Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 34

Николай Николаевич отвел глаза от телеграммы, поднял палец.

— Скобелев — герой дня, господа! Не признать этого нельзя.

— Да, конечно, — произнес Непокойчицкий. И остальные тоже с ним согласились.

За сражение под Ловчей все батальоны Калужского и Либавского полков были награждены Георгиевскими знаменами с надписью «За взятие Ловчи 22 августа 1877 года».

Третья Плевна

И был третий штурм этого неприметного городка, затерявшегося в скалистых хребтах Балканских гор. Третья Плевна.

Наступление назначили на 30 августа, приурочив его ко дню именин российского императора Александра II, безотлучно находившегося при армии. На сей раз решили стянуть к Плевне значительно большие силы пехоты и особенно артиллерии, привлечь к делу и союзные румынские войска. На военном совете предложили использовать также сосредоточенные у Ловчи отряды князя Имеретинского и генерала Скобелева.

— Да-да, Скобелеву непременно следует участвовать в деле, — поддержал главнокомандующий, князь Николай Николаевич. — И усилить его, поелику возможно. В прошлый раз он наступал на Плевну с юга и на сей раз пусть действует там же.

Все согласились. Штаб Дунайской армии сел за разработку диспозиции, чтобы заблаговременно расписать действия войск при штурме.

В двадцатых числах августа войска заняли указанные рубежи, изготовились для наступления. Против тридцатишеститысячного турецкого гарнизона при семидесяти орудиях русской и румынской пехоты было вдвое больше, а орудий — в шесть раз! Чтобы обеспечить пехоте успешное продвижение, решили подвергнуть турецкие укрепления и находящиеся в них войска четырехдневной артиллерийской бомбардировке.

Но не бездействовал и генерал Осман-паша, возглавлявший войска Плевны. Энергичный турецкий начальник, закончивший константинопольскую военную академию, а до того колледж в Европе, сделал все возможное, чтобы укрепить оборону города. На высотах оборудовали траншеи, построили редуты, укрытия. В них разместили сильные отряды, установили орудия.

Самым решительным образом Осман-паша потребовал от подчиненных удерживать оборонительные рубежи любой ценой, воспретив с них отход.

— Дважды уже добивались этого, отразим атаки русских и в третий раз, — говорил он, полный веры в успех.

Турецкому начальнику еще раньше было известно о генерале Скобелеве, решительном и непредсказуемом начальнике, который по предположению мог действовать с юга, и потому Осман-паша обратил внимание на это направление.

На рассвете 26 августа на неприятельские укрепления обрушился огонь русской артиллерии. Бомбардировка продолжалась весь день и закончилась лишь с наступлением темноты. С утра она возобновилась.

В полдень роты Калужского полка, входившего в отряд Скобелева, рассыпавшись в цепь на склонах Зеленых гор, повели наступление к первому гребню, где засели черкесы и башибузуки. Воинственные горцы, недавно покинувшие Кавказ, в Турции вынуждены были выступить против русских войск. Действовали они умело, сноровисто, метко поражали облаченных в белые гимнастерки солдат. Башибузуки же представляли собой наспех сколоченный в шайки отчаянных и жестоких наемников, привычных к грабежам и насилию.

Загремели выстрелы, зажужжали пули, ударили из Плевны орудия, раскатисто пророкотало в горах многократное эхо. Начался бой. Отряду Скобелева предстояло преодолеть три горных гребня, чтобы выйти к южной окраине города и начать его штурм. С этой целью Калужский пехотный полк первым начал наступление. Неделю назад он отличился при взятии Ловчи, и солдаты ходили в героях.

— Пусть подтвердят свое геройство и здесь, — сказал Михаил Дмитриевич командиру полка.

Солдатам потребовалось немало усилий, чтобы сбить неприятеля с гребня и вынудить его отступить. Но был еще второй гребень, где сопротивление неприятеля возросло. Наступавших калужан контратаковали превосходившие их в силе турки, вынудив отступить. Находившаяся во фланге полусотня донских казаков бросилась на помощь.

— Стой! Залегай, братцы! Отражай огнем! — командовал рыжеусый хорунжий Дукмасов, пытаясь остановить калужан.

