Панихида по усопшим (ЛП) - Декстер Колин. Страница 12

В пятницу (это было 7 апреля) ему доставили «Таймс» в комнату с ранним утренним чаем; и, проглядев прогноз погоды на уикэнд, он решил покинуть отель сразу после завтрака. Это случилось, когда он вынимал чековую книжку у стойки администратора, – сложенный белый листок спланировал на пол: он засунул в карман по рассеянности объявление, лежавшее на столе у ​​входа в Сент-Фрайдесвайд, но только теперь прочитал его.

«КОНЦЕРТ

В церковном зале на Сент-Олдейтс

Пятница, 7 апреля в 7.30 вечера

Степ-труппа (Воскресная школа)

Гилберт и Салливан. «Попурри» (Церковный хор)

Викторианская мелодрама (Драма-групп)

Входная плата 20 пенсов.

Приглашаются все желающие. (Собранные средства пойдут в фонд помощи по восстановлению колокольни.)»

Именно эта последняя строчка была наполнена возможностями, которые монополизировали мысли Морса, пока он вел свой «Ягуар». Действительно ли зубцы башни разрушились, в конце концов? Или они рассыпались, когда Лоусон забрался на этот последний привычный для него ориентир в городе? Всякий раз, когда это возможно, присяжные были заинтересованы в том, чтобы держаться в стороне от вердикта «самоубийство», и если бы башня была вообще небезопасна, он не стал бы решающим. Что Морсу действительно было нужно в отчете коронера, – все это там было. И все это было в офисе коронера, куда Морс немедленно отправился, когда, наконец, добрался до Оксфорда в 4.30 вечера.

Отчет, помимо подробного описания некоторых увечий Лоусона, был более расплывчатым, чем надеялся Морс, без упоминания вообще парапета, с которого Лоусон резво спрыгнул на землю. Но там был один из разделов, который сильно его заинтересовал, и он еще раз его перечитал. Миссис Эмили Уолш-Аткинс, официально засвидетельствовав опознание, говорила, что она оставалась одна в течение нескольких минут в церкви после службы. Затем она постояла примерно пять минут за пределами церкви, где она дожидалась, пока ее подберет такси: служба закончилась чуть раньше обычного. Около 8.10 утра она услышала ужасный стук в церковном дворе и, оглянувшись, обнаружила разбившееся тело Лоусона, распластавшееся на паперти. К счастью на сцене вскоре появились двое полицейских и Пол Моррис (опять Моррис!). Они увели ее обратно внутрь, в церковь, где она посидела, приходя в себя…

Морс знал, что не будет ему душевного покоя, пока он не увидится с миссис Уолш-Аткинс, и эта женщина была непосредственной причиной его присутствия на церковном концерте. (Была ли она единственной причиной, Морс?) Он просто упустил ее в элитном доме для престарелых, но там сказали, куда она отправилась.

Мекледжон закончил долгое выматывающее введение, свет был выключен, и на следующем этапе занавес начал рывками раздвигаться, чтобы предъявить аудитории степ-труппу во всей своей причудливой красе. Для Морса все это было ошеломляюще забавным; и он был совершенно не готов к бурным аплодисментам, которыми по окончании танца приветствовали несинхронный выход на поклон одиннадцати маленьких девочек, с пластиковыми плюмажами на головных уборах. Им хлопали в течение трех минут или около того, невзирая на неадекватную репетицию, врожденную неловкость, и ужасающе некомпетентное сопровождение пианистки. Что еще хуже, – труппа начинала с двенадцатью детьми, но одна маленькая девочка повернула налево (вместо направо) в критический момент танца, и проворно убежала за кулисы, ее лицо залили слезы страдания. Тем не менее, зрители продолжали аплодировать, и не унимались, пока не появилась руководительница труппы (она же пианистка), ведущая за руку несчастную, которая, – чуть не став дезертиром, – теперь застенчиво улыбалась, встреченная всеми как прима-балерина из «Садлерс Вэллс».

