Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович. Страница 81
– Ну и? – умоляюще сказал Печкин.
– Баллончик ты у неё отобрал, – сказал Матадор. – Но тут нарисовался наш доблестный майор…
– А-а! – вскричал Печкин. – Значит, это он меня по голове…
– Нет, – сказал Матадор. – Если бы это он тебя по голове, сейчас толковал бы ты с апостолом Петром, в лучшем случае – Пилюлькиным, он как раз дежурил на больничке, ибо в бар медикус не явился. Но не тронул тебя майор, а взял Синильгу под локоток и очень так деликатно повёл наверх…
– Какой позор, – простонал журналист. – Я ей, наверное, фотосессию в «Космополитэн» обещал…
– Не без этого, – кивнул Матадор. – Но Синильга – девушка гордая, салажнёй брезгует… Почему ты ещё сидишь? Умываться, жрать – и в дорогу! Сталкер должен покорять Зону в любом состоянии!
– Сам же говорил – не ходи в Зону с бодуна…
Печкин застонал, встал и пошёл умываться…
…Когда они с Матадором спустились вниз, оказалось, что в зале вовсю ещё спят на полу человек десять, Батюшка продолжает чтение, а месье Арчибальд собственноручно протирает стопки. Да ещё из тамбура доносились удары и звяканье – должно быть, Колчак пытался как-то облагородить своё рабочее место, а технарь Марконя налаживал связь.
– Мы что – первые? – сказал Матадор.
– Нет, – сказал бармен. – Майор уже давно ушёл по своим делам. И как-то без него мне спокойнее, хоть он и платит…
– Как – ушёл? Без снаряги, без ПДА и прочего? – воскликнул Матадор.
– А он всё равно не умеет с ними обращаться, – сказал Арчибальд. – Он и резину свою оставил, аккуратно так упаковал и оставил… А из оружия, наверное, один «макар» – именной, за безупречную службу…
– Что же ты его не остановил? – сказал Печкин, хоть и стал ему Каргин удачливым соперником.
– Да мы со святым отцом ему говорили… Батюшка оторвался от «Жюстины» и молвил:
– Что приборы! Тлен! Я его исповедовал, причастил, благословил на ратный подвиг. Вот ещё иконку дал ему – Никола скоровспомогательный…
– Правильно тебя из попов выгнали! – рявкнул Матадор. – Иконку… Садист проклятый!
Сталкеры начали вылезать из спальников, прислушались…
– Ну, майор зажёг! – сказал Мастдай. – Где будем теперь кости его искать?
– Он же ничего тут не знает, – сказал Паганель.
– Может, он вчера кому что сказал? – спросил Матадор.
– Не знает он тут ничего, – повторил Паганель.
– Синильга! – осенило Техаса.
– Ага, – сказал Матадор. – В минуту полной откровенности…
Техаса и послали за официанткой в служебный номер.
Она появилась в новом французском халатике, и сопровождал девушку сияющий Киндер.
В ответ на расспросы Синильга сказала:
– Не откровенничал ваш майор со мной.
– Правильно, – сказал Огонёк. – К чему слова, когда так страстны взоры?
– Дурак, – сказала Синильга. – Он только про моральный облик говорил. Как честный мент. Насрамил, довёл до служебки – и всё…
Печкин старался не смотреть на красавицу, да и на Киндера – вот же хоббит недорезанный! Без фотосессии обошёлся!
Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты – он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк:
– А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент…
И сталкеры устыдились – люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему…
– Он Нам Мент, – повторил Матадор. – Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда…
– Ага, – сказала Синильга. – Каждый за себя, один Белый за всех…
И вдруг заплакала.
Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак:
– Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые.
Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил.
…На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта.
Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо – какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить.
А вот Топтыгина не узнать было невозможно, хоть и стало дитя тайги отпускать бороду, несмотря на жару.
– Всем привет, – сказал Белый. – Алла Мефодьевна, скажите, пожалуйста, Евдокии Викторовне, что Анатолий Петрович жив, хотя и ранен…
Синильга всплеснула руками и побежала наверх – обрадовать Кобру. Или огорчить. Но скорее обрадовать, потому что дело-то было в Зоне, где ранение приравнивается к везению!
