Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия. Страница 17

Руки не слушались её. Соколинский хмуро наблюдал за её безуспешными попытками облачиться в одежду. Со свистом выдохнув воздух, сквозь плотно сжатые зубы, он шагнул к ней, намереваясь помочь.

— Не приближайтесь ко мне! — выронила она платье и выставила вперёд руки в попытке отгородиться от него.

— Мне нет дела, коли вы решите разгуливать по окрестностям в подобном виде, — ухмыльнулся Соколинский, — но что-то подсказывает мне, что ваша репутация пострадает ещё больше, ежели тому найдутся свидетели.

Мишель нагнулся, поднял изрядно перепачканное платье и вопросительно посмотрел на mademoiselle Ракитину. Марья сдалась. Опустив голову, она позволила помочь ему натянуть на неё влажную одежду и покорно повернулась спиной, дабы он смог застегнуть крючки.

Стиснув челюсти, Соколинский нарочито медленно продевал крохотные крючки в не менее крохотные петельки. Закончив, он не удержался и прижался губами к тонкой шее, вдыхая тонкий приятный аромат, коим пахла её кожа.

— Простите меня, — едва слышно выдохнул он. — Я не должен был прикасаться к вам, но оказался слаб. Это не в коей мере не извиняет меня, но коли бы вы не отвечали мне столь пылко…

Марья повернулась к нему лицом. Его покаянный вид и грустный задумчивый взгляд на какое-то мгновение смягчили её гнев. Она даже хотела сказать, что не сердится на него, но стоило только подумать о том, что её ждёт в скором будущем, как злость вспыхнула в ней с новой силой, ошеломившей её саму.

— Ненавижу вас! — толкнула она его в грудь и, повернувшись, бросилась бежать в сторону мостика, что вёл на другой берег реки. Можно было бежать куда угодно, но истина состояла в том, что бежать от себя самой — напрасный труд.

Достигнув переправы, она остановилась, опёрлась левой рукой на покосившиеся перила, а правой схватилась за бок, в котором нестерпимо кололо от быстрого бега. Отдышавшись, она осмелилась посмотреть в ту сторону, где оставила Соколинского. Мишель уже облачился в сюртук и, держа поводья вороного, провожал её взглядом.

До усадьбы оставалось чуть более версты. Мокрые туфли натёрли ногу даже через чулки. Прихрамывая и моля Бога, чтобы никого не повстречать по пути, Марья добралась до калитки с задней стороны усадьбы. Потянув её на себя, она едва не застонала вслух. Очевидно садовник, слишком рьяно взялся исполнять свои обязанности, калитка оказалась заперта. Пришлось идти к главным воротам. Привратник молча открыл ей, но не смог скрыть выражение удивления на широкоскулом добродушном лице. Махнув рукой и не желая ничего объяснять, Марья Филипповна проследовала к дому.

Увы, ей не удалось избежать встречи с матерью. При виде дочери madame Ракитина замерла на лестнице, глаза её округлились, а с губ сорвалось нечленораздельное восклицание. Помахав рукой себе в лицо наподобие веера, Елена Андреевна, ступила на нижнюю ступеньку.

— Маша, Бог мой! — всплеснула она руками. — Да что же с тобой приключилось? Ты вся мокрая!

— Я поскользнулась и упала в реку, — пробормотала Марья, опустив голову.

Елена Андреевна ухватила дочь за руку, принуждая остаться на месте. Тревожное, озабоченное выражение исчезло с её лица, уступив место гневу.

— Сколь раз я твердила тебе, чтобы ты не выходила одна из усадьбы! Сколь раз! — заломила руки Елена Андреевна. — Ты всегда была слишком своевольна и упряма, Мари. Отец совершенно избаловал тебя.

— Вы правы, maman, — поспешила согласиться Марья. — Позвольте мне переодеться. Я совершенно озябла.

То, что Марья не стала спорить, а безоговорочно согласилась со всеми упрёками в адрес своей персоны, несколько остудило негодование, коим пылала madame Ракитина.

— Ступай, — отступила в сторону Елена Андреевна. — Господи! Как же хорошо, что Илья Сергеевич не застал тебя в подобном виде!

Поднимаясь по лестнице, Марья обернулась на последние слова матери.

— Его сиятельство были здесь?

— Час, как уехал, — кивнула Елена Андреевна.

