Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович. Страница 26

– Куда гонят? – опешил я.

– Да на Химэй, – зло сказал водитель. – На Простор на ваш стёганый…

– И что там с ним делают?

– Это уж вам видней. Говорит, на стибриум меняют. Кто его видел, этот стибриум? Одни разговоры…

Новое дело… И людей, выходит, туда, и мусор туда… Интересное местечко!

– Уговорил ты его – ну и правильно сделал, – продолжал водитель. – Всю душу вынул, гнида… Хоть какая-то с вас польза, с Достигаев…

– А сами-то вы верите в Химэй? – не подумав, спросил я.

– А вот это уж – моё дело! – закричал он и дал по тормозам. – Под нигилизм подводишь, чекистская морда? На мобилу пишешь?

– Да нет, что вы… – сказал я. – Просто… Так у вас всё изменилось!

– Вылезай, – сказал он. – Вот тебе самый центр. Любуйся на свой Химэй, а с меня хватит!

– Да и хрен с тобой, – попрощался я и вылез из джипа.

Он не обманул – я очутился на центральной площади, которая раньше носила имя Ленина, а теперь уж и не знаю кого – то ли Свободы, то ли Равенства, то ли вообще Братства…

– Ну, здорово, что ли, Лукич, – сказал я, обращаясь к памятнику. – Давненько не виделись…

Задрал голову и ахнул.

Вместо привычного серого вождя на высоченном постаменте был укреплён огромный экран. Чтобы рассмотреть его как следует, мне пришлось отступить на несколько шагов.

На экране, заслоняя угольно-чёрное небо, летел среди звёзд, вращаясь, гигантский серо-коричневый булыжник. Двигался он неумолимо, сопровождаемый низкими пульсирующими звуками. В правом углу на табло сменяли друг друга цифры, причём бессистемно: только что число было трёхзначным, но в следующую секунду оно удвоилось, потом сократилось до цифры «пять» – и вот уже сорок миллиардов с копейками…

Потом вспыхнули буквы:

Ага, пресловутый астероид… Ну, я бы понимал, если цифры обозначали или расстояние, или количество дней до предполагаемого столкновения. Но там же какой-то генератор случайных чисел! Или этот ихний Бриарей движется не по рассчитанной орбите, а шарашится по Космосу, как заблагорассудится? Странный какой-то астероид… И странная агитация…

Только сейчас я заметил, что понемногу вращается на своём пьедестале и сам экран. Летящий булыжник выглядел на редкость неприятно. Весь в каких-то лишаях. То ли обойти установку, то ли… Ладно, я не Бриарей, я дождусь… Астероид врезался наконец в земной шар, и побежали навстречу друг другу огненная волна и океанский вал…

…На другой стороне огромной панели чернела всё та же космическая бездна. В ней висел блестящий полый цилиндр, наполненный мягким бледно-жёлтым светом. Когда цилиндр повернулся торцом, стало понятно, что источник этого света находится внутри – сияющий шарик. Цилиндр продолжал поворачиваться, и в светлом тумане начала проясняться его внутренняя поверхность – голубая и зелёная. Зазвучала хрустальная мелодия. Возникли очертания континентов и океанов, бесконечные извивы рек и горных цепей; поверхность приближалась, и уже можно было различить изумрудные пятна лесов и золотые прямоугольники полей. На мгновение во весь экран поднялся целый город, но был он не скопищем кварталов и не сборищем башен – небольшие дома вольготно располагались тут и там, и в этой вольготности чувствовалась некая тонкая гармония. Потом возник другой город, враставший в джунгли, – храмы с ребристыми куполами, лианы, оплетающие колонны, какие-то существа, рыскающие по крышам… Рассмотреть их как следует я не успел – передо мной уже была степь, и по сочной высокой траве невероятно длинными прыжками неслась бесконечная стая тонконогих рогатых животных, и такие же тонкие, высоченные люди преследовали их, но не убивали – ловили за рога и отпускали, чтобы снова состязаться в беге. Степь сменилась сугробами – но чувствовалось, что это не царство смертельного холода, не Белое Безмолвие, а просто заповедник зимы для желающих: такие же высокие люди в лёгких одеждах кружились под наряженной прямо на корню ёлкой и перекидывались снежками…