Все вопросительно воззрились на Белого.
– В присутствии дамы неприлично пользоваться кличками, – сказал Белый.
И голос-то у него был бесцветный…
– Да мы не к тому, – сказал Техас. – Что там с Ниндзей?
– Мы с господином Топтыгиным нашли Ниндзю и ещё двоих, судя по всему, мародёров, на тропе, ведущей к Михалёвке, – сказал Белый. – Все трое подранены, именно подранены, все попадания – в ноги. По моему мнению, развлекался снайпер. Выяснять подробности было некогда – они и так потеряли много крови. Пришлось нести их до армейского госпиталя, он всё-таки поближе. Там дежурил какой-то незнакомый врач. Поначалу он не хотел принимать пострадавших, но я заявил, что не вынесу больше ни одного военсталкера, хоть и покривил при этом душой… Ногу Ниндзе спасут, двум другим не обещали…
– Правильно, – сказал Мастдай. – Пусть попрыгают мародёры. Хрюли вы этих козлов вытаскивали…
– Этот вопрос я вообще не хотел бы обсуждать, – сказал Белый. – Даже господин Топтыгин больше не спрашивает меня об этом.
– Так вояки их, поди, уже расстреляли, – мечтательно сказал Мастдай. Когда-то его, зелёного совсем, обчистили на Свалке и отобрали редкостную находку – «дедушкин ключик». Новичкам счастье, но недолго оно длилось…
– А этот вопрос и подавно вне моей компетенции, – сказал Белый.
Тут с лестницы ураганом скатилась Кобра, расцеловала на ходу Белого, легко, словно калитку, распахнула тяжеленную дверь и выскочила наружу – ловить какой-нибудь армейский транспорт до госпиталя. После Выброса движение в Зоне обычно оживлялось.
– Любовь, – презрительно сказал Огонёк. – До первого гроба…
– Помолчи, а? – сказал Техас. – Налегке девчонка помчалась, не пострадала бы…
– Силикон от радиации хорошо защищает, – сказал Огонёк.
– А у вас, я вижу, была вечеринка? – спросил Белый.
– Я тебя умоляю, – сказал Матадор. – Не произноси это гнусное слово. Есть хорошее русское понятие – пьянка. Она же гулянка.
– Господин Матадор прав, – сказал Печкин. – Омерзительное слово. В нём столько скрытого ханжества. И английское «пати» тоже не лучше…
Белый посмотрел на него с интересом:
– Неприязнь к английскому языку в московском журналисте весьма странна, господин Печкин…
– Так я и к гондонам неприязненно отношусь, – сказал Печкин. – А пользоваться приходится…
– Это должно быть смешно, – сказал Белый. – Но всё-таки – что у вас произошло? Привратник пытался мне что-то объяснить…
Тут все наперебой стали докладывать Белому про чудного майора, и все мешали друг другу.
Тем временем Топтыгин приблизился к Арчибальду и с грохотом водрузил на стойку свою медную посудину.
– Отец! – воскликнул он. – Дивья чайку-да скипятить!
И достал из-за пазухи пучок сухой травы.
– Убери эту гадость! – закричал месье Арчибальд. – В Зоне любая травинка – яд!
– Это не в Зоне, – добродушно сказал великан. – Это маманя насбирала на Усть-Курумке, ещё летось, пока закомолденька бывала…
– Всё-таки надо было тебя повесить за связь с бандитами! – сказал бармен, но заварку принял.
– Дорогой месье Арчибальд, – сказал Белый. – Кто старое помянет…
– Кстати, – сказал бармен. – В полдень обещал прийти Болотный Доктор за своими лекарствами… Вот бы и повидались!
– Не получится, – сказал Белый. – Сегодня опять не получится. Знаете, мы с ним как два поезда, которые вышли навстречу друг другу из пунктов А и Б, но не встретились. А почему? Потому что не судьба… Но куда же мог пойти ваш майор? Месье Арчибальд, вы точно не дали ему ПДА и наладонник? Или опять – «кредит здоровью вредит»?