Бойся Кошек - По Эдгар Аллан. Страница 55

— Я уже высказал свое мнение, — решительно произнес он. — И думаю, что тебе в самый раз обратиться к врачу. Причем не откладывая.

Проговорив это, он порывисто повернулся и через веранду вышел в сад.

Луиза смотрела ему вслед, видя, как он направляется через лужайку к костру; дождавшись, когда он, наконец, скрылся из виду, она кинулась к входной двери, по-прежнему сжимая кошку в руках.

Через несколько минут она уже вела машину по направлению к городу.

Остановив машину рядом с городской библиотекой, она оставила кошку в салоне, заперла двери, быстро взбежала по ступеням и направилась к сводному каталогу. Все ее внимание было отдано двум наименованиям, двум словам — «перевоплощение» и «Лист».

«Перевоплощение» предложило ей книгу, которая называлась «Возвращение к земной жизни — как это происходит и почему». Автор — некий Ф. Мильтон-Виллис, опубликовано в 1921 году. В разделе «Лист» были обозначены две его биографии. Взяв все три книги, она села в машину и вернулась домой.

Там она прошла к дивану, уложила кошку на подушки и приготовилась к углубленному чтению. Начать она решила с неведомого ей Ф. Мильтона-Виллиса. Вид у книги был довольно неказистый — заляпанная какая-то и совсем тоненькая, но ее было приятно держать в руках, да и фамилия автора звучала весьма представительно.

Из книжки она узнала, что, согласно теории перевоплощения, души живых существ постепенно перевоплощаются во все более высокие формы организации жизни. «В частности, человек не может преобразиться в животное, равно как и взрослый мужчина не способен превратиться в маленького мальчика».

Она снова вчиталась в эту фразу. Но откуда ему это известно? Откуда такая уверенность? Ерунда! Но надо же, какая безаппеляционность! И все же она должна была признаться, что подобное заявление несколько охладило ее пыл.

«Центр сознания каждого живого существа, в частности человека, помимо плотного материального тела, окружен четырьмя другими телами, недоступными для обычного физического зрения, но вполне различимыми теми людьми, которые развили в себе особые способности по восприятию таких вещей…»

Это место она не поняла вовсе, но чтение не прекратила и, наконец, дошла до одного интересного пассажа, в котором говорилось, как долго должна находиться человеческая душа в отрыве от земли, чтобы затем вернуться и поселиться в каком-нибудь теле. Срок этот зависел от социальной принадлежности конкретного человека — здесь автор нанес Луизе безжалостный удар:

«Пьяницы и безработные — от сорока до пятидесяти лет. Неквалифицированные рабочие — от шестидесяти до ста. Квалифицированные рабочие — от ста до двухсот. Представители буржуазии — двести — триста. Представители высших классов промышленников — пятьсот. Представители высшего класса землевладельцев — шестьсот лет — тысяча. Находящиеся на пути к высшему просветлению — полторы — две тысячи лет.»

Она тут же потянулась к биографии Листа, желая узнать, когда умер композитор. Там было написано, что он скончался в Байрете в 1886 году. Получалось — шестьдесят семь лет назад. Значит, если верить Мильтону-Виллису, Лист должен был относиться к неквалифицированным рабочим. Но разве это так? К тому же она усомнилась в самом научном подходе автора. С чего это он взял, что высший класс землевладельцев — едва ли не наиболее престижная социальная категория общества? Красные камзолы и стремена, а в придачу к ним лютость и садизм — истребители лисиц! Нет, что-то здесь не так. Ей было даже приятно вступить в спор с Мильтоном-Виллисом, покоряя его силой своей аргументации.

