Кола - Поляков Борис. Страница 87
– Как дойдем до собора, перестанет, – отозвался отец Иоанн.
– Вы что-то хотели сказать про Сулля? – снова спросил Герасимов.
– Да вот, все не выходит из головы. Узнать бы о нем подробнее. Если живы, конечно, будем. От имени ратуши королю бы ихнему написать... Подданный-де ваш Сулль презрел опасность ради честного имени своего народа. Пусть гордится Норвегия таким сыном. И коляне, дескать, всегда вспоминать добром его будут, а не тех, кто хотел перерезать им горло за кусок хлеба.
– Хорошее письмо было бы, – сказал благочинный. – Сулль – это что, имя, фамилия?
– Я не знаю, – сказал Герасимов. – И в Коле это навряд ли кто знает...
– Жаль, – укоризненно сказал Шешелов. – Самое нужное мы, бывает, не знаем.
– Вы манифест не забыли взять? – спросил Герасимов.
Шешелов пощупал карман.
– Взяли.
– А бумагу для подписей и чернила?
– На столе все будет, – кивнул благочинный.
– Идите с богом тогда, а я приотстану. Неловко перед колянами. Скажут, что я к чиновникам липну. Суд-то, смотрите, отдельной кучей.
У папертного навеса грудились чернотой мундиров чиновники. Суд отдельно в сторонке. Вот и опять заборов себе настроили.
– При слове «куча» мне не деньги, а дерьмо видится. – Шешелов повернулся, зло пошагал к чиновникам.
Наспех полуодетые, с вилами, острогами, ружьями, топорами бежали коляне из южных к западных ворот крепости. Дорожки в снегу к собору были тесны. Разгоряченные, остепенялись уже близ собора, видели истуканную важность чиновников, понимали: еще не война. Но где-то она уже на пороге, близко. Подходили, грудились, заполняли возле паперти место, топтали снег, говорили вполголоса. Кое-где шел смешок от прошедшего на людях испуга. Кто-то рассказывал:
– А баба моя чуть в подполье не упала...
Пытались шутить, косились на стол с иконой, который будто стеной отгораживал их от чиновников. Никто не снимал шапки. Людской ручеек на дорожках от ворот таял. Площадь чернела вязкой густой толпой. Стихали смех, голоса, все поворачивались к столу, ждали. Шешелов вдруг увидел: перед столом первыми были купцы и хозяева покрута. Сгрудились тесно к богачу Пайкину, содержателю откупа.
Благочинный подошел, сказал тихо:
– Пора бы, Иван Алексеич.
Шешелов знал, что сегодня должен сказать самые главные слова в жизни. Важнее которых, может, уже не будет. Но вдруг понял с испугом, что он все забыл. Придуманное этой бессонной ночью, все приготовленные слова вылетели из головы. Он только знал, пока лез в карман за бумагой, что перед ним уже не толпа, которую можно наблюдать сбоку, а люди, которые ждут его слова. И слово ему нашлось. Он шагнул вперед и напряг голос:
– Люди-и-и! Всемилостивейший государь наш обнародовал манифест. – И поднял бумагу губернии над головой, потряс ею, почувствовал, как стало неимоверно тихо. – Англия, Франция, Турция объявили войну России. Она уже происходит, война, на Черном море. Но как только станет свободным плавание ото льдов здесь, на Севере, врагов надо ждать у нас в Коле... Я не хочу пугать, но вы должны знать правду. Страшны не грабители-порубежники, от которых мы как-нибудь защитились бы с нашими малыми воинскими силами. Есть опасность, что на город нападет обученное войско. Враг может прийти с хорошим оружием, с пушками на судах. Это будет не восемьсот девятый год, позор которого помнят многие старики. Теперь дело не кончится грабежом города и разорением вашим. Враг постарается захватить Колу. Город стоит далеко от России. Англичанам или французам здесь удобно устроить стан для военных кораблей, отсюда им ловко делать морские набеги на Мурман, держать в блокаде северные земли России, Белое море...
Шешелов перевел дух, глотнул пересохшим горлом, возвысил голос:
– И сегодня на собрании нам решать: будет или не будет Кола впредь русским городом.
Словно лопнуло в толпе что-то. Она всколыхнулась, загомонила и потеснилась к Шешелову.
– Сам ты не будешь русским!
