Год 1942 - Ортенберг Давид Иосифович. Страница 102

И такой университет прошел корпус в критические дни сражений на Юге.

Поскольку речь зашла о конниках, нельзя не обратить внимание на статью командующего кавалерией Красной Армии генерал-полковника О. И. Городовикова, прославленного героя гражданской войны, "О некоторых вопросах боевого применения конницы". За год с лишним боевых действий нашей кавалерии было что рассказать. Уже выявились крупные фигуры кавалерийских военачальников: Белов, Доватор, Кириченко, Крюченкин. Кавалерийскими корпусами были проведены значительные операции. Стало ясно, что в условиях современной войны, насыщенной моторами и автоматами, кавалерия должна действовать иначе, чем в годы гражданской войны. Городовиков рассмотрел и ошибки, которые допускают некоторые кавалерийские командиры, например, отрыв от своего тыла, от общевойсковых соединений и т. п.

Об этой статье я вспомнил и позже и вот в связи с чем. Во время одной из бесед с комиссаром Генштаба Боковым зашел у нас разговор о публикациях "Красной звезды", посвященных кавалеристам. Никаких претензий у Ставки к ним не было. Но тут же Боков предупредил меня:

- Смотри не размахнись, не загибай...

И рассказал историю. Командующий Закавказским фронтом генерал армии И. В. Тюленев, увлеченный, очевидно, успехами корпуса Кириченко, обратился в Ставку с предложением преобразовать его в конную армию, наподобие тех конармий, что были в гражданскую войну. Доложил Боков Сталину. Верховный заинтересовался и сказал комиссару:

- А в самом деле, не создать ли нам конармии?..

И предложил обсудить этот вопрос с работниками Генерального штаба. А там предложение Тюленева не получило поддержки. Генштабисты посчитали, что в нынешнюю войну такие громоздкие формирования будут крайне уязвимы и с земли и с воздуха. Снова доложили Сталину. Решили все оставить по-старому. Корпус, дивизия - вот предел кавалерийских формирований.

Вернувшись после разговора с Боковым в редакцию, я внимательно перечитал опубликованную недавно статью Городовикова. Ока Иванович довольно трезво оценил возможность кавалерии еще до разговора Сталина с Боковым: прожектерства в его статье не было...

* * *

В этом же номере напечатали статью "Бой на окружение". Статья тактического и даже оперативного характера. Сейчас не могу вспомнить, каким образом этот трехколонник попал на вторую страницу газеты. Он был бы к месту в дни, скажем, нашего контрнаступления под Москвой, мог бы пригодиться позже, хотя и не скоро. Но ныне, когда наша армия отступает, ведет оборонительные бои, не ко времени мы ее напечатали, она могла вызвать лишь недоумение у наших читателей. И такое случалось в нашей газетной жизни: что-то мы делали невпопад.

* * *

Илья Григорьевич время от времени приносил мне вырезки из немецких газет, радиоперехваты, листовки гитлеровцев, посвященные... ему. Они не только вызывали хохот у нас, но были свидетельством, что удары писателя точно попадали в цель. В одной из немецких статей было, например, написано, что наш худющий Эренбург "толстый, косой". В другой - что он очень кровожаден и что в Испании он похитил музейные ценности на 15 миллионов марок и продал их в Швейцарии. В третьей - что он каждый день бывает у Сталина и составил для него план уничтожения Европы, назвав его "Трест Д. Е.", что он хочет превратить в пустыню все земли, лежащие между Одером и Рейном, призывает насиловать немок и убивать немецких детей...

А однажды Эренбург принес зловещую немецкую книжку, переведенную на русский язык и распространявшуюся на оккупированной территории. В ней были перечислены имена советских работников, которые должны быть уничтожены, если попадут в руки фашистов. Среди них и Илья Григорьевич. Между прочим, там я увидел и свое имя.

Я, кажется, увел читателя в сторону. Вернусь к сегодняшнему номеру, в котором Эренбург опубликовал статью "Фрицы о фрицах". Большая статья, на три колонки. Илья Григорьевич объясняет: "Я часто писал о немецкой армии. Мои статьи могли показаться чрезмерно страстными. Сегодня я дам слово самим немцам: пусть фрицы нам расскажут о фрицах".

