Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают - Байер Марсель. Страница 19

Но таможенники так и не появились. Стоянка в Хедьешхаломе длилась три минуты. Поезд тронулся, проехал через границу, и он, свободный гражданин свободного отечества, не почувствовал ничего, его душа не воспарила в ликующем восторге.

— Ты хотел узнать, сколько в тебе еще страха? — спрашивает Катя нашего путешественника.

— Но без таможенников…

— Тебе надо было поехать в Прагу, — говорит Катя. — Из Дрездена в Прагу.

— Может, и так, — говорит он. — Но сейчас я здесь.

— Так, значит, ты не хотел меня увидеть?

— Конечно, хотел. Не будь тебя, я бы не поехал.

— Нет, — говорит Катя. — Я всего лишь предлог.

Он смотрит ей в глаза. Накрывает ее руку своей.

— Я не знаю, Катя, честное слово, не знаю.

— Ты разочарован: без таможенников нет и истории.

— Да, — говорит он.

— Не было таможенника, который заставил бы тебя выдать рассказ.

Он кивает и в первый раз откидывается на спинку стула.

— Я даже уже придумал название, — говорит он.

Катя, улыбаясь, смотрит на него.

— Еще одна история, — шепотом произносит наш путешественник, словно ребенок, который делится секретом. Он снова похож на мальчика.

— Так напиши другую историю. Без таможенников.

С видом фокусника, которому нужно выходить на сцену в самый неподходящий момент, я беру со стола синюю папку и заставляю ее исчезнуть в сумке.

— Тебе уже пора?

— Нет, — отвечаю я и думаю: в ней жива любовь. Потом встаю и иду к стойке. Даже если бы креветки сейчас принесли, я их больше не хочу. Согласиться съесть креветки, прождав час, — все равно что признать свое поражение.

— Я хочу заплатить за шампанское, яблочный сок и две воды, — говорю я. Крот торопливо начинает считать, но официантка кричит ему: «Спиши со счета, все спиши!» И добавляет, что господин, то есть я, не должен платить за напитки, что она очень-очень извиняется. Я спрашиваю, почему они за целый час не смогли приготовить креветок на шпажках.

Она отвечает, что королевских креветок просто-напросто не нашлось.

— Может, королевских креветок раскупили, — говорю я, как будто в моих интересах найти объяснение. — В магазинах закончились не только морепродукты, но и королевские креветки, ведь королевские креветки — это и есть морепродукты.

— Да, — говорит официантка. — Вполне возможно. Наверно, господин прав.

Катя спрашивает, почему я не хочу остаться — мы могли бы погулять вместе.

— У меня вечером встреча. — Я не хочу улыбаться, но это не в моей власти.

— А! — восклицает Катя. — Догадываюсь, какого рода.

— Да, — говорю я. — Мы с Каталин снова вместе.

— С удовольствием бы как-нибудь с ней познакомилась, — говорит Катя.

Она провожает меня до входа в метро. Я качу ее велосипед. Мы подходим к лестнице, и я спрашиваю, когда ожидаются роды.

В августе, говорит Катя. Будет мальчик. Мы обнимаемся, наклонясь вперед, но наши животы все равно соприкасаются.

Я забываю прокомпостировать билет на метро. На Западном вокзале я хочу отдать его бездомному продавцу газет. Тот отказывается.

Покупаю печеночный паштет (по 1,6 евро за 100 грамм, мне отвешивают чуть больше) и к нему булочку и горчицу. С меня 2,9 евро.

Напротив, в витрине букмекерской конторы, стоят два телевизора, в левом Михаэль Шумахер выигрывает свой четвертый «гран-при» подряд, ровно через десять лет после гибели Сенны. Я снова покупаю полулитровую бутылку воды. Сумка теперь весит столько же, сколько при отправлении из Будапешта.

Я еду обратно в Будапешт. Еду в Будапешт. Разве это не акт свободной воли и не проявление суверенитета: не уезжать из дома и не возвращаться домой, а просто перемещаться из одного места в другое?

Я сижу справа по направлению движения. Чувствую облегчение, и в то же время удручен. У меня на коленях лежит Эркень. Тяну за тесемочку — книга открывается на восемнадцатой странице. Начинаю читать рассказ-минутку с названием «Петля». Я устал. По вагону идут венгерские пограничники. Проверяют быстро. Спинки кресел загораживают паспорта тех, кто сидит передо мной, и создается впечатление, что пограничники жмут людям руки.

«Must go back Austria [20], — говорит пограничник, борода и острый нос, седой шевелюре передо мной. — Go back!»

Седая шевелюра говорит тихо, пограничник громко. «Buy visa! No multi, Hungary fly, Budapest, go train out, finish! Must go back. Really go back. Next train go back Austria» [21].

