Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 9

   — Этот молодец достоин носить золотую шпагу, — заметил корпусной начальник.

И вскоре через плечо молодого командира лёг ремень золотого оружия.

В следующем, 1793 году Раевский был послан с особым отрядом для обезоруживания польских войск в Могилёве. Задание он выполнил безукоризненно, за что ему был пожалован орден Святого Владимира 4-й степени. Ранее там же, в Польше, Николаю Раевскому довелось сблизиться с генерал-майором Валерианом Зубовым. На приёме у командующего их места за столом оказались рядом.

Первым завязал разговор Зубов — высокий, ладно скроенный, с громким, властным голосом генерал.

   — Вы, кажется, из близких родственников покойного Григория Александровича? — спросил он Раевского.

   — Родственник, но не близкий, — ответил Николай.

   — А ныне чем командуете?

   — Нижегородским драгунским полком.

   — Хороший полк. Мне довелось наблюдать его в сражении. А что же вы не полковник?

Николай, смущённый, промолчал.

Потом зашёл разговор об истории полка, и Николай, польщённый вниманием сверстника, к тому же генерала, стал рассказывать, как его полк воевал в начале века в Эстляндии, затем против шведов под Лесной и Полтавой, участвовал в Прутском походе, действовал в Кексгольмском уезде, что в Карелии.

Раевский и Зубов действительно были одногодки: родились в 1771 году. Валериан — в ноябре, Николай — в сентябре. Оба интересовались историей и любили сражения и боевые походы. Они разошлись, испытывая уважительное отношение друг к другу.

Вскоре Раевскому присвоили очередное звание полковника, и ему казалось, что к этому был причастен генерал Зубов.

В жарких сражениях и схватках с многочисленными отрядами повстанцев проходило время. Однако восстание не удавалось утихомирить. Более того, оно разрасталось, перенеслось в пределы Литвы.

Екатерина потребовала ввести дополнительные силы. Приказала направить туда Суворова. Обеспокоенная событиями, послала в Польшу войска и Пруссия.

Войска под командованием русского генерала Ферзена перешли Вислу и двинулись к Варшаве, чтобы разделаться с отрядами Костюшко. Туда же с юга устремился и десятитысячный корпус Суворова.

Из всех польских вождей наиболее влиятельным и авторитетным был Тадеуш Костюшко. Происходивший из обедневшего рода шляхтичей, он завоевал в народе большое уважение и почёт. Его по праву считали вождём. Окончив в Варшаве кадетскую школу, он позже обучался инженерному делу в Германии, Италии, Франции. Потом отправился в Америку и там принял участие в войне. Был адъютантом главнокомандующего северной армией Вашингтона. Не раз отличался в сражениях и по окончании войны имел чин бригадного генерала и американский орден.

Затем он служил в польских войсках, а когда вспыхнуло восстание, его назначили главнокомандующим повстанческим войском, удостоив титула генералиссимуса.

Это был действительно опытный и мужественный военачальник, умевший внезапно нападать и искусно выводить войска из-под нависающей угрозы. Русские военачальники ясно понимали, с кем приходилось иметь дело.

Костюшко долго сидел над планом, раздумывая, что предпринять, чтобы не позволить соединиться двум русским отрядам. Он ясно понимал, какая угроза нависает над ним. О полководческом мастерстве Суворова ему было известно. Он никак не хотел бы иметь его своим противником. Но обстоятельства не считаются с желанием.

На плане в центре листа чётко обозначено местечко Мацеевицы. Именно здесь, по замыслу Костюшко, повстанцы должны перехватить корпус Ферзена, пока Суворов находится в отдалении.

«Вначале разобью Ферзена, а потом уж отважусь на Суворова», — размышлял, принимая решение, польский генерал. Ему был известен принцип древних полководцев: неприятеля нужно бить порознь, по частям, до того, как он объединится. Так теперь делает и Наполеон, прославившийся в последнее время победами. Так будет поступать и он, Костюшко.