Писатель извлек из своего мешка письма немцев домой и письма из дома, найденные у убитых, а также в разгромленных вражеских штабах. Пусть читателя не смутит этот "мешок". Он действительно был. Дело в том, что в нашу редакцию на имя Эренбурга каждый день приходили с фронта пачки писем и к ним часто прилагались трофейные документы. Их было так много, что нашим экспедиторам пришлось завести специальный мешок. И вот сегодня - любопытная подборка из немецких писем с вкрапленными саркастическими комментариями Эренбурга.

Лейтенант Карл Шпанде, например, ругает нашу артиллерию: "Эта "чертова пушка" уже погубила сотни тысяч немцев. У меня от нее сделалось нервное заболевание, тик и спазмы". Фельдфебель Карл Мауер, самолет которого был сбит нашим летчиком, возмущенно говорит: "Таран - недостойный прием". Ефрейтор Ганс Крамер пишет: "Когда у нас кричат, что летит "железный густав", я хочу помолиться и не могу - зуб на зуб не попадает". Танкист Шаллер негодует: "У русских завелись какие-то свинские ружья, они пробивают любую броню. Можно сойти с ума от этакого угощения".

А вот и другие письма - злобные, изуверские. Лейтенант Клейст: "Вчера мы повесили двух мерзавок, и стало как-то легче на душе. Если оставить хотя бы одну семью, они разведутся и будут нам мстить"...

"Такова немецкая армия, - заключает Илья Григорьевич, - тупая, наглая, хорошо дисциплинированная, но лишенная подлинного мужества, хорошо организованная, но не имеющая внутреннего единства, снабженная вооружением, но не идеалами, способная побеждать, но не способная победить".

И вновь Эренбург обращается к тому, что писал еще раньше:

"Конечно, есть и в этой армии отдельные люди, мыслящие и чувствующие, но это единицы среди миллионов, божьи коровки на спине взбесившегося слона". А отсюда вывод: "У нас нет времени и охоты заниматься божьими коровками. Мы должны пристрелить взбесившегося слона".

Теперь о "чрезмерной страстности" в статьях Эренбурга. Да, в них бушевал пламень ненависти к фашистам. Его статьи, обнажавшие всю мерзость, чудовищные преступления, гнусное лицо гитлеровцев, с одобрением встречали наши воины. Конечно, они вызывали озлобление фашистских заправил.

В сводках по-прежнему: "Наши войска вели ожесточенные бои с противником в районе Сталинграда".

Немцам удалось прорваться в город. Идет кровопролитное сражение на улицах. Ареной ожесточенных боев стали дома, сараи, трансформаторные будки. Особенно жаркие схватки происходят за перекрестки улиц: они решают судьбу трех-четырех кварталов. Враг направляет сюда удары своей авиации, артиллерийский и минометный огонь, танки. Затем начинают просачиваться мелкие группы автоматчиков.

Обстановка в городе все более и более накаляется, и казалось, нашим частям не выдержать натиск врага, не считающегося ни с какими потерями. Но в те дни через Волгу переправилась на помощь сталинградцам 13-я гвардейская дивизия генерала Родимцева. Ночью она вступила в бой, очищая одну улицу за другой. Однако положение по-прежнему напряженное.

Вот вкратце то, что добавили наши спецкоры к сводке Совинформбюро в корреспонденции "На улицах Сталинграда".

* * *

Дал о себе знать Савва Дангулов, выехавший на Северный Кавказ по просьбе К. Е. Ворошилова. Путь туда был не простым: он сам по себе говорил о том, как далеко проник враг, сколько захватил нашей земли. Корреспондент обогнул с востока Сталинград, сделал короткую остановку в Гурьеве и, пройдя над Каспийским морем, сел в Баку, а потом уже из Тбилиси направился на Северный Кавказ. Когда потом Дангулов рассказал, каким маршрутом добирался, наши сердца наполнились горечью. Невольно вспомнились слова разведчика Школенко, с которым мы с Симоновым беседовали под Сталинградом: "Далеко он нас допятил..."

Дангулову, можно сказать, повезло, он оказался в городе, в котором жил до переезда в Москву. Кроме того, авиационную часть, в которую он направился, возглавлял генерал Шевченко, добрый знакомый Саввы Артемьевича. Он помог корреспонденту встретиться с летчиками полка, который незадолго до этого перебазировался на Северный Кавказ из Севастополя. Возглавлял полк осетин Ибрагим Дзусов, герой Севастополя. Судьбе было угодно, чтобы в час опасности полковник Дзусов оказался в родных горах. Так возник очерк Дангулова "Горные орлы".