Исполнение «Попурри» Гилберта и Салливана было превосходно, и Морс понял, что в хоре Сент-Фрайдесвайд имелось несколько первоклассных талантов. На этот раз, к счастью, пианино перешло в руки исполнителя с бесконечно большими возможностями – в руки мистера Шарпа, бывшего заместителя мистера Морриса (это имя снова!). Моррис… человек, который был на сцене, когда Джозефс был убит; был на сцене, так же, когда Лоусон был… когда Лоусон был найден. Наверняка, было бы не трудно отыскать его? Или обнаружить миссис Бренду Джозефс? Они должны быть где-то; должны зарабатывать деньги; должны иметь номера страховок; должны иметь дом… С клинической точностью хор отрезал последний аккорд от финала оперы «Микадо», и их завершившееся выступление было встречено признательными, но сравнительно недолгими аплодисментами.

Потребовалось добрых пять минут, чтобы викторианская мелодрама, наконец, материализовалась, добрых пять минут, в течение которых слышался скрип и стук, будто кто-то натыкался на мебель, в течение которых был дважды досрочно поднят занавес, и в течение которых Морс еще раз просмотрел заключение коронера о смерти Лоусона. Был еще этот парень Томас, с такими показаниями, например:

– Я только что припарковал свой автомобиль на Сент-Джилс и шел в сторону Брод-стрит, когда заметил кого-то на колокольне Сент-Фрайдесвайд. Я не мог рассмотреть, кто там стоял, но в этом не было ничего необычного, потому что люди часто осматривают Оксфорд с высоты колокольни Сент-Мэри, или с башни Карфакс. Я видел, что какой-то человек, одетый в черное, смотрит вниз, голова его склонилась над бруствером…

Больше ничего, на самом деле. Только позже, услышав об утренней трагедии, он неохотно позвонил в полицию – по настоянию жены. Не так много, но Томас, видимо, был самым последним человеком (как предполагалось), видевшим Лоусона живым. Или же не был? А может он был просто первым – нет, вторым – человеком, видевшим Лоусона мертвым. Морс снова отыскал ключевые слова: «смотрит вниз, голова его склонилась над бруствером…». Какой высоты был тот парапет? Не более трех футов или около того, верно. И почему Лоусон наклонил голову над ним? Почему бы просто не «перегнувшись через парапет»? И почему «смотрит вниз»? Если человек собирается прыгнуть, вероятно, его не должно беспокоить, как выглядит место, на которое он собирается приземлиться? От священника, безусловно, – больше, чем от большинства простых смертных, – можно было бы ожидать, что он будет искать утешение в более эфирных сферах, какими бы ни были глубины его отчаяния. Но если… если Лоусон был мертв уже; если кто-то его…

Мелодрама, наконец, набрала темп, хотя, по мнению Морса, любая грубая дилетантская самодеятельность редко заслуживала публичную презентацию. Сценки, казалось, были выбраны так, чтобы охватить как можно больше исполнителей, и дать всем участникам хотя бы краткую возможность побыть на подмостках, видимо, чтобы минимизировать их захватывающую некомпетентность. Однорукий бородатый вооруженный герой, по крайней мере, знал свою роль назубок и, громко декламируя, старался перекричать скрип своих армейских ботинок; в то время как одна из многочисленных горничных каждое второе слово своей роли подсматривала в копии сценария, вставленного внутрь ее совочка для мусора. Единственное, что предотвратило полное перерастание драмы в фарс, стало выступление самой героини, молодой блондинки, игравшей с шармом и изысканностью, которые безнадежно не соответствовали ее неадекватному окружению. Она появлялась, чтобы спасти остальных, тех, кто закрывал глаза на свои промахи и спотыкался с впечатляющей самоуверенностью. Ей даже удалось в какой-то момент предотвратить конфуз дворецкого (слепой глупец! – подумал Морс), который едва не опрокинул кресло, когда подавал чай Ее Светлости. К счастью, многие роли по сюжету (как и было изначально задумано) были чрезвычайно забавны и, озвученные даже такими клоунами, могли вызвать небольшой вежливый смех; но когда опустился занавес, Морс не обнаружил ни малейших признаков смущения среди зрителей.

Возможно, все церковные концерты были одинаковы.

Викарий заранее объявил, что чай будет предложен в конце представления, и Морс был уверен, что миссис Уолш-Аткинс не покинет его без чашки-другой. Все, что он должен был сделать, так это узнать, как она выглядит. Он напрасно высматривал мисс Роулинсон, было ясно, что этим вечером мисс уже отработала епитимью, без сомнения, отмывая скамьи. И все же он почувствовал некоторое разочарование…