Лёг Костюшко далеко за полночь и долго не мог уснуть. Вспомнилась вдруг его юность. Вспомнил, как, возвратившись из заграницы, поселился в поместье у давнего покровителя их семьи пана Сосновского. Тот поручил молодому человеку воспитание своих дочерей. Под руководством красавца шляхтича с тонкими манерами и мягким обхождением дочери успешно овладевали науками. А потом одна из них, голубоглазая Людвика, влюбилась в своего воспитателя, и он ответил ей тем же. Каким неповторимо сладким было то время. Но недолго оно продолжалось.

Однажды ничего не подозревавшим родителям дочь призналась, что любит Тадеуша, что без него не будет у неё счастья. Только он её избранник, и никто другой!

Мать и отец пришли в замешательство: чтобы дочь стала женой бедного шляхтича? Да никогда они не согласятся! Не быть этому!..

Но их любовь зашла слишком далеко, и они решили бежать. Тадеуш вызвался похитить Людвику, взять всю вину на себя. Однако его плану не суждено было сбыться. Тадеуш навсегда покинул поместье, унося в душе кровоточащую рану обиды. А вскоре Людвика стала женой богача, князя Любомирского...

Прошумела молодость, улетела прочь быстрокрылой птицей. Теперь ему скоро пятьдесят, мысли заняты другим. Завтра, 29 сентября, сражение, которое он непременно должен выиграть.

Но накануне сражения, как и Костюшко, размышлял над картой и его противник, генерал Ферзен. Хотя он и носил немецкую фамилию далёких предков, однако долгое пребывание в России не прошло для него бесследно: вместе с молоком матери, красавицы из Тамбова, он впитал и её характер. Иван Евстафьевич обладал незаурядным умом и сообразительностью, не обделил его Бог и хитростью. В дальнейшем он дослужился до полного генерала, стал директором первого в России кадетского корпуса.

Предвидя нападение Костюшко, он разработал свой план сражения под теми же Мацеевицами. Основную роль в предстоящем сражении он отвёл казакам графа Денисова.

   — Смотри же, Фёдор Петрович, не упусти момент, когда нужно пустить в неприятельский тыл казаков. Не опоздай! — предупредил он Денисова.

   — Как можно, Иван Евстафьевич, дать промашку? Уж ты мне доверься. Я давно точу зуб на Костюшко. Казакам слово дал, что непременно схвачу его, — отвечал граф.

Но графу Денисову с самого начала сражения не повезло. Оставив два полка в укрытии, как наметил в диспозиции Ферзен, он с командиром одного полка, майором, выехал вперёд боевой линии и приблизился к неприятелю.

   — Ваше сиятельство, это опасно! — обеспокоился подчинённый.

   — Ежели трусишь, так поезжай назад, — невозмутимо ответил генерал Денисов.

Послышался орудийный выстрел, над их головами просвистела картечь. Генерал остановил свою упрямую лошадь, всматриваясь во вражеские позиции.

   — Ваше сиятельство... — вновь начал было командир.

   — Да перестань же! Двум смертям не бывать, одной не миновать.

Опять ударило орудие. Лошадь с генералом упала как подкошенная.

   — Ведь говорил же! — бросился к лежавшему майор. — Возьмите моего коня и скачите!

   — Помоги подняться... Вот чёрт! Кажись, опять маленько задело.

Денисов поднялся и, не оглядываясь, прихрамывая, пошёл назад. Истекая кровью, тяжко ржала лошадь, судорожно билась.

Первый удар приняли пехотные и егерские полки. Неприятель численно превосходил их, однако они стойко удерживали позиции.

Ферзен наблюдал за сражением с небольшой высоты, пытаясь не выдать волнения. Но это плохо удавалось ему. Нервно покусывая губы, он то и дело разглядывал происходящее в зрительную трубу, покашливал, поругивал кого-то в сердцах.

Гремели орудия, часто через голову с угрожающим урчанием пролетали ядра. Несколько их упало вблизи кургана, кого-то ранив из свиты. На правом фланге полыхали избы деревеньки, подожжённые неприятельскими огневыми фугасами.

Когда первые атаки иссякли, не принеся врагу успеха, Ферзен приказал конникам, находившимся против левого фланга поляков, где пылала деревушка, атаковать врага. Костюшко вынужден был бросить туда на усиление часть находившихся в резерве своих сил.