Бегство в ад - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни. Страница 9

– Кто там? – окликнул он.

Скрежет затих. Он опустил крышку чемодана и поспешил из спальни. Дверь была приоткрыта дюйма на три, мебель, которой он ее подпер, отодвинута. Ему показалось, что он увидел руку, державшуюся за край дверного косяка и мгновенно исчезнувшую, но он не был вполне уверен.

Никто не ответил. С лестничной клетки не доносилось ни звука. Он отодвинул стол и кресло и вышел в коридор. Там никого не было видно. Кул немного постоял, озадаченный и встревоженный. Кто-то пытался потихоньку проскользнуть к нему в квартиру; кто-то не подозревавший, что Кул остался там наедине с трупом Рамона. Это не могла быть Серафина, у той не было нужды проделывать такие трюки. К тому же она не могла так быстро вернуться. Или все же она? Может, она далеко и не уходила. Может быть, просто дожидалась поблизости?

Но почему? Никаких оснований для этого не было, и он выкинул Серафину из головы. Должно быть, это кто-то еще, знавший, что здесь произошло. Возможно, Рамон действовал не один; он совсем забыл спросить об этом Серафину. Вероятно, Рамон приехал сюда с напарником. И тот, зная, что Рамон вошел в здание несколько часов назад, забеспокоился.

Кула эта мысль тоже встревожила. Отсюда, из коридора, он притворил дверь, оставив только щель. Сквозь эту щель была видно часть гостиной. Не слишком большая, но вполне достаточная, чтобы разглядеть руку мертвеца со скрюченными пальцами и подсыхающий край кровавой лужи.

Он протиснулся назад в квартиру. Теперь об этом знал кто-то еще, кроме них с Серафиной. И снова он задумался о девушке. Он ничего о ней не знал. Все, что она рассказала, могло быть ложью. Но если это так, то все случившееся теряло всякий смысл.

Кул склонился над телом. Лицо мертвеца казалось по-своему красивым, хотя немного грубоватым. Кожа уже заледенела. В массивном перстне на левой руке сверкал рубин. Обручальное кольцо, – решил Кул и подумал, далеко ли отсюда его жена, знала ли она, что муж ее был наемным убийцей и сейчас лежит мертвый здесь, в городе, о котором она, вероятно, даже не слышала. Затем он начал быстро, но тщательно исследовать карманы Рамона. Нашел кольцо для ключей, небольшую дубинку, еще один нож, несколько серебряных монет и гватемальские банкноты – шестьдесят кетсалей – вперемешку с мелкими американскими купюрами.

Он сунул все обратно, решив, что во всяком случае Серафима не солгала, что они прибыли из Гватемалы. Отвернув борт пальто, во внутреннем кармане он нашел бумажник. Паспорт был испещрен печатями и визами. Рамон Гомес. С фотографии смотрело лицо мертвеца.

Кул хотел было забрать паспорт, но потом положил обратно. Испанского он не знал и из бумаг мало что смог понять.

Потом, отчаянно вспотев, взвалил тяжелое негнущееся тело на плечо, собираясь вынести его из квартиры. Средь бела дня это было нелегко. Далеко с ним уйти он не мог, но хотя бы вынести из дома и то лучше, чем оставлять на ковре в своей гостиной. Вынести, скажем, на пожарную лестницу. Если его найдут там, никто не смог бы найти связь с ним, с Кулом. Во всяком случае, не сразу.

Коридор в кухню оказался слишком узок, ноги мертвеца царапали по стенам, а потом зацепились за дверь ванной, так что Кул едва устоял на ногах. И тут зазвонил телефон.

Кул замер.

Телефон зазвонил снова.

Весь мокрый от пота, Кул опустил тело, и голова Рамона глухо стукнула о пол. Споткнувшись о раскинутые ноги, он добрался до телефона только после четвертого звонка.

– Алло!

В ухо ворвался далекий шум, затем голос телефонистки:

– Минуточку, пожалуйста. Соединяю с Гватемалой...

Кул ждал, обливаясь холодным потом и косясь на входную дверь. Из трубки доносился треск и чьи-то голоса. Он прижал трубку к правому уху и, достав носовой платок, вытер лицо и рот.

– Мистер Тиссон? – спросила телефонистка.

– Я звоню Джорджу Тиссону, американскому послу, – сказал Кул.

– Да, я знаю. Минуточку.

Удивительно отчетливо и громко хлынул поток испанских слов. Мужской голос говорил резко и властно, но, поскольку язык был испанский, Кул позволил себе немного расслабиться. Внезапно в трубке все стихло.

