Дело о красной чуме (ЛП) - Сэйнткроу Лилит. Страница 9

Воск трещал и скрипел. Симфония его разламывания доказала его происхождение, но свечу можно было украсть. Или конверт могли оставить в церкви, чтобы он пропитался запахом.

Кто бы зашел так далеко?

Он подозревал. О, как он подозревал! Другой человек, не ментат, назвал бы это ощущение прекрасным напряжением, как миг перед тем, как любимая падала в объятия. Приятный зуд.

Он подвинул письмо. Дорогое, использовали конверт, а не написали адрес на другой стороне хитро сложенного послания. Но влюбленные и соперники шли на все. И конверт мешал уловить подсказки в складках послания.

Он еще раз понюхал сложенную бумагу. Тот же запах мирры с едкой нотой, но не от чернил.

«Сточная вода. О, твой побег был ближе, чем я подозревал. Хорошо».

Одна страница, послание было простым.

«Дорогой сэр, ваша гениальность оценена. Прошу, окажите честь, признав меня своим другом, а не просто раздражением. Я в надежде. Поклонник».

Все тело Клэра чесалось и покалывало от предвкушения. Он закрыл глаза, способности пылали в голове как звезда. Два предложения были полны значения, важна была даже форма букв.

— Мой дорогой доктор, — прошептал он в тишине комнаты. — Еще игра? Хорошо.

* * *

Неаполитанец разглядывал его.

— Я знаю этот взгляд, сэр.

— Хм? — Клэр рассеянно высыпал пепел из трубки, моргая. — Уже вечер?

— Си, — на стол обрушилась стопка газет, Валентинелли медленно повернулся по кругу, его темные глаза обыскивали поверхности. — Вы что-то затеваете.

— Я тихо сидел пару часов, мой хороший.

«Просто упражнялся в разном, готовился к игре с доктором».

— Очень тихо. Как и должен инвалид.

— Ха! — Людо взмахнул рукой, показывая неприличный жест, популярный в порту. — Вы жалуетесь и жалуетесь. Стрига хочет позаботиться о вас, чтобы вы отдохнули и поправились.

— Я не хочу лениться. Ты долго был со мной и это знаешь, — даже для себя он звучал сварливо.

— Сегодня я не ваш человек, а dama di compagnia, — он оскалился. — Она оставила вас в руках Людо, потому что вы глупый. Я говорил, что пистоль решил бы все проблемы, паф.

«Думаешь, если повториться, я вдруг соглашусь?».

— Я хотел поймать человека, а не убить.

— Так я бы ранил. Больше веры, mentale. А сейчас глупое время чая. Француженка меня прислала за вами.

— Мадам Нойон так добра, — Клэр потянулся, и ему вдруг стало неудобно в кресле, тощее тело напомнило, что он слишком долго был в трансе ментата. Плоть, конечно, плохо подходила для хранения души, посвященной чистой логике.

Ментат не был логическим двигателем. Их способности порой лишь приближались к этому прибору, а порой Клэру приходилось признать, что прибор лучше. Гонка за логикой была опасной даже для любителей делать это. Но было ужасно неприятно ощущать, как этой погоне мешает стареющее тело.

Он не переживал от этого так сильно, как от страха — да, страх был, ментат не был лишен Чувств — что он доберется до предела возможностей. Исчерпает их, и блеск логики и дедукции померкнет.

Это будет ужасно, как ад старой церкви, и даже англиканская это упоминала.

Он дольше, чем хотелось, поднимался на ноги, а вот пиджак поправил быстрыми движениями. Его колени были подозрительно… шаткими. Иначе и не опишешь.

Людовико смотрел пристальнее, чем Клэру хотелось.

— Ох, сэр, я же не упаду в обморок, — Клэр выпрямился. Чай выпить он сможет.

— Выглядите ужасно, — но больше неаполитанец болтать не собирался. — Идемте. Француженка хоть угостит выпечкой. Людо голоден. Скорее.

Глава восьмая

Только если не сердишься

«Ространд» был не старым отелем, но подходил для гостей королевской семьи. Редкие местные могли остановиться в такой роскоши, она слишком напоминала континент. Стены были покрыты камнем, и поток эфира не потревожил бы гостей с любым талантом к магии. А их силы не повлияют на окружение.