Она была страшно расстроена и взволнована. Возможно, madame Ракитина не стала бы ругаться и кричать, коли бы не визит князя. Марья прикрыла веки, скрывая от матери взгляд. Не дай Бог ей догадаться, что встреча с его сиятельством всё же состоялась. Поднявшись в свои покои, она с помощью горничной избавилась от мокрой одежды. Переодевшись в сухое, барышня жестом отослала прислугу и повалилась в кровать. Уткнувшись лицом в подушку, девушка тихо всхлипывала, оплакивая своё будущее. Она и помыслить не могла о том, чтобы Соколинский, с которым они виделись два раза в жизни, сделал ей предложение, а, стало быть, можно смело ставить крест на собственном будущем. Не вызывало никаких сомнений, что он предпочтёт ей богатую и родовитую княжну. Вспоминая, как сама целовала его на берегу реки, Марья сгорала от стыда. Вела себя, что девка распутная, вот и поплатилась. "Но почему умолчал о помолвке? Почему спросил позволения целовать? Как мог?!" — злилась Марья, вымещая злость на ни в чём неповинной подушке.

Но более всего страшила мысль о предстоящем празднестве у Урусовых. После того, что случилось, появиться там будет в высшей степени неразумно, но попробуй, объясни-ка маменьке причину отказа поехать на бал в Овсянки, тем паче, когда слово дала. Марья перевернулась на спину и уставилась в потолок, покрасневшими от слёз глазами.

Со слов матери, князь Урусов был в Ракитино нынче утром, снизошёл до визита к мелкотравчатым соседям. Чутьё подсказывало ей, что неспроста приезжал Илья Сергеевич. Наверняка, с ней рассчитывал повидаться. "Вот и повидался! — вздохнула Марья, переворачиваясь на бок. — Не поехать? Сказаться больной? — продолжала размышлять она. — Нет! Не годится!" Урусов сразу поймёт, что попросту струсила появиться в его доме, после того, как он застал её в столь компрометирующей ситуации да ещё в объятьях жениха своей сестры.

Проявить слабость, значит признать свою вину. Но ведь она не знала, что Соколинский — жених Натали! "Боже мой! — снова горестно вздохнула девушка. — За что Господь наказывает? Ежели и виновата в чём, так только в том, что вела себя неподобающим образом с малознакомым человеком". Это он должен стыдиться, а не она. Она никому не обещалась, а вот он — обручён. Но как же горько было осознавать то, что Соколинский несвободен, а, стало быть, не было у него серьёзных намерений. Да и о каких намерениях может идти речь, коли знакомству всего два дня?! Оттого и стыдно, что позволила ему слишком много.

Кроме того, чтобы сказаться больной, ничего более в голову не приходило, но, зная, маменьку, Марья была уверена, что стоит ей только упомянуть о том, что занемогла, как тотчас пошлют за доктором. Беспросветные думы о том, что сама загубила собственную репутацию, к вечеру вылились в самую настоящую мигрень. Отказавшись от ужина, Марья улеглась в постель. Настойка лауданума немного притупила боль. Потянуло в сон. "Пускай всё идёт своим чередом", — смежив веки, решила mademoiselle Ракитина. Возможно, решение о том, чтобы перестать сопротивляться обстоятельствам и положиться на волю судьбы, и не было самым разумным, но ничего другого ей не оставалось.

Не менее грустные мысли одолевали Михаила Алексеевича. Соколинский, вернувшись к себе в Клементьево, вновь закрылся в спальне с бутылкой бренди. Признаться честно, сразу поехать в Овсянки и всё же попытаться объясниться с Натальей, он не рискнул, потому как сам не понимал, как относиться к тому, что случилось на берегу речки. Ежели вчера его терзало чувство вины только из-за того, что он осмелился думать о прелестной барышне из соседней усадьбы, то нынче он и вовсе стал себе отвратителен. И, безусловно, права была Марья Филипповна, называя его мерзавцем. Мерзавец он и есть, а ещё подлец и совершенно недостойный человек. Ухаживал, руки просил, со свадьбой обождать просил, а тут такой casus… "Боже мой! — сокрушался Мишель. — Ну, отчего не женился сразу? Отчего? Нынче не мучился бы сомнениями, не казнил бы себя. Да и как быть с Марьей Филипповной?!" Урусов, конечно же, человек чести и не станет разносить сплетни по округе, но как же он сам виноват перед mademoiselle Ракитиной. Как виноват! "Но и она хороша!" — поднял глаза от пустого стакана в руке Мишель, в попытке найти себе оправдание. Соколинский поднялся, его слегка качнуло. В хмельную голову пришла мысль тотчас объясниться с Натальей. Помедлив, он решил выпить ещё, оттягивая, как можно дольше, момент неизбежного объяснения.