– Девушка, – окликнул Кул.

– Минутку.

На его часах была почти половина девятого. Он думал о Гидеоне, думал об Элис. О том, что сделал с ней, наверное, сто лет назад. И продолжал вслушиваться в гудевшую трубку. Тут мужской голос произнес:

– Алло! Алло!

– Мистер Тиссон?

– Это Вашингтон?

– Нет, – поспешил ответить Кул. – Послушайте, мистер Тиссон, я звоню из Филадельфии. Я – Питер Кул, брат Гидеона Кула.

– Это не Вашингтон?

– Нет, я же говорю...

– Я пытался связаться с Вашингтоном, – голос Тиссона звучал огорченно, но бесконечно терпеливо. – Кто вы? И что вам нужно?

– Я – Питер Кул. Звоню по поводу моего брата Гидеона Кула. Он там у вас в тюрьме.

– Кто?

– Гидеон Кул. Вы меня слышите?

– Вполне прилично. Но я ничего не могу сделать.

– Что вы хотите сказать?

– Гидеон Кул в руках местных властей. Его обвиняют в тяжком преступлении. Вы говорите, вы его брат?

– Да.

– Я ничего не могу сделать. Его обвиняют в убийстве.

– Вы видели его после ареста?

Последовала пауза.

– Нет, не видел.

– Но почему?

– Ну, я... вам не понять.

– У него есть адвокат?

– Не могу сказать. Довольно трудно, понимаете...

– Что вы сделали, чтобы ему помочь? Когда будет суд?

– Я не вполне уверен, что он будет. – Голос посла был холоден и отстранен. – Здесь все иначе, мистер Кул. Конечно, ваш брат – американский гражданин, но он нарушил местные законы. И, разумеется, убийство здесь наказывают так же строго, как у нас.

– Вы хотите сказать, что у Гидеона нет никаких гражданских прав?

– Никто вам этого не скажет.

– Значит, вы ничего не собираетесь делать?

– Мы сделали все, что могли. Естественно, мы постараемся... – голос старался успокоить, и Кул слушал его, уже не стараясь понять, ибо знал главное: Тиссон ничего делать не собирается.

Он перебил посла:

– Я понял, мистер Тиссон. И еду к вам.

– Разумеется, если вы полагаете это свои долгом. Но здесь вы ничем не поможете. Я сделал все, что мог, и нет никакой необходимости...

– Я смогу нанять ему адвоката?

– Полагаю, да.

– Что вы имеете в виду?

– Мистер Кул, ни один местный юрист за это дело не возьмется. Ваш брат совершил убийство. Сомневаться в этом не приходится.

– Он признался?

– Нет, но...

– Откуда вы все это знаете, если его даже не видели?

– Ну, я подумал...

Кул бросил трубку.

В нем словно волны разбушевавшейся реки вздымался гнев, готовый выйти из-под контроля. Он снова взглянул на тело Рамона, и в его взгляде горечь мешалась с ненавистью. Гидеона собирались убить, и причину никто объяснить ему не мог. Он знал, что Гидеон никого не убивал, таких наклонностей у него и в помине не было. Слова Тиссона не имели значения. Серафина считала точно так же; он ни миг не усомнился в этом.

Теперь он знал, что должен делать, но оставалось слишком мало времени.

Вернувшись к мертвецу, он с трудом потащил тело к черному ходу, откуда дверь выходила на площадку пожарной лестницы. Площадка приходилась на двоих – Кула и молодую пару Пауэллов. Молодожены к этому времени обычно уходили на работу. Он подождал, прислушиваясь к звукам из соседней кухни, но ничего не услышал. Открыв дверь, он вытащил труп наружу.

На улице было холодно и сыро, явно ниже нуля. Задняя стена выходила на маленький двор и проулок за ним, а дальше были окна противоположных домов. Кул смотрел на пустые глазницы окон и ощущал себя беспомощным, как муха на булавке. Но уж лучше оставить труп здесь, чем у себя в гостиной. Он пристроил тело за легкой металлической оградой – неприятный сюрприз для Пауэллов, но ничего другого придумать не удалось.

Вернувшись в гостиную, маленьким ковриком он прикрыл кровавую лужу. Выглядело не здорово – как пластырь на пальце. Еще больше крови оказалось в коридоре, по которому он тащил тело, и не было иного способа уничтожить следы, кроме как соскрести и смыть все это, но у него не было ни щетки, ни ведра. Этим занималась его уборщица, приходившая раз в неделю.