Любовь в наказание (СИ) - Волгина Надежда. Страница 6

— Простите, — смущенно пробормотала я. — Обещаю больше не нарушать ваш покой. Но и вы нам не мешайте, ладно?

Порыв ветра заставил застегнуть ветровку до верха и поежиться. Первые тяжелые капли застучали по крыше склепа. Сейчас ливанет, — не успело мелькнуть в голове, как молния прорезала небосвод, и раздался оглушительный гром. И ветер подул такой силы, нагоняя тучи, что открытый склеп уже от него не защищал. Пришлось спешно облачаться в плащ. Зато, стоило только надеть его на себя и спрятать голову под капюшон, как сразу стало тепло и спокойно. Даже если ветер не стихнет, и начнет хлестать косой дождь, до меня им теперь не добраться.

— Ну а от меня-то тебе что нужно? И почему ты такой?

— Для этого мне нужно рассказать тебе свою историю, — печально промолвил призрак.

— Валяй, у нас вся ночь впереди.

Больше ста лет назад, в глухой русской деревушке жила-была колдунья… Не так ли начинается большинство сказок? Именно! Только вот Антип рассказал мне историю совсем не сказочную, и конец ее даже мне показался страшным по вероломности и несправедливости.

Злющая была колдунья, настоящая ведьма. Сила в ней кипела такая, что сдерживать ее получалось не всегда. Когда вырывалась она из-под контроля, творила колдунья страшные вещи. И не только в родной деревне, а и окрестностями не брезговала. Простор нужен был ее коварной и метущейся душе. Знающие поговаривали даже, что могла она оборачиваться. То волчицей обернется, да охотника задерет в дремучем лесу, то в лису перекинется, да ходит по деревням, кур таскает… Резвится так, значит, не с голода. Придушит курицу, да бросит ее подыхать возле сарая. А бывало даже, когда выброс силы был особенно мощным, становилась она медведем. Вот тогда свирепствовала по полной, не дай господь кому оказаться на ее пути. Выплеснет злобу колдунья и притихнет на какое-то время, пока снова в ней бес не разыграется.

Рос у колдуньи этой сын. Только вот совершенно не похожий на мать он был. Настоящий молодец, раскрасавец удалой. Как только вошел он в пору юношества, стали увиваться за ним деревенские девки. Табунами ходили, наперегонки старались обратить на себя внимание. Да только не до девок ему было, когда такая мать рядом. С малолетства она одолевала его колдовством, обучить хотела всему, чего сама умела. А он был против, потому как душой его боженька наделил доброй, в которой было столько места для сострадания, что редко в ком встретишь. Добро хотел он нести в массы и даже собирался податься в священники. Да только мать костьми легла на его пути, когда исполнилось сыну восемнадцать лет. Угрозами заставила остаться дома, не подаваться в город. Пообещала, что коли бросит он ее, то изведет всех жителей деревни.

Так и пришлось Антипу остаться жить с матерью, чтоб уберечь людей от ее бесчинств. Только и с нее он взял слово, что отныне не будет она вредить никому.

Долго ли может протянуть ведьма, которой обрубили крылья? Можно ли сдерживать магию, которая сильнее тебя? Нет. Вот и мать Антипа принялась чахнуть на глазах. Но помня обещание сыну, продолжала вести почти добропорядочный образ жизни. Так, занималась иногда черной магией, привороты там, отвороты, по мелочи, в общем. Только ни избавления, ни утешения ей это не приносило. Ее же магия медленно, но уверенно разрушала ее изнутри.

Не раз заводила колдунья с сыном разговоры, что надо бы ей передать ему силу, как единственному родному существу. И каждый раз Антип оставался непреклонным. Видел страдания матери, но не хотел пускать черноту в душу. Боялся, что не сможет совладать с ней. А когда исполнилось ему двадцать пять лет, мать слегла окончательно. Силы покинули ее, и с постели она уже так и не поднялась. Перед самой смертью, она воспользовалась своими правом передать сыну силу не по доброй воле. Во сне заставила принять ее и запечатала в нем силу своей магией, которую выплеснула с последним вздохом.

Антип ненадолго замолчал, и я поймала себя на том, что приуныла как-то от его рассказа, который живо себе представляла. У меня словно промелькнула перед глазами его жизнь, в те старо давние времена.