В поддержку казаки открыли огонь, заставив турок остановиться, пока не подоспела и свежая рота.

— Ну как вам, братцы, не стыдно убегать, — пристыдил солдат хорунжий. — А еще скобелевцы! Кого испугались?

Тут появился верхом на белом коне и сам Скобелев. Дукмасов видел его прежде лишь раз, да и то мельком, но сейчас узнал его, залюбовался.

— Смирно! — скомандовал он казакам. — Пики в руку!

И четко отрапортовал.

— Вы кто, хорунжий? Откуда?

— Полусотенный командир из донской казачьей бригады полковника Черноусова. Имел задачу прикрыть со стороны оврага фланг полка, но обстановка заставила подоспеть сюда на помощь.

— Спасибо, хорунжий! И вам, казаки, спасибо за удаль!

— Рады стараться! — ответили те дружно.

— Вам, Дукмасов, ставлю новую задачу. Сейчас мы атакуем неприятеля, а казакам рассыпаться по фронту и подобрать убитых и раненых.

— Может, нам тоже атаковать? — нерешительно спросил Дукмасов, полагая, что не дело казаков заниматься убитыми и ранеными.

— Нет, хорунжий, я поручаю вам дело важное и опасное. Нельзя допустить, чтобы беспомощные люди оказались в руках врага.

Остаток дня и всю ночь казаки ползали под выстрелами на заросших кустарником склонах, вынося убитых и раненых. Их приходилось волочить на шинелях, на себе, рисковать, проявляя смекалку и изворотливость, чтобы спасти людей.

Утром хорунжий направился к Скобелеву.

— Приказ выполнен. Вынесли четыреста пятьдесят человек.

Лицо у генерала дрогнуло: такие потери!

— Спасибо, Дукмасов. Не остался ли кто?

— Никак нет, всех вынесли.

— Тогда сегодня вам еще поручение. В мое отсутствие наблюдайте за неприятельской позицией.

Дукмасов замялся, хотел сказать, что у него подчиненные и есть сотенный начальник, которому надо непременно доложить, но генерал упредил его.

— С начальством уже согласовано, а командовать полусотней поручите помощнику.

Накануне вечером Скобелев справился у полковника Чернозубова о Дукмасове.

— Это — чёртушка, а не казак, — аттестовал его командир бригады. — Человек необыкновенной смелости, хотя и с норовом, упрям, как все рыжие. Службу знает и любит, а в сражении не подведет.

— Приглянулся он мне, — признался Михаил Дмитриевич. — Хочу его взять в ординарцы.

— Выбор удачный, — не стал возражать казачий начальник.

Дукмасов сидел на генеральском походном стульчике, наблюдая в бинокль за неприятелем. Отдаленная, едва видимая глазом местность приблизилась так, что, казалось, ее можно достать рукой. Он увидел на третьем гребне турецкие траншеи с желтоватым бруствером глинистой земли. Поверху ходили турки в широких шальварах и красных фесках. За гребнем виднелся обращенный к Зеленогорскому логу крутой склон, на нем два редута, между ними траншея. Хорунжий догадался, что левый редут и есть Казанлык, офицеры его называли Скобелевским-первым, а правый — Иса-Ага, или Скобелевский-второй. Оборонительные сооружения прикрывали подступы к лежавшей в низине Плевне. Правее Скобелевских редутов едва виднелся еще один, редут Омар-бей-табия. Он находился восточнее Плевны, его орудия были нацелены против соседнего отряда, которым командовал генерал Шнитников.

Польщенный доверием генерала, Дукмасов внимательно рассматривал вражеские позиции, надеясь обнаружить в них нечто такое, что помогло бы генералу раскрыть замысел неприятеля. От напряжения резало в глазах, потом стало клонить в сон: вторые сутки он не сомкнул глаз. Наконец появился генерал, только что возвратившийся от генерала Зотова.

— Рассказывайте, что наблюдали.

Стараясь не спешить, офицер стал докладывать, как тому учили в училище: где и что обнаружил, высказывать предположения. Скобелев слушал и, наблюдая в бинокль, переспрашивал, уточнял. В заключение поблагодарил и тут же спросил, где конь?

— Там, в лощине.