Чёрный вдовец (СИ) - Успенская Ирина. Страница 56
От души потянувшись, Ринка сбросила одеяло… и тут сообразила, что она – голая. И постель пахнет как-то…
Она схватила соседнюю подушку и принюхалась. Пахнет… мужчиной пахнет. И сексом.
– Ах ты, гад чешуйчатый!
Ринка швырнула подушку прочь, сама толком не понимая, почему вдруг чудесный солнечный день стал хмурым, а желание петь сменилось желанием убивать. И вообще, мир несправедлив! Вот какого Ктулху он сбежал?! Опять сбежал! Пришел, трахнул во сне – и сбежал! Чтоб его!..
– Мадам? – в спальню заглянула сияющая Магда, увидела подушку на полу, голую Ринку… и покраснела. Вся, включая уши. Но не отвернулась. И в глазах – любопытства два ведра. Правда, быстро опомнилась и присела в книксене. – С добрым утром, мадам.
– И тебе не хворать. Давно ли мой дорогой супруг явился?
– Ночью, мадам! Ох, вы ж почивали, не видели! – Магда забыла стесняться, увлеченная свежей сплетней, и бросилась к шкафу за пеньюаром. – Вот в самую полночь как засверкало, да затрещало, да по всему дому этакие искры побежали! Все всполошились, а как если пожар? Повыбежали, в окна повысунулись! Я тоже выскочила, думаю – мадам будить надо, а то как угорит, и тут Рихард, спокойный такой, как велит всем по местам да без паники! Это, говорит, их светлость домой возвращаются. Усталые. А вы, говорит, бездельники, панику не наводите и под ногами не мешайтесь. Ну, я за ним пошла, надо ж разузнать! А там, у крыльца, такое вот все сияющее, как озеро, только стоит и не вытекает! И трещит, и искрами сыплет, а потом оттуда какой-то хмырь как вывалится! И давай утекать! Рихард его за химок хвать, кто такой, спрашивает, а тот мычит, головой вертит, ну, думаю, никак болезный, епиндемию нам принес!
– Что за хмырь? – переспросила Ринка, позволяя Магде усадить себя к зеркалу, причесываться.
– Да кто ж его разберет, хмыря ентого. Рихард его словил и обратно сунул… – Магда хихикнула, прикрывая рот ладошкой. – Смешной такой! Голова в портале, а это… ну… эта… туточки! Вот у нас в деревне коза была комолая, уж она б его как боднула!
Ринка тоже хихикнула, представив невозмутимого дворецкого летящим вверх тормашками от козы. Нехорошо, конечно, так думать о пожилом дворецком, но смешно ж до невозможности!
– А потом, значится, его светлость из портала вывел. Под руки. Их светлость на ногах еле стояли, так устали.
– Или упились, – сердито буркнула Ринка, в глубине души догадываясь, что зря сваливает свои грехи на супружескую голову.
– Их светлости можно. После службы что ж не выпить немножко?
Ринка только вздохнула и еще раз пообещала себе не терять бдительности при общении с местным компотиком. А особенно – при общении с супругом!
К сожалению, бдительность при общении с супругом ей не понадобилась. Гад чешуйчатый встретил ее за завтраком, весь такой невозмутимый и элегантный, и первым делом прочитал лекцию о вреде алкоголя и общения с агентами вражеских государств.
– Чья бы корова хрюкала, – отбрила его Ринка.
Их светлость подняли бровь, не прекращая орудовать серебряной вилочкой, и всем своим видом показали полное недоумение манерами супруги.
Ринка только выше задрала нос и принялась зверски расчленять фазаний паштет.
– В отличие от вас, Рина, я прекрасно осознавал все опасности данного знакомства. По долгу службы…
– Ах, теперь это называется служебным долгом, – Ринка со стуком отложила приборы и глянула гаду чешуйчатому в глаза. – То примадонны, то французские шпионки, кто следующий? Прелестная цветочница, собирающая пыльцу в пользу италийской разведки? Мне все равно, с кем вы исполняете ваш, черт бы его подрал, служебный долг! Просто делайте это подальше от меня! Видеть вас не желаю!
Она вскочила, едва не опрокинув стул, и бросилась к выходу из столовой. В глазах кипели слезы, и больше всего на свете хотелось сбежать домой, в родную Москву, подальше от всех этих герцогов, магов, шпионов и прочей мыльной оперы. Хватит с нее! Хватит!
