Панихида по усопшим (ЛП) - Декстер Колин. Страница 38

– Тем не менее, трое – многовато для обычной нормы, разве нет?

– У нас нет книги с нормативами, когда дело касается богослужений.

– Возможно, у Лоусона был помощник?

– В первое время его пребывания здесь, да, был. Приход большой, и на мой взгляд всегда должен быть помощник священника.

– Потом Лоусон был сам по себе – в течение последних нескольких лет?

– Он был один.

– Вы когда-нибудь слышали, сэр, что Лоусон, возможно, слишком любил певчих?

– Я… я думаю, что не вполне тактично для вас или для меня…

– Недавно я встречался с его бывшим директором школы, – прервал Морс с новой властной нотой в голосе. – Я чувствовал, что он что-то скрывает, и я догадался, что это было: тот факт, что Лайонел Лоусон был исключен из школы.

– Вы уверены?

Морс кивнул:

– Я позвонил сегодня старику и надавил на него. Он сказал мне, что я был прав.

– Исключен за гомосексуализм, вы говорите?

– Он отказался подтвердить это, – медленно сказал Морс, – но также не стал и отрицать. Боюсь, нам придется делать свои собственные выводы. Подумайте, сэр. Хочу заверить вас, что все, что вам, возможно, придется сказать мне, останется в строжайшем секрете. Но это мой долг, как полицейского, спросить вас еще раз. Слышали вы какие-либо слухи, что Лоусон вообще был склонен к такого рода вещам?

Мекледжон посмотрел себе под ноги и ответил уклончиво:

– Я слышал, один или два слуха, да. Но я не думаю, что сам Лоусон был активным гомосексуалистом.

– Он был пассивным, вы это имели в виду?

Мекледжон поднял глаза и ответил со спокойной убежденностью:

– С моей точки зрения, преподобный Лоусон вообще не был гомосексуалистом.

Я, конечно, иногда бываю не прав, инспектор. Но в данном случае я думаю, что я прав.

– Благодарю, – сказал Морс тоном человека, который говорит: «спасибо, какие пустяки».

Он оглядел комнату с книжными полками, на которых выстроились рядами богословские труды, корешки большинства из них были либо синими, либо коричневыми. Именно в этом темном и мрачном помещении, Лоусон просиживал, наверное, в течение нескольких часов каждый день, во время своего десятилетнего служения в приходе Сент-Фрайдесвайд. Что в действительности пошло здесь не так? О каких странностях человеческого сердца и о какой глубокой пропасти человеческого сознания могли рассказать эти стены и эти книги, если б только они имели языки, чтобы говорить с ним? Мог ли Мекледжон сказать ему больше? О, да, он мог. Был просто один последний вопрос, самый важный вопрос и он его задаст в любом случае. Это был вопрос, который внезапно возник в его голове накануне вечером на дороге всего в нескольких милях к югу от Шрусбери.

Он вынул из кармана измятое теперь расписание богослужений за апрель.

– Вы печатаете их на каждый месяц?

– Да.

– Вы, – казалось, во рту внезапно пересохло, когда он спросил, – вы сохраняете их копии за предыдущие годы?

– Конечно. Это большая помощь в составлении приходских расписаний, если имеются копии за предыдущий год. Не столько в период Пасхи, конечно, но…

– Могу я посмотреть на прошлогодние расписания богослужений, пожалуйста, сэр?

Мекледжон подошел к одной из книжных полок и достал папку с бумагами.

– Копии за какой месяц вы хотите? – В его глазах отразился проницательный интеллект. – За сентябрь, возможно?

– За сентябрь, – сказал Морс.

– Это здесь, да. Июль. Август… – Он остановился и посмотрел немного озадачено. – Октябрь, ноябрь… – Он вернулся к январю и прошелся очень тщательно по копиям еще раз. – Их здесь нет, инспектор, – сказал он медленно, – их здесь нет. Интересно…

Морсу тоже было интересно.

– Но, помилуйте! Это ведь не слишком трудно – найти копию где-нибудь еще, правда?

– Мы каждый месяц печатаем их по нескольку сотен – у кого-то они сохранились.

– Кто печатает их для вас, сэр?

– Одна маленькая фирма на Джордж-стрит.

– Они, несомненно, хранят оригиналы, не так ли?

– Я так думаю.

– Вы можете найти их для меня, – не откладывая?

– Разве это так срочно? – спросил Mекледжон спокойно.

– Думаю, что да.