Рудьярд не был чужаком. Он родился на солнце и ветре Индаса, это было почти империей, но… некоторые его таланты все еще вызывали сомнение, когда он покидал границы континента.

«Это точно его бесит».

Было несложно найти его в кофейной комнате в стороне от вычурного лобби с сияющей люстрой и шипящими чарами. Зеркала в позолоченных рамах отражали модные шляпки с перьями на кудрях женщин, парижская мода в этом году предпочитала темные цвета, и мужчин в серьезном черном, и все чужаки выглядели болезненно, как бы дорого ни одевались. Горели газовые лампы, их свет смягчал грани и выделял нюансы цвета, которые солнце выбелило бы. Утренний морок не делал ее слишком чувствительной, но она все еще быстро моргала. Даже свет после дождя порой был слишком сильным.

Французская мода была заметна, Эмма умелым взглядом запоминала лица, пока послушная память отвечала именами для некоторых из них. Некоторые гости тут наблюдали — посол из Монако, например, худой, очень модный и побывавший у королевы. Его маленькое княжество не придавало ему важности, ходили даже тревожные слухи о нем, и это потребует внимания со временем.

Кофейная комната была залита солнцем, сделана в восточном стиле. Голубые подушки с позолоченными кисточками, красивый кальян у камина — реликвия из путешествия — и клетки обученных канареек, что беспокоились от шума.

Нет, заметить Кима Финчуильяма Рудьярла было совсем не сложно. Маленькая обезьяна суетилась вокруг его умного лица, сияла серебром и визжала так, что болели уши, разбивались все зеркала и стекла в атриуме «Ространда».

Несколько работников спешили принести что-нибудь, что успокоит зверя или его хозяина. Тот сидел, не переживая, в большом кожаном кресле у камина, перед узким загорелым лицом была раскрыта газета.

Его одежда была серьезной и удивительно хорошей, его жилет не скрывал подтянутую фигуру, а плащ точно был лучшим из поместья Бурлингтон. Вкус Рудьярда был консервативным, но скрытое желание быть модным прослеживалось. Молодому Рудьярду помогало то, что он бывал вне Острова.

Нос был слишком крючковатым, скулы слишком широкими, а кожа — загоревшая от индусского солнца, но он все равно не был таким смуглым, как местные жители пряной страны. Он казался грубым как орех, но сейчас был просто необычным. Золотое кольцо свисало с его уха, его волосы были слишком светлыми для Индаса, но темными для Британии. У него не было усов, и хотя его цвет не был грязным, как у многих метисов, его экзотика была опасной.

Она не видела при нем нож с рукоятью из темного дерева, но это не означало, что он не вооружен. Эмма неспешно приближалась к нему, отмечая взгляды и восклицания рабочих отеля. Микал коснулся ее плеча на миг, она кивнула.

«Конечно, он вооружен. И видно, что он из Индаса. Узнал ли ты больше о нем?».

Вопрос с кричащей обезьяной был решен, когда существо заметило ее. Оно застыло, раскрыв широко рот, сверкая острыми зубами, большие глаза смотрели на Эмму.

Не на нее, а за ее левое плечо. На Микала.

«Это очень интересно».

Внезапная тишина потрясала. Край газеты Рудьярда дрожал, и Эмма остановилась на вежливом расстоянии и смотрела на обезьяну. Создание было странным, может, Виктрис даже позабавило бы. Крики могли заглушить ворчание ее недовольного супруга. Можно ли было так использовать ситуацию?

Как и Клэр, она отложила этот вопрос для рассмотрения позже. Ее губы дрогнули, она прогнала нежность с лица, вернула нужное выражение.

Верх газеты снова затрепетал. Рудьярд медленно вдохнул.

— Как старое темное вино, — его баритон с легким акцентом был приятным. — Пряность магии и пыль могилы. Неужели? — газета опустилась, ореховые глаза, скорее золотые, чем зеленые, окинули ее с головы до пят. Эмма страдала, улыбка застыла на ее лице. — Правда. Ну, ну, — он плавно встал и оказался очень высоким.

— Сэр… сэр, — крупный мужчина в плохо сидящем костюме и с потными руками приблизился к нему. — Сэр, это существо…