За опасной чертой - Ребров Михаил. Страница 5

Потом Георгий попросил снять остатки парашюта с сосны и расстелить на поляне, ближе к центру, чтобы не заслоняли деревья.

— Теперь насыпай рядом хворост и поджигай.

Александр торопливо выполнял распоряжения.

— Спасибо тебе, брат! Большое спасибо! Теперь уже скоро. Найдут обязательно.

Дым, клубясь, уходил вверх. Поднялся до верхушек деревьев. Потом выше. Его заметили. Снова в небе застрекотал вертолет.

«Интересно, кто его пилотирует?»

Такая работа

Томительно и однообразно тянулись дни, недели… Георгий постепенно поправлялся, яснели глаза, на щеках порой проступал румянец. Но временами читали друзья в этих знакомых глазах какую-то затаенную боль, замечали, что невпопад отвечает Георгий на их вопросы, а то и вовсе умолкает, как бы прислушиваясь к своим мыслям.

Друзья тревожились, а врачи не находили никаких нарушений в состоянии организма.

— Излечение идет нормально, — говорили они. — Но его угнетает какая-то мысль. Поговорите с ним по-товарищески, узнайте, кто и чем ему может помочь. Это очень важно и для него и для нас.

Но Георгий молчал…

Как-то в больницу вновь приехал Артем Иванович Микоян. Он сразу обратил внимание на то, что лицо летчика осунулось, побледнело, взгляд стал рассеянным. О чем он думал?

Генеральный конструктор наклонился к изголовью больного.

— Что с вами, Жора? Понимаю: трудно, не с вашим характером отлеживаться. Но что поделать — в жизни всякое бывает. Держитесь, ведь вы человек, рожденный дважды. Подумайте о том, что вам еще надо летать и летать…

Трудно сказать, как Артем Иванович догадался, что Мосолову не хватало именно этих слов? По мере того как крепло, наливалось силой его тело, все чаще задумывался летчик о своей дальнейшей судьбе. Неужели никогда не встретится он вновь с небом, никогда не встанет в один строй со своими друзьями-летчиками?

Правда, они не раз говорили: «Будешь летать!» Но по глазам видел — сами не очень верят! Успокаивают! Да ведь и не было еще такого в практике, чтобы к полетам на сверхзвуковых реактивных самолетах допустили человека, перенесшего хотя бы небольшой ушиб головы. У него же травма на травме, несколько серьезнейших переломов и сердце, которое чуть ли не лежало на ладони хирурга.

А Артем Иванович? Он верит? Пусть даже не очень. Зато безгранично доверяет этому душевному старшему другу и наставнику Георгий.

…Много лет назад Георгий впервые переступил порог опытного конструкторского бюро авиационного завода. Пришел он вместе со своим другом, таким же, как и он, молодым летчиком-испытателем Владимиром Нефедовым. Началось знакомство с отделами и лабораториями. Несколько часов как завороженные ходили по просторным, блистающим чистотой цехам и залам, где люди в белых халатах рассчитывали, конструировали, испытывали на специальных стендах жизненно важные для самолета системы: управления, топливную, воздушную, гидравлическую; проверяли каждый узел, каждую деталь на прочность, упругость, вибрации.

В тот же памятный день состоялась первая встреча молодых испытателей с Генеральным конструктором. Артем Иванович принял их в своем кабинете. Когда вошли, из-за письменного стола поднялся невысокий, средних лет, но уже поседевший человек с доброй, приветливой улыбкой.

Артем Иванович был не один. Он познакомил летчиков с Константином Павловичем Ковалевским и Григорием Александровичем Седовым. Эти два человека — начальник летно-испытательной станции и старший летчик-испытатель завода — оказали в дальнейшем огромное влияние на становление Нефедова и Мосолова как летчиков-испытателей, помогли им понять тот дух самоотверженного творчества, неустанных поисков, озабоченности и беспокойства за судьбы общего дела, который был традицией и осознанной необходимостью для каждого члена этого прославленного конструкторского коллектива. А Григорий Александрович Седов стал для Георгия Мосолова тем эталоном, по которому он сверял не только свое летное мастерство, но и свои гражданские и человеческие качества. В постоянно крепнущей дружбе с этим замечательным летчиком и щедрой души человеком нередко черпал Георгий силы на нелегком пути, который избрал.