— Получается, ты тоже колдун? — нарушила я первая молчание, поняв, что призрак задумался крепче, чем хотелось бы. Да и время уже давно перевалило за полночь. Засиживаться на кладбище до утра не хотелось.

— Сам я себя таким не считаю, но мать свое дело знала хорошо. Силу ее я в себе чувствовал при жизни.

— И ни разу не применил?

— Ни единого во зло, хоть и трудно было порой сдерживать себя.

— А дальше?.. Что случилось дальше?

Во мне все больше зрела уверенность, что его рассказ напрямую связан с тем, почему сейчас он и не призрак, и не человек.

— Дальше? — откликнулся он, и мне показалось, что слабое эхо прокатилось под сводами склепа. — Дальше стал я ведьмаком, как ты уже догадалась. Но старался, чтобы колдовство мое несло людям добро. Врачевал помаленьку, роженицам помогал, погоду заговаривал на урожай… Всего помаленьку в общем.

— И?..

Что ж это такое! Приходилось тащить из него слова клещами, словно чем ближе к развязке, тем тяжелее ему становилось рассказывать.

— А потом меня убили, — выдохнул он. — Собрались люди моей деревни и отрезали мне голову, когда я крепко спал.

— Как убили?!

Я почувствовала, как волосы зашевелились на голове от ужаса.

— А вот так. В деревне у нас случился падеж скота. Ну люди и обвинили во всем меня. Нужен был козел отпущения, вот и выбрали. Самосуд, в общем, учинили, — закончил он равнодушно так, будто речь шла и не о нем вовсе.

— Вот же дерьмо! — воскликнула я и тут же зажала себе рот рукой. Хорошо, что от ливня, что вовсю бушевал вокруг нас, шума было гораздо больше, чем от меня. — Да как же они могли?!

— Что теперь об этом говорить. Деланного не воротишь.

— Что же получается? Тебя казнили за то, чего ты не делал при жизни?

Я задумалась. Кажется, где-то про такое я уже слышала, только не помню, кто рассказывал. Если ведьмака карают за зло, которого он не совершал, то душа его не сможет найти упокоения, а тело не станет призрачной тенью. Что-то там еще про таких говорилось, но память моя отказывалась вспоминать, как не напрягалась.

— А от меня-то ты чего хочешь?

Нет, я, конечно, сочувствовала ему всей душой и готова была помочь, но ума не прилагала, как это можно сделать.

— Хочу чтобы ты изменила ход истории. Либо заставь меня совершить зло, за которое и поплачусь в последствии, либо отведи руку убийцы.

Кажется, у меня отвисла челюсть от изумления. Только и могла, что смотреть на Антипа, хлопая ресницами.

— Ты в своем уме? Как я по-твоему смогу попасть в твое время?

— Сможешь, если сильно этого захочешь?

— И что же меня может заставить этого захотеть?

— Тут есть три варианта, — усмехнулся он. — Первый, а именно желание помочь, я отвергаю сразу, потому что тебе это не свойственно. Второй — это плюс к твоей черной карме, если заставишь меня при жизни стать колдуном. Ну и третий — подчиниться чужой воле.

Только я хотела ему возразить, как почувствовала резкую боль в клейме. Не выдержала даже и прижала к нему пальцы. Благо, боль так же быстро прошла, как и появилась.

— Что за клеймо у тебя на любу? — заинтересовался Антип.

— Клеймо проклятия, — скривилась я. — Случайно получилось…

— Я так и подумал почему-то, — снова усмехнулся он, и глаза его блеснули в темноте лукавством.

— Слушай, ну почему я? Мало что ли есть ведьм? Может кто и согласится помочь тебе.

— И ты думаешь, что они толпами ходят по кладбищу? — разозлился Антип. — Да чтоб ты знала, за все время, что я тут, кроме выжившей из ума старухи, что померла лет пятьдесят назад, да тебя с матерью больше никто из ведьм и не забредал на это кладбище. Мать твоя слишком лютущая, да и в возрасте уже. Остаешься только ты.

— А что ты там говорил про чужую волю? — встрепенулась я, припоминая. — Уж не себя ли имел ввиду?

— Не себя. Скоро ты все узнаешь.

— Да ну тебя! — махнула я на призрака рукой и встала с лавки. — Надоело слушать твои бредни, пора домой. В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем приближаться ко мне. Не посмотрю, что ты такой полупризрачный, по ветру развею!