Пограничник, борода и острый нос, взмахивает рукой, его ладонь — самолет, на котором несколько дней назад седой прилетел в Будапешт. На нем же, насколько я понял, он собирается завтра улететь домой. Но прежде решил посмотреть Вену. А теперь его не пускают обратно. «No multi visa. Must go back!»

Седая шевелюра поднимается. Стройный пожилой господин в светло-розовой рубашке. Пограничник просит его проследовать за ним. Седой и не думает сопротивляться, но пограничник все равно начинает теребить его за рукав. Пусть седой сразу же возьмет с собой багаж и пиджак. Но у того нет ни багажа, ни пиджака — только путеводитель по Вене в руке. Пограничник и седая шевелюра уходят в направлении следования поезда и пропадают из виду.

Поезд затихает, идет по инерции, стоит, снова начинает гудеть, мы отправляемся точно по расписанию: Хедьешхалом, 16:45. На соседних путях стоит поезд ближнего следования. Красно-белые вагоны, в которых можно опустить окна. Такое впечатление, что люди внутри собрались на пикник — настолько приподнятое настроение у мам, дедушек и малышей.

Мы едем вдоль длинной платформы, и вдруг на мгновение показываются два пограничника, а рядом с ними, там, где платформа спускается к площадке, по которой можно перейти через рельсы, в розовой рубашке стоит седая шевелюра и держит в руке путеводитель по Вене. За ним, слегка сбоку и все же вплотную, стоит еще один пограничник. Седой глядит сквозь поезд, в котором сидел еще несколько минут назад, словно силится рассмотреть, что его ждет на противоположной платформе. Держит ли пограничник седую шевелюру за плечо, увидеть не удается.

В Дьере (скромная табличка с названием города покрыта ржавчиной) пограничник, который поймал седого, борода и острый нос, сходит с поезда и идет вдоль платформы. За собой он везет блестящий голубой чемодан. Кому-то машет, что-то выкрикивает, смеется.

Наш путешественник (никакого имени он уже не получит) прислоняется к стеклу, но пограничник все равно пропадает из его поля зрения. Он спрашивает себя, почему ему интересно посмотреть, с кем здоровается пограничник. Пограничник его не интересует, так же как и седая шевелюра в розовой рубашке. У господина в розовой рубашке будут неприятности, возможно, ему даже придется перенести полет. А может, пограничники в Хедьешхаломе ему помогут. Ведь вообще-то их работа состоит не в том, чтобы отлавливать путешественников с путеводителем по Вене в руке, нет, это какая-то нелепость, почти глупость. Они тут для других, для тех, кого мы не видим, кто не сидит в поезде, кто может только мечтать о том, чтобы сидеть в таком поезде, тем более с путеводителем по Вене, возможно, они мечтают об этом больше, чем об этом когда-либо мечтал наш путешественник, хотя он всегда мечтал сидеть в таком поезде.

Поезд отъезжает от Дьера. «Мы перевозим „ауди“», «Мы перевозим „фольксваген“». НЛО на ножке. И опять кондуктор в круглой фуражке. Я его уже знаю. Он смеется, когда я случайно протягиваю ему пустой конверт из-под билета. «VONATTAL EURÓPÁBA» значит, по-видимому, то же, что «BY TRAIN ТО EUROPE» [22]. Рядом с Эйфелевой башней и двумя лондонскими телефонными будками на нем изображены здание венгерского парламента и дворец Шенбрунн. Он снова пробивает мой билет, на котором все инструкции написаны по-венгерски и по-немецки.

Наш путешественник берет с соседнего, конечно же пустого сиденья брошюрку с надписью «Ваш маршрут». На обложке реклама: «23 апреля — Всемирный день книги. Большая викторина». Под ней изображение раскрытой книги, страницы которой немилосердно согнуты к середине, чтобы получилось розовое сердце. Он изучает сложенную гармошкой брошюрку и после долгих поисков находит конечную станцию ЕС25, идущего из Дортмунда. Читает «Будапешт, Келети пу, 18:28». Через сто двадцать восемь километров или через один час и двадцать минут наш путешественник будет в Будапеште. В 19:10 с Келети пу отправляется поезд до Кракова, который в шесть утра (даже без нескольких минут шесть) прибывает на станцию Краков-Главный, а в 19:15 оттуда же отходит поезд, который через Сольнок, Бухарест, Софию и Салоники идет в Стамбул — через полтора дня он в 8:45 прибывает на вокзал Сиркеджи. Путешественник удивляется, почему путь от вокзала Будапешт-Келенфельд до вокзала Будапешт-Келети пу занимает тринадцать минут, несмотря на то что, согласно брошюрке, его длина составляет 0 километров. Он решает не забивать себе этим голову. Наоборот, ему даже нравится это противоречие. И звонили все колокола. То был приятный день.