю.

— Нанял бы ты кухарку, — по тону Марка было понятно, что этот разговор он заводит не в первый раз. — Что мучиться-то? Мы вон на Марту нашу не нарадуемся. В кузне молотом отмахаешь, придешь — все на столе, с пылу с жару…

— Ну, второй-то Марты не найти, — отшутился лекарь, а затем уже серьезнее добавил: — Ты же знаешь, Марк: мне никто не нужен. Чай не ребенок, справлюсь. Раньше справлялся и теперь справлюсь. Так уж привык.