Но сбежать не вышло. Сколько Ринка ни пинала дверь, она не открывалась.
Лакеи молчали.
Людвиг тоже молчал.
Только едва слышно шумели деревья за окном и чирикала какая-то пичуга.
Поняв, что гад чешуйчатый не позволит ей уйти, она утерла слезы рукой – плевать на манеры! Пусть скажет спасибо, что не подолом! – и развернулась, намереваясь высказать ему все, что думает о его манере общения с супругой. Но не смогла сделать и шагу – уперлась в твердую, обтянутую белой сорочкой грудь, вдохнула такой знакомый и уютный запах… И разрыдалась. Позорно.
И так же позорно позволила себя обнимать и гладить по плечам, и целовать за ушком. Почему-то от его нежности становилось еще обиднее и горше. Вот почему, а? За что он так с ней? Она же… она же…
– Рина, не плачьте, не надо, – растерянно, совершенно не подобающе герцогу, некроманту и настоящему полковнику попросил он.
– Я не плачу! – срывающимся голосом соврала она и хлюпнула носом.
Ей безумно хотелось – безумно, потому что вопреки всякой логике – чтобы он ее поцеловал. А лучше взял на руки. И попросил прощения. И обещал, что все будет хорошо. А еще лучше – чтоб выгнал слуг и занялся с ней любовью, совсем как утром.
– Рина, не обижайтесь на меня, прошу вас.
– И не смейте меня удерживать! Я вам… я вам не… – она вовремя прикусил язык, чтобы не ляпнуть «шлюха»: стало стыдно перед Тори. Не перед ним! Пусть даже не надеется! – Отпустите меня немедленно!
Ну, ты поцелуешь меня, наконец, мерзавец?!
Но Людвиг, вместо того чтобы сделать самое нужное и правильное – ее отпустил. Дурак. Козел. Гад чешуйчатый! И, чтобы добить совсем – дверь перед ней открыл.
Мерзавец!
– Я вас ненавижу, – гордо заявила Ринка, развернулась и, задрав подбородок, удалилась. Гордо.
Вот почему мужчины такие дураки?!
Глава 8, в которой все идут в сад
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Людвиг
Кто придумал этих женщин?! Вот как понять, чего они хотят? Нет, это совершенно невозможно!
В полном расстройстве Людвиг вернулся за стол и понял, что он совершенно не помнит – ел он что-то или нет. Эта фрау… эта Рина… как она умудрилась все так повернуть, что теперь он еще и чувствует себя виноватым? Она наговорила гадостей, она удирала из дому, она напилась вчера с франкской шпионкой – и он во всем этом оказался виноват.
Женщины!
Меланхолично дожевав паштет, Людвиг вздохнул, посмотрел за окно – там качали ветвями рябины и клены – и спросил в пространство:
– Рихард, ты понимаешь женщин?
– Не уверен, что это возможно, герр Людвиг. Вам подать мобиль?
– Нет, – Людвиг почему-то разозлился на предложение дворецкого, хотя быстрая езда всегда помогала ему проветрить голову, остыть и принять верное решение. Но сегодня это почему-то казалось бегством.
Барготовы подштанники, что с ним происходит?
Ответом на этот вопрос – а может быть издевкой – всплыли воспоминания о сегодняшнем утре. Чудесном, волшебном, невероятном утре в постели с собственной женой. Людвигу даже не захотелось задать кое-кому вопрос, каким образом он там оказался. Все равно Рихард вывернется, да еще и его самого выставит дураком.
Старый пень.
А утро с женой определенно надо повторить.
Рина, Рина… какая женщина!
Поймав себя на том, что улыбается подобно влюбленному идиоту из романов, обожаемых сестрами, Людвиг нахмурился и сжал кулаки. Ну нет! Он не уподобится тем тряпкам, называемым мужчинами лишь по недоразумению! У него еще осталось самоуважение! Она вела себя как дура – ее очередь извиняться. И вообще…
Что вообще, он, к счастью, не додумал. Его отвлек телефонный звонок.
Любимое начальство?
– Граф Энн на проводе, – доложил Рихард, взявший трубку.
– Думаешь, я не могу прожить и половины дня без службы?
– Разумеется, не можешь, – хмыкнул Герман. – Где доклад? Не знаю, как ты, а я предпочитаю знать, что творится у наших франкских друзей.
Людвиг скривился. Зуб, что ли, заболел? Или живот? А, нет, это начальство позвонило!