Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя - Дюшатле Кристоф. Страница 4

Затем, в 1981 году, напичканный инструкциями новообращенный террорист приезжает в Тегеран. Аятолла Хомейни, старец с седой бородой, вынуждает шаха бежать из страны. После возвращения в Иран 1 февраля 1979 года Хомейни захватывает власть и устанавливает свою религиозную диктатуру, обещая довести до конца исламскую революцию. Вот суть дела: существует какой-то тип, скрывающийся в пещере (это имам), он настоящий наследник Пророка, шиит, который в один прекрасный день выйдет из своего укрытия, чтобы осчастливить людей всей планеты. Никто не знает, в какой момент это может произойти. А пока надо молиться, надевать на женщин чадру, распространять исламскую революцию на все страны мира. Единственный человек, за которого можно выйти замуж, — это Аллах. Ему пойдут все свадебные подарки, деньги и спокойная жизнь. А мы, холостяки, вынуждены смотреть на самую ужасную картину в истории: похищение наших избранниц исламской революцией.

А ты, моя нежная и обожаемая Луна, что с тобой станет в этом противостоянии? В каком творческом пространстве ты будешь вращаться? А что, если вследствие изменения климата, экономической нестабильности тебе придется вступить борьбу с этими бородачами и религиозными идеологами? Если бы ты знала, как я мечтаю, чтобы ты жила в свободном мире без политики. Чтобы в твоей жизни была легкость, поэзия, чувственность. Увы, не все будет в розовом цвете. Будут и другие загадочные цвета: я знаю, ты полюбишь и будешь любима, а потом все закончится. Ты испытаешь безграничную радость, странную сердечную тоску, получишь незабываемые впечатления от книг. Ты будешь любить свою повседневную жизнь и в то же время ее ненавидеть, два этих чувства будут чередоваться, сопровождаемые чудесными переживаниями. Ты будешь жить в мире искусства, спортивных соревнований, при изобилии экологически чистых продуктов и минеральной воды. Ты будешь королевой среди королев, ты будешь править в хаосе чувств, ты постоянно будешь стремиться вперед, ты будешь жить в сверкающем мире на вершине блаженства.

Да, мой ангел, я мечтаю для тебя о мире, отличающемся утонченной элегантностью, одновременно нелепом и учтивом. Весной ты поедешь в деревню по дороге, изъезженной автомобилями и мотоциклами, вдоль берегов, звенящих от голосов тибетских «диджеев», мимо титановых статуй. Маленькая девочка, ты вырастешь и будешь любить своего отца до его последнего вздоха. Ты попрощаешься со мной почти без слез.

Нажимаю клавишу «стоп» на магнитофоне и договариваюсь о встрече с автором.

После полудня расшифровываю пленку и начинаю редактировать материал. По телефону объясняю своему издателю суть откровений, полученных от моей революционерки из Магриба^[2]. Он убежден, что у него в руках — сенсация, документ чрезвычайной важности, способный затмить все журналистские расследования. Он советует мне быть осторожным при выходе из дома. Я: «А ты получил телохранителей от официальных властей?» Он: «А ты как думаешь, дорогой?»

Через пять лет после трагических событий 11 сентября 2001 года, разрушения башен-близнецов в Америке, я еще раз поразмыслил над откровениями Фаделы. И тогда они обрели для меня иной смысл. Потрясенный человеческой трагедией и кадрами крушения — их постоянно прокручивали средства массовой информации во всем мире, — я увидел странную картину. Мне показалось, что я стал, если так можно сказать, еще большим холостяком, без любви и совсем одиноким. Кроме того, я был выбит из седла каким-то мистическим образом: казалось, падающие башни насмехались над моим любовным фиаско. Испытывая душевные страдания, погружаясь в гипнотические картины террористической атаки, я увидел, как груди Фаделы разрывают лифчик и становятся на место, где раньше находились башни; поднявшись высоко в небо, они образовали две восхитительные горы, предоставленные всем Сизифам земли, которые хотели бы взять реванш над всеобщим непониманием. И тогда я сказал себе: падение этих башен фаллической формы — всемогущего знамени — означает конец власти мужчин. У них был шанс. Но они его потеряли. И отныне только женщины смогут изменить судьбу человечества. Теперь любовь обретет новую форму, в мире возникнут новые отношения, но не бесполых властных матерей, а радостных и творческих женщин. В странах, сгибающихся под гнетом обскурантизма, появится надежда, что эти женщины вскоре объединятся, скинут чадру, длинные одежды и начнут контрнаступление, демонстрируя свою красоту. В других странах, например в западном мире, им сегодня предстоит взять власть в свои руки. Что касается меня, я согласен, чтобы меня буквально взяла женщина. Не важно где — за столом, в постели. Я хотел бы, чтоб она меня унесла, подняла и изменила. Пусть меня увезет на серебряной лошади украшенная гирляндами эротичная безумица, обещая счастливое будущее.