…По берегу моря бежала пара молодых богов баскетбольного роста. Они держали друг друга за руки и хохотали, как на рекламе зубной пасты. Да ведь это и была реклама, потому что во весь экран загорелась надпись:

В доказательство последнего пункта небеса Эдема снова свернулись в свиток, а из свитка выкатился маленький земной шарик – сначала один, потом другой, и вот уже великое множество глобусов заполнило экран. Действительно, в Большой Трубе места хватит всем… Вариант Сферы Дайсона или Мир-Кольцо… Простенько и наглядно…

Я стряхнул наваждение. А-ба-жаю! Нечего тут меня за Советскую власть агитировать. За антисоветскую тоже. Вот пойду в библиотеку и сам во всём разберусь… Развели космогонию…

Но вот убрать с постамента надпись «Ленин 1970» то ли поленились, то ли не посмели… А то ли решили – пускай вождю лучшим памятником будет невесть откуда взявшийся Химэй.

И корзинки с цветами – и скукожившимися, и свежими – стояли у подножия постамента, как в былые годы, когда пионер Мерлин в белой рубашечке с красным галстуком декламировал тут вирши местного гения:

Оставалось только перейти дорогу и подняться под сенью имперских колонн по мраморным ступеням до дверей, ведущих к неисчерпаемому источнику знаний. Надеюсь, что Достигшему выдадут необходимую литературу и без читательского билета. И в читальный зал пустят. На худой конец, я же всех там помню по имени-отчеству, в том числе и гардеробщиц с вахтёршами – удивительно долголетняя публика… Сколько замечательных часов я провёл тут в юности, когда родительская библиотека оказалась на сто рядов перечитанной, а районная детская и вовсе перестала меня устраивать… Взять подшивки «Известий», но с какого именно года? Откуда есть пошла Химэйская земля? Или проще сперва залезть в тематический каталог?

Но гадать мне пришлось недолго, потому что дверь оказалась заперта. Обычное дело – дверей штук шесть, а открыта только одна. Значит, не угадал… И опять не угадал… И опять… Неужели поменялось расписание?

Но не было на стене никакого расписания. Исчезли даже две симметрично разнесённые таблички, гласящие, что здесь помещается Краевая фундаментальная ордена Трудового Красного Знамени библиотека им. Доры Кривой. Зато на двери имелась красная кнопка, а под ней приклеена была бумажка с корявой надписью «Жать сдесь».

Я и нажал – от отчаяния.

Внутри здания, казалось, заскрипели огромные заржавленные шестерни разводного моста. Потом в одной из массивных дверных створок распахнулось окошечко – сроду его раньше тут не было. В окошечке еле поместилась опухшая физиономия – и даже где-то рыло. Рыло это никак не сопрягалось не только что с фундаментальной библиотекой, но и с отдельно взятым букварём. Фатально не везёт мне нынче на собеседников. Один попался интеллигентный человек, и тот растлитель с удавкой…

– Ну хрюли надо? – просипело Рыло. – О, извиняюсь. Счастлив день и всё такое… Я в курсе, что Достигаям положено, только бармена всё равно нету… Так за углом рюмочная есть, там свежий хаш замутили, я уже проверил – оттянуло…

– Я, собственно, в библиотеку… – зачем-то сказал я, хотя всё уже было понятно.

– Ты что – больной? Библиотека тут ещё при царе была! Книжки все в подвале. Хрюли книжки?

– А что здесь теперь? – полюбопытствовал я.

– А вон что! – Рыло показало глазами куда-то вверх.

Там между колоннами была укреплена капитальная вывеска. Чтобы рассмотреть её, мне снова пришлось отступить назад и вниз.

Трёхмерная вывеска изображала знаменитую кустодиевскую купчиху, держащую чайное блюдце, – только обнажённую по пояс. Остальное заслоняла скатерть. Буквы стилизованного под устав шрифта гласили: