Волшебная книга Эндимиона - Скелтон Мэттью. Страница 16

Петер снова кивнул.

— Ну, и что это может значить? — вопросил Фуст. — Соображаешь?

Его помощник молчал, и хозяин торжественно произнес:

— Этой бумаге требуется определенная жидкость, чтобы отпечатать буквы, сделать из них слова и придать им смысл.

Петер испуганно спросил:

— Ей нужна кровь? Человеческая кровь?

Фуст не ответил. Он заговорил о другом.

— Девчонке было всего пять лет. Она еще ничего не соображала, и вдруг, подумай только, ей выпала возможность увидеть своими глазами дракона и была дана сила — чтобы вытянуть из этого существа слова со смыслом! Не меня наделили этими способностями, а ее! Ребенка!

Он возмущенно щелкнул пальцами.

— Но я не остался в долгу, не думай! — снова заговорил он. — Кустер, конечно, мастер на все руки, и он решил соорудить для того дара, который получила его внучка в наследство от дракона, такое хранилище, чтобы никто туда не смог проникнуть… Он сделал этот сундук.

— А что же она получила от дракона? — не понял Петер.

— Ты еще не сообразил, парень? Рукопись! Книгу, написанную на этом пергаменте, прочитать которую можно, только если знаешь, как сделать, чтобы буквы и слова появились на ее пустых листах! И тогда нам станут известны все тайны мироздания — те, которые так жаждали познать первые люди на Земле, Адам и Ева. Только они для этого вкусили, по совету хитрого змия, запретный плод с древа добра и зла и были наказаны Богом, а мы никаких плодов срывать не будем. Понял?

Судя по его виду, Петер мало что понял. А я еще меньше. Нам обоим было неуютно и попросту страшно. Мне даже пришло в голову, что герр Фуст похож на того самого лукавого змия из Библии, но я отбросил эту мысль.

— Сундук вы сумели открыть, хозяин, — почтительно произнес Петер. — Но как отыскать слова, которые когда-то были на этом пергаменте?

— Кровь! — выкрикнул Фуст. — Нужна кровь! Чистая, как у ребенка.

У меня мурашки побежали по спине.

— Чтобы открыть замки на сундуке, — продолжал Фуст, — тоже нужна была кровь. Тоже очищенная. Ты видел это. Я обходился своей кровью из пальца, очищая ее жидкостью, которую сам составил. — Он указал на кружку. — Но для того чтобы вытянуть слова из пергамента, нужно что-то другое. Совсем иные очистители, иная чистота. Кристальная, безгрешная. Как у детей…

Опять я чуть не сорвался с места, чтобы не слышать больше такое: я уже понял, к чему он клонит. Что имеет в виду. Он и не думал это скрывать, потому что произнес:

— Эта рукопись требует для пищи детей… Их кровь…

Я так задрожал, что стукнулся головой о станину печатной машины, и звук от удара показался мне громом в душной полутьме комнаты. Фуст дернулся, внимательно оглядел помещение, и я был уже готов к тому, что он сейчас встанет, осмотрит все кругом, обнаружит меня, вытащит за ноги из-под пресса и превратит в пищу для этой кровожадной книги.

Он действительно встал, но только для того, чтобы потянуться и пересесть ближе к огню. Ему стало холодно.

Пересесть он не успел, потому что внезапно свалился на пол и его начало трясти, словно в лихорадке. Лицо у него сделалось серым, как зола.

— Хозяин, что с вами? — закричал Петер.

— Отведи меня домой, — с трудом проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Кристина знает, как помочь. Но сначала захлопни крышку сундука… Положи туда пергамент!

Петер выполнил все его распоряжения, после чего кое-как поднял на ноги и осторожно повел вниз по лестнице к выходу.

Перед этим он выплеснул в очаг остатки жидкости из железной кружки, пламя задрожало и потухло. Комната погрузилась во мрак.

Я остался там, где был, почти в полной темноте. Когда убедился, что они вышли из дома, я приблизился к сундуку.

Для того, что я задумал, было слишком темно, однако откладывать дело я не хотел. Тем более что огонь в очаге все-таки взял свое и чуть-чуть разгорелся: в темной массе угля и золы появилась тонкая светлая полоска.

Я и без света мог найти нужный инструмент, и он оказался у меня в руке: похожий на стамеску, но сделанный из плотной кожи. От возбуждения у меня слегка дрожали руки — так не терпелось попытаться самому открыть сундук и как следует рассмотреть, что там. Пальцами я скользил по краям крышки, ощущая под ними вырезанные из дерева фигуры, пока не наткнулся на более выпуклые металлические формы — это были змеиные головы. Мои пальцы задрожали сильней, но я сдержал дрожь.

Набрав побольше воздуха (а с ним и немного смелости), я нащупал змеиные клыки, прикоснулся к их острым, как игла, кончикам, надавил и почувствовал, как они впились мне в пальцы.

Я ожидал всего: что они отравят меня смертельным ядом и я тотчас же упаду бездыханный; или погружусь в глубокий сон, а то и просто у меня отнимутся руки и ноги.

Однако ничего не случилось. После того, как прошла боль от укола, я ощутил какое-то странное спокойствие, хотя чувствовал — или мне казалось? — как змеиные клыки продолжают высасывать из меня кровь.

Окажется ли она достаточно чистой (и безгрешной, как сказал герр Фуст) для того, чтобы крышка сундука открылась?

Прошло совсем немного времени, и я ощутил под пальцами легкое движение змеиных голов — крышку можно было поднять.

Одновременно с треском вспыхнул яркий огонь в очаге, и я увидел, что клыки, которых я так страшился, торчат вовсе не из змеиного зева, а принадлежат фигуре дракона, изображенного на крышке, и это совсем не клыки, а когти на его лапе. Выходит, крови моей напилась не змея, а дракон.

Не знаю почему, но это придало мне смелости: я нагнулся над сундуком. На самом верху лежал папирус из драконьей шкуры (если верить рассказу Фуста), на ощупь она была, как тронутые изморозью листья, и так же шуршала. А еще была похожа на тонкую-претонкую кольчугу. Но ведь на самом-то деле это чешуя дракона! Его кожа!

Может ли такое быть? Сердце у меня громко билось о ребра.

Под шкурой в сундуке находились листы пергамента — чудесной бумаги, в которую я погрузил руки и начал жадно перебирать, отделяя листы один от другого, ощущая их прочность и в то же время мягкость, шелковистость. Каждый из них будто живет какой-то особой, своей жизнью.

Я испытывал странное волнение и одновременно чувство полной защищенности, безопасности.

Потом что-то еще более необычное привлекло мой взгляд. На одном из листов стали появляться тонкие, словно паутинные нити, знаки. Они превращались в буквы, складывались в слова, и я уже знал — что-то подсказывало мне, что они предназначены для меня: я должен их прочитать и понять.

И я прочитал:

Это же мое имя на листе с паутинными буквами! Мое! Дракон обращается не к кому-нибудь, а ко мне! Вернее, говорит как бы от моего имени. А несколько лет назад дракон обращался к внучке Лоренса Кустера, тоже назвав ее по имени. Наверное, он любит детей…

Я видел сейчас собственными глазами, как на листах бумаги у меня в руках появляются слова. Помимо этого стихотворения. Они отпечатываются там намного быстрее, чем на машине моего хозяина, герра Гутенберга. И в них все: они рассказывают о том, как возникали и исчезали царства; они открывают пути к обретению знаний, к мудрости; учат тому, как отличить добро от зла и правду от лжи; указывают дороги и тропы, которыми нужно идти…