Частный особняк на краю парка Монсо

Несколько раз я встречал Изабель, мать Максимилиана, неугомонного «альпиниста». В булочной, в цветочном магазине, перед подземным переходом и, что самое странное, перед моей квартирой на лестничной площадке, где у нее якобы была встреча с нашей консьержкой, которая согласилась приходить помогать ей по дому. И действительно, в тот день Изабель выходила от консьержки, а я был с Луной на руках, с чемоданом ее вещей для выходных, пакетами с едой и перекинутым на ремне через плечо рабочим портфелем. В портфель я положил пачку презервативов, упаковку парацетамола, цитрат бетаина «УПСА», а во внешний карман пиджака — книгу «Порнография» Витольда Гомбровича. На мне была пара рваных носков, спортивные трусы, которые я не менял вот уже три дня, и к тому же я чувствовал голод, так как с утра наскоро съел лишь небольшой кусок курицы, хотя все время работал языком, что меня страшно возмущало. И в довершение ко всему повторные счета из министерства финансов высыпались один за другим из почтового ящика.

Другая неприятность: из носа у моей дочери текло, а я, как последний идиот, забыл купить бумажные салфетки «Клинекс» в супермаркете «Монопри». Кроме того, я все еще не смирился с потерей последних файлов из-за поломки жесткого диска. В то же время на воскресный вечер у меня было намечено свидание (после возвращения Луны ее матери) с новой избранницей. Мне хотелось по максимуму развлечься с ней, немного расслабиться и прямо в постели поразмыслить над возобновлением своей человеческой деятельности, отмеченной тревогой конца столетия, причины которой, если верить нашим аналитикам, восходят к нефтяному кризису 1973 года.

Постепенно, в результате безобидных и якобы случайных встреч, наши отношения обрели какую-то форму. Изабель пригласила меня к себе, в частный особняк, окнами смотрящий на парк Монсо и построенный, вероятно, семьей Сернуши после получения в собственность в XIX веке равнины Монсо братьями Перейре, банкирами.

Я был несколько растерян, так как сам живу в невзрачной двухкомнатной квартире, окна которой выходят на черную кирпичную стену. Чтобы увидеть небо, мне нужно просунуть голову сквозь прутья оконной решетки, вытянуть шею так, что кости начинают скрипеть, — тогда наверху между стенами появляется квадратик света, где иногда можно видеть небольшое облачко на голубом фоне. Во время этого упражнения, которое производится с сигаретой во рту, мой взгляд судорожно цепляется за последние завитки лепнины под крышей. Каждый раз, когда сигарета гаснет, я клянусь, что она будет последней, пока не закуриваю следующую.

В салоне, обустроенном в стиле ампир, Изабель приблизилась к свету, который льется из застекленного оконного проема, выходящего в сад. В этот момент она стоит ко мне спиной, устремив взгляд на аллеи парка. Эта дама из парка Монсо говорит, что она счастлива, полностью сознавая свою избранность. Ее муж, адвокат, работает в нефтяной промышленности, точнее, он консультирует саудовских принцев. У него бесконечные командировки, и в домашнее гнездышко он наведывается довольно редко. А потому дни ей кажутся долгими; поскольку она перечитала все иллюстрированные женские журналы и занимается фитнесом в престижном клубе, то теперь она проводит благотворительные акции в пользу африканских сирот, а также ищет другие занятия, более соответствующие ее глубоким духовным устремлениям.