Затем в книге приводились примеры наиболее замечательных перевоплощений. В частности, она выяснила, что Эпиктет вернулся на землю в облике Ральфа Эмерсона, Цицерон приобрел плоть Глэдстона, Альфред Великий стал королевой Викторией, Вильям Завоеватель — каким-то там лордом. Индийский король Ашока Вардана, скончавшийся еще до нашей эры, явился на землю повторно в облике знаменитого американского юриста Генри Стила Олкотта. Пифагор преобразился в мастера Кут Хоми, основавшего вместе с Еленой Блаватской и полковником Олкоттом (новоявленным королем Индии) Теософское общество. В отношении самой Блаватской не было указано, кем она являлась прежде. В отношении же Теодора Рузвельта прямо говорилось, что после серии перевоплощений он «играл выдающуюся роль, как один из лидеров всемирного человечества… Он является продолжателем монархической династии древней Халдеи, и около тридцати тысяч лет назад был назначен ее наместником, впоследствии преобразившись в Цезаря, ставшего затем правителем Персии… Рузвельт и Цезарь попеременно занимали высшие административные и военные должности, а однажды, правда, много тысяч лет назад, даже вступили между собой в законный брак, став мужем и женой…»

Больше Луиза была уже не в силах продолжать чтение. Она пришла к выводу, что Мильтон-Виллис оперирует лишь собственными догадками, а потому его выводы ее совершенно не удовлетворяли. Она не исключала, что он действительно недалек от истины, однако многие из его заявлений звучали слишком уж рискованно, особенно то, в котором он категорически отвергал возможность перевоплощения человека в животное. У нее даже возникла идея сразить наповал всех членов Теософского общества, приведя им доказательство того, что человек все же может преобразоваться в более низкоорганизованное существо, например, в кошку, и что в предыдущей жизни ему отнюдь не обязательно быть неквалифицированным рабочим, чтобы спустя сто лет вновь вернуться на землю.

Она принялась поверхностно просматривать одну из биографий Листа, когда из сада вернулся муж.

— Чем это ты там зачиталась? — спросил он.

— Да так, проверяю кое-что. Слушай, дорогой, а тебе известно, что Теодор Рузвельт был женой Цезаря?

— Луиза, — как можно спокойнее проговорил он, — может, и в самом деле хватит молоть околесицу? Мне просто больно наблюдать то, что ты ведешь себя, как самая настоящая дурочка. Дай-ка мне свою кошку, я сам отнесу ее в полицию.

Но Луиза его уже не слушала. Раскрыв от изумления рот, она уставилась на портрет Листа, приведенный на одной из страниц его биографии.

— Бог мой! — воскликнула она. — Ты только посмотри, Эдвард!

— Что там такое?

— Смотри! Видишь эти родинки на его лице? Как же я про них забыла? Точнее, это даже не родинки, а самые настоящие бородавки, огромные бородавки, и об этом всем хорошо известно. Его студенты даже чуть подправляли свою внешность, чтобы только походить на своего учителя.

— И что из этого?

— Ничего. Студенты тут ни при чем, я говорю о бородавках.

— О, Бог ты мой, — простонал Эдвард. — Боже праведный!

— У кошки они тоже есть. Я сейчас тебе покажу. Она посадила кошку себе на колени и принялась исследовать ее морду.

— Вот! Вот, посмотри! Вот одна, а вот другая. Постой-ка, я убеждена, что и расположены они на тех же самых местах. Где портрет Листа?

Это был широко известный портрет композитора, сделанный в преклонные годы: прекрасное, благородное и одновременно властное лицо, обрамленное массой длинных седых волос, которые скрывали уши и ниспадали на шею. Но каждая бородавка — а всего их было пять — была скрупулезно помещена на полагавшееся ей место.

— Значит, так, на портрете одна находится прямо над правой бровью. — Женщина принялась разглядывать правое надбровье кошки. — Вот! Вот она! На том же самом месте! И вот еще, левее, у самого кончика носа. Эта тоже есть! Потом еще одна — ниже, на щеке. А вот две на подбородке, совсем рядышком друг с другом. Эдвард, ты сам посмотри, все они здесь, на месте, где им и полагается быть!

— Ну и что это доказывает?

Она подняла взгляд на мужа, который стоял посередине комнаты в своем темно-зеленом свитере, брюках защитного цвета и все такой же потный и немного усталый.

— Ты, наверное боишься, Эдвард, признайся, что это так. Боишься уронить собственное достоинство и предстать перед людьми в образе дурака, вот и все.

— А мне кажется, что у тебя начинается истерика, вот и все.