История советской литературы. Воспоминания современника - Леонов Борис Андреевич. Страница 21
— Товарищи, кого мы слушаем? Откройте последний ном советской энциклопедии под редакцией Бухарина и там прочитаете: «Илья Эренбург — враг советской власти, белоденикинское отребье».
Говорят, в этот момент Илье Григорьевичу стало плохо. Володя гневно продолжал, обращаясь к студентке:
— А о тебе я подумал, когда ты стояла за трибуной: стреляла бы ты в Ленина или нет? Так вот, когда ты сходила с трибуны, я понял: ты бы стреляла…
В зале разразился скандал.
Встреча была прекращена.
На следующий день был обнародован приказ ректора об исключении из числа студентов Герасимова за хулиганское поведение и срыв культурного мероприятия.
— И что же было дальше? — спросил я.
— А дальше мы, друзья Володи, обратились с письмом к Шолохову и Хрущеву, в котором рассказали о происшедшем. Просили помочь восстановить Герасимова в институте.
— И…
— И, как говорится, справедливость восторжествовала.
— Но, согласись, Герасимов-то вел себя по-хамски…
А Эренбург?! Что он не выглядел таким же хамом по отношению к Пушкину?!..
97
В одном из московских клубов на лестнице встретились Владимир Алексеевич Гиляровский и Александр Иванович Куприн. Последний был на хорошем веселе и поднимался из ресторации вверх по лестнице. Гиляровский же только направлялся в питейное заведение. Увидев старого доброго знакомого, Куприн попросил:
— Гиляй, скажи что-нибудь веселенькое, а то на душе кошки скребут.
— Ты помнишь стихотворение Блока «Незнакомка»? — спросил Владимир Алексеевич у Куприна.
Куприн вскинул голову, наморщил лоб, изображая попытку припомнить блоковское стихотворение.
Но Гиляровский тут же прочитал:
— А, помню, помню, — засмеялся Куприн. — Ну как же… Истина в вине.
— Вот именно, — подтвердил Гиляровский.
— Хорошо сказано, Гиляй, — одобрил Куприн. — Хорошо.
— А теперь слушай, — остановил его Владимир Алексеевич:
98
В октябре 1972 года меня пригласил к себе в редакцию журнала «Молодая гвардия» Анатолий Степанович Иванов, которого утвердили в должности главного редактора, и предложил стать его заместителем.
Для меня предложение было полной неожиданностью. И я попросил время на раздумье.
— Его уже нет! — улыбнулся Анатолий Степанович. — Ну, ладно!
Жду завтра в это же время с ответом….
При встрече с Ивановым на следующий день я промямлил что-то вроде отказа.
— Ну что ж, вздохнул он. И после паузы: — Вот так нашего брата все и происходит. Шумим, друг другу жалуемся, что нас-де не печатают, нам не доверяют. А как до дела: бери в свои руки журнал, публикуй то, что считаешь заслуживающим того, — тут же в кусты, тут же на попятную…
И этими словами, до сих пор отчетливо звучащими в памяти, он сразил меня…
На второй или на третий день моего пребывания в кабинете заместителя главного редактора утром я услышал стук в дверь. Затем дверь открылась и на пороге появился высокий седой человек. Густым басом представился:
— Бывший красный партизан, певец Дровянников.
— Очень приятно! Чем могу быть полезен?
— Хочу опубликовать у вас в журнале воспоминания о Шаляпине. Сердце у меня так и екнуло: «Вот повезло!» Но, стараясь не выдавать радости, спросил:
— А вы с ним встречались, вместе где-то жили или общались какое-то время?
— Да, был у него в Париже.
— В каком же году? — спросил я, уже проверяя достоверность «воспоминаний».
— В тридцать шестом.
Шаляпин был еще жив, но уже не очень здоров. Через два года его не стало.
— И что же? — обратился я к Дровянникову.
— Пришел к нему. Но слуга сказал, что Федор Иванович принимают ванну и попросил меня подождать.
Больше часа сидел я в прихожей.
Потом из ванной вышел Шаляпин. В халате, полотенцем перевязана голова. Подошел ко мне и спросил: «Поешь?» Я ответил, что пою. «Ну и пой!» — сказал Шаляпин и ушел к себе.
— Ну, а потом-то вы встретились с Федором Ивановичем?
— Да нет, — ответил Дровянников. — Не довелось. Ну, как, пойдут мои воспоминания?
— Видите ли, — осторожно начал я. — Это скорее не воспоминания, а всего лишь курьезный, забавный случай. Воспоминания предполагают хорошее знание человека или же мимолетные встречи с ним но такие, в которых интересный и известный человек открывается неожиданными сторонами своего характера или своего таланта.
— Ясно, — спокойно подытожил Дровянников. — Тогда, может, я выступлю у вас? Аудитория-то у вас кака?
— Да в основном все с высшим образованием.
— Ну тогда для начала «О скалы грозные», а там, как пойдет, — гремел голос Дровянникова.
— Видите ли, — опять начал я извинительно, — вряд ли у нас состоится встреча. Дело в том, что многие наши сотрудники находятся в командировках и собрать коллектив не удастся.
— Ну что ж. Тогда извиняйте!
Дровянников встал, поклонился и вышел из кабинета…
Через некоторое время у меня зазвенел телефон.
По голосу узнал заместителя главного редактора журнала «Сельская молодежь» Станислава Романовского:
— Аудитория-то у вас кака?..
99
Эту историю я вспомнил, когда оказался во главе группы авторов «Молодой гвардии», ехавшей на встречи с будущими подписчиками журнала. Раньше практиковалась пропаганда журнала в период подписной кампании. Выступали перед различными аудиториями того или иного региона, агитируя подписаться именно на наше издание.
Каждый из литераторов, конечно же, имел определенные «домашние заготовки»: то ли короткий спитч, то ли новеллку, то ли рассказ о реальном случае. А что делать мне, критику? И я, вспомнив о встрече с Дровянниковым, тоже выступал с рассказом, который назвал «Как я становился редактором»…
Долго не соглашался я занять место заместителя главного редактора в журнале.
— Да чего ты боишься?! — убеждал меня главный редактор. — Ничего особенного в редактировании нет. Читаешь текст. Если чего не нравится, вычеркивай.
— И все?!
— И все…
И вот я сижу в кабинете. Слышу стук в дверь.
После моего «войдите» в кабинет вошел почтенный старец в сюртуке, с бабочкой на накрахмаленной манишке. Я поднялся навстречу. Он протянул руку:
— Тютчев Федор Иванович.
— Очень приятно. Чем могу быть полезен? — спросил я.
— Да вот хочу предложить стихи в ваш журнал.
И протянул мне отпечатанный на машинке лист со стихами.
В правом верхнем углу стояли две буквы — КБ.
— Это что же, «конструкторское бюро»? — поинтересовался я.
— Да нет. Это тайное посвящение.
— Извините, я сейчас прочитаю и выскажу свое мнение, — попросил я разрешения у Федора Ивановича.
И я стал читать стихи:
Дочитав стихи до конца, я сказал:
— Федор Иванович, я бы предложил вам такую редактуру: «Я встретил вас и все…» Остальное, право слово, ничего не добавляет к сказанному. Вы согласны?