– Вы всегда можете проверить данные по церковному регистру, инспектор.

– Что?

– Мы регистрируем в ризнице каждую службу. Насколько я понимаю, речь идет о службе, которую вы ищете? – Каждая услуга записывается там. Время, вид услуги, пастор, пожертвования – даже количество прихожан, хотя я должен признаться, что иногда это немного предварительная оценка.

Морс позволил себе торжествующую улыбку. Его догадка оказалась верна! Ключ, который он искал, был именно там, где он и думал, – под самым носом, внутри самой церкви. Он решил, что в следующий раз озвучит свою догадку чертовски более зрелищно, чем он сделал это сейчас. На данный момент, однако, он ничего не сказал. Ключ был в этих регистрах – почти наверняка – и он почувствовал волнение человека, который, зная результат семи ничейных футбольных матчей, собрался купить билет спортивной лотереи и неожиданно обнаружил результат восьмого матча.

Двое мужчин прошли по широкой лестнице в коридор, где Meкледжон взял свое пальто темно-коричневого цвета, такого же, как почти вся мебель в большом гулком доме священника.

– Здесь много комнат, – сказал Морс, когда они вышли на улицу.

Опять в глазах викария вспыхнуло понимание.

– Вы хотите сказать, что я должен превратить дом в приют, не так ли?

– Да, – прямо ответил Морс, – я знаю, что ваш предшественник не раз принимал здесь бездомных.

– Я знаю, что он так делал, инспектор. Я знаю, что он так делал.

Они расстались на Джордж-стрит, и Морс, в состоянии едва сдерживаемого волнения, уже перебирая тяжелые церковные ключи в кармане своего плаща, пошел вниз по Корнмаркет в церковь Сент-Фрайдевайд.

Глава тридцать вторая

Как и сказал Meкледжон, объемистый, в кожаном переплете регистр стоял на своей полке в ризнице, и Морс почувствовал такую же смесь тревоги и ожидания, с которой, будучи школьником, он открывал конверты с результатами своих экзаменов: еще секунда – и он узнает. Страницы регистра были разлинованы выцветшими голубыми линиями, протянувшимися через двойную страницу, вполне достаточной ширины, чтобы вместить всю необходимую информацию. Слева на странице были записаны день, дата и время службы, сопровождаемые кратким указанием поминаемого в данный день святого, и так далее; на правой стороне страницы запись от руки была продолжена с подробной информацией о типе службы, количестве присутствующих, количестве полученных пожертвований и, наконец, имя и (почти всегда) подпись священника. Несомненно, в церкви пронизанной более горячим евангелизмом, отмечался бы и библейский справочник текста, который пользовался наибольшим успехом у проповедника; но Морс был более чем доволен информацией, которую нашел. Регистр открылся на текущем месяце, и он отметил, одну из последних записей: «Понедельник, 3 Апреля, 7.30 вечера, Св.Ричард Чичестерский, «Низкая», 19, 5-35 фунтов, Кейт Мекледжон (викарий).

Затем он перевернул толстоватые тяжелые страницы книги. Слишком далеко: июль, за предыдущий год. Но на августе его сердце вдруг ёкнуло, когда у него в голове мелькнуло, что кто-то вполне мог вырвать страницу, которую он искал. Но нет! Она была на месте, и сейчас запись глядела ему в лицо: «Понедельник, 26 сентября, 7.30 вечера, Обращение Св.Августина, «Торжественная», 13. – Лайонел Лоусон, (викарий)».

В течение нескольких минут Морс смотрел на страницу в тупой неподвижности. Было ли здесь что-то не так? Как бы там ни было, все было написано собственной рукой Лоусона – точные детали службы, на которой был убит Джозефс: дата и время, поминаемый святой, тип службы (который, разумеется, требовал присутствия Пола Морриса), количество прихожан, сумма пожертвований (вполне естественно, неизвестная и не зарегистрированная, за исключением, возможно на несколько коротких секунд в мозгу Джозефса, прежде чем он встретил свою смерть), а затем подпись Лоусона. Все так. Все в порядке. Что именно Морс надеялся найти? Он же не ожидал, что сумма пожертвований может быть записана? Это было бы элементарной ошибкой и такой монументальной глупостью со стороны Лоусона, что привело бы к его аресту в течение нескольких часов, причем любым, даже умеренно компетентным детективом. Конечно, Морс не надеялся найти такую ошибку. Простая истина заключалась в том, что он ожидал, что там не будет записи вообще.