…Говорили тогда о многом, но главным образом о задачах, которые придется решать общими усилиями. Артем Иванович даже спрашивал совета, словно они уже давно работали вместе.

«Экзаменует, — подумал сначала Георгий. — Хочет проверить, что мы знаем, на что способны».

Но экзамен не испугал — очень уж он был доброжелательным.

Неделю-другую спустя Мосолов сознался Нефедову:

— Знаешь, Володя, мне показалось тогда, что Артем Иванович устроил нам экзамен. А ведь он действительно хотел узнать наше мнение.

— Верно, — согласился Нефедов. — Я тоже сначала так же подумал. Поэтому и отвечал, как двоечник. Значит, ошиблись.

Даже первое знакомство с конструкторским бюро принесло Георгию много открытий. Конечно, он и раньше многое знал о работе конструкторов, но как-то иначе, приблизительно, что ли. А здесь он был удивлен, узнав, что идея самолета рождается вовсе не из пестрого калейдоскопа формул или кружева перфокарт электронно-вычислительных машин. Да и сам Генеральный конструктор не занимается лишь одними расчетами: для этого в бюро есть особая группа инженеров-расчетчиков.

И уже совсем неожиданным показалось, что большую помощь авиаконструктору при осуществлении его замысла оказывают не только ученые-аэродинамики, инженеры-расчетчики и летчики-практики, но… и инженеры-художники. Замысел конструктора впервые можно увидеть не только в чертежах, в формулах, но и в рисунке, художественном изображении будущей машины.

Мысленно конструктор создает сначала несколько вариантов новой машины. Это не просто идеи, пришедшие вдруг. Конструктор стремится найти наиболее верное решение, отвечающее требованиям к современному самолету-истребителю, бомбардировщику, транспортному или спортивному.

В свое время каждая новая крылатая машина проектировалась, как правило, одним человеком. Он делал самолет целиком, как говорят, «от носа до хвоста». Он и испытывал его — летал сам.

Так было на заре развития авиации. Иное дело сейчас. Генеральный конструктор работает в содружестве со многими специалистами, которые занимаются разработкой отдельных систем, а руководитель увязывает каждую решенную ими проблему с общим замыслом создаваемого самолета. Основная идея конструкции новой машины принадлежит Генеральному. Успех или неудача этой конструкции во многом зависит от него.

Конструкторское бюро работает, как хорошо выверенный часовой механизм. Каждый точно знает, какой вклад он должен внести в конструкцию нового самолета, — спроектировать ли, создать ли рабочие чертежи, изготовить ли какие-то детали. Одни собирают узлы, другие стыкуют их в комплексы, третьи испытывают, подгоняют… Все они по праву считают новую машину своим детищем и гордятся своим вкладом в общее дело.

А что же летчик-испытатель? Неужели он подходит к новому самолету последним, когда тот уже заправлен горючим и техник опробовал двигатель? Конечно, нет. Знакомство летчика с новой машиной начинается еще тогда, когда та имеет лишь два измерения — в чертежах. Главный конструктор не только заранее вводит летчика в свою «творческую лабораторию», но нередко, даже в ходе проектирования, советуется с ним: как улучшить обзор из пилотской кабины, какие создать удобства для работы с различными рычагами и тумблерами, как разместить многочисленные приборы и органы управления? Тесный контакт между конструктором и летчиком устанавливается с самого начала зарождения проекта и не кончается никогда: доведен самолет до нужного уровня, начато его серийное производство на заводах, а конструктор и летчик-испытатель уже склоняются над новыми рисунками, схемами, чертежами.

…Какими бы похожими внешне ни казались самолеты, построенные в одном конструкторском бюро, они во многом отличны друг от друга. Каждый новый вариант имеет свои особенности, и главная из них — он должен быть лучше, чем предыдущий, а значит, и обладать новыми, еще никем не познанными на практике свойствами. Летчику-испытателю крайне необходимо знать или сначала хотя бы предполагать, как будут работать различные механизмы, системы и агрегаты, установленные на самолете, в чем их отличие от тех, которые были на предыдущем типе. Ни одну из этих систем, пока она находится в стадии отработки и испытаний, еще не принято считать абсолютно надежной, и только отличное понимание взаимодействия всех слагаемых самолета дает летчику возможность в случае отказа какой-нибудь из систем быстро принять необходимые меры и избежать осложнений.