– Ратуша что делает?
– Под страхом держишь?! Война! Норвеги!
– Ты-то сразу сбежишь!
– Где войска наши русские?
– Для чего с нас дерут налоги?
Шешелов стоял молча, склонив голову, ждал. Потом поднял руку, призывая к молчанию.
– Люди-и! Я хочу сказать честно. Город совсем не готов к войне. Мы имеем незначительное число нижних воинских чинов. У нас малое количество боевых припасов и сопим нет пушек.
Толпа взревела. Шешелов заметил – благочинный шагнул к нему, но он шевельнул рукой протестующе:
— Не надо. Я сам. – Он был доволен. Все идет верно. Менять ничего не нужно. И самым близким, оголтело оравшим купцам спокойно сказал: – Чего вы кричите? Я еще не все сказал.
И ровно, негромко, чтобы привлечь внимание, заговорил:
– Не надо думать, что ратуша ничего не делает дли спасения города...
– Тише! Тише! Не слышно!
Толпа успокоилась, вслушивалась в слова. Шешелов снова возвысил голос:
– Как городничий, я вовсе не собираюсь сдавать город или бежать отсюда, если случится война. Судьба городничего связана с судьбой колян. И в этом я присягаю... – Шешелов осенил себя крестным знамением, отступил на шаг, преклонил колено перед иконой и склонил голову. Толпа молчала, смотрела, ждала. Похоже, в искренность Шешелова она поверила. Молчание было благожелательным. Он продолжал: – Не надо думать, что ратуша ничего не делает для спасения города. В Архангельск губернатору ушло письмо о бедственном положении Колы. Ратуша просит оружия. Губерния не оставит в беде нас... И не судите строго! – Шешелов подался вперед. – Люди-и! Вы слышали все, конечно, зачем приезжал в Колу норвежец Сулль. И знаете, для чего шесть дней назад на этой площади были собраны нижние воинские чины... Теперь на границу уехал исправник возобновить пограничные знаки, дабы норвеги видели: мы признаем ее! Но и они пусть помнят: тут идет уже наша земля, и незваному гостю на ней нечего делать... На это трудно было решиться. Но забота о судьбе города велит избежать хотя бы одной беды! И вы простите меня на этом... – Шешелов отступил на шаг, поклонился. Толпа молчала. Многие просто не понимали, о чем он говорит, за что прощения просит. Но коли просит, может, так надо.
Шешелов распрямился, обвел всех взглядом:
– Как городничий, я посчитал нужным заверить вас, что долг свой исполню до конца. Но один городничий не в состоянии защитить город. Пока Архангельск подаст нам помощь, пока прибудут в Колу солдаты, оружие, враг может захватить город. Мы не знаем, какие у него планы, когда он пожалует. Но ждать его надобно ежедневно и ежечасно. Ждать с оружием наготове.
Опять зашумели, обеспокоенно и тревожно, уже без злости.
– Я знаю, многим из вас надо идти на Мурман. Но защита города – дело святое, забота всех. Я обращаюсь к вам, жители Колы: давайте соберем из всякого сословия милицию. Пока прибудут войска, пусть она охраняет город. – Предотвращая шум, поднял руку. – Пусть в милицию запишутся все желающие. У кого есть оружие и у кого нет. Милиционеры будут жить в городе. А чтобы не отлучаться им, на этот предмет давайте дружно, честно, единогласно, как добрым слугам отечества надлежит, как люди, кому вера православная дорога и Кола наша, сегодня же соберем пожертвования: кто что может. Сойдет все. Оружие, порох, деньги и съестные припасы... Кто что может, чтобы город был защищен нами. Если мы соберем милицию, дадим ее в помощь инвалидной команде, то, поверьте мне, старому солдату, – враг будет не так страшен. Мы будем защищать свой город, свей дом, жен и детей своих...
Было тихо. И Шешелов снова возвысил голос:
– Вы подумайте пока. Только помните, что защита города – дело каждого! И не надо надеяться, что скоро придут войска, они-де и защитят нас. Никто нас не может защитить, если забудем мы, что за нами стоит Россия, а у нее сейчас забот и без нас хватает. Три громадных державы пришли войной. России сейчас трудно...
– Согласны!
– Давай присягу!
– Нет у нас денег!
– Бумагу надо писать!