"Молва" - Поляков Борис. Страница 22
разозлившись, теряя самообладание, он начал упорно
хвататься за камни, пытаясь сдвинуться с места.
Но вскоре истер пальцы до крови и бессильно уронил
голову на землю, чувствуя, что к горлу подкатился
тяжелый и душный ком...
Свеча догорала. Ее края оплавились и расползлись.
Еще две-три минуты, и, мигнув последний раз, она
погаснет. Это напугало Яшу еще больше. В его
положении остаться в вязкой, кромешной темноте — это
неминуемая гибель, смерть: в пещерах и шахтах, он
слышал, в последнее время развелось множество крыс. Эти
твари шныряют по лабиринтам целыми стаями, в
темноте им ничего не стоит напасть на человека.
Нет, без света нельзя. Ни в коем случае. Надо
предпринять что-нибудь, пока мигает этот тусклый
язычок свечи. Но что? Что-о?
И тут ему показалось, что из мрака за каждым его
движением следят чьи-то глаза, что рядом кто-то есть...
Он знал, что это страх, что надо взять себя в руки, но
поделать с собой ничего не мог. Взгляд этих глаз —
он не знал, чьи они, кому принадлежат, — он ощущал
почти физически.
И вдруг... вдруг его осенило! Чего на нем только не
надето! И свитер, и пиджак, и телогрейка! Все снять!
Непременно снять. Надо выбраться назад и все снять.
85
Яша оттянул носки ботинок и, как крючком
зацепившись за камни, напряг мышцы ног. Тело подалось
назад. Немного. Может быть, на сантиметр или на
полсантиметра. «Не беда!» — приободрился он и повторил
все сначала. Пламя свечи снова отодвинулось от него.
И так сантиметр за сантиметром.
Высвободившись из каменных тисков, он выложил
из карманов брюк гранату, электрический фонарик,
стеариновую свечу, браунинг, запасную обойму к нему,
спички, финку, из-за пазухи — краюху хлеба, завернул
все в одежду, обвязал ремнем, прикрепил узел бечевкой
к ноге и, не теряя ни минуты, юркнул в проход. На этот
раз «горлышко» пропустило его беспрепятственно, и он
очутился в коридоре.
Быстро одевшись, он рассовал по карманам свои
нехитрые пожитки и зажег фонарик, так как свеча уже
догорела. Коридор был длинный, с высоким
потолком. Было здесь еще более сыро и холодно. Пахло
плесенью.
Он уже было собрался идти, как вдруг услышал
далекий шум прибоя. Шум приближался; было слышно,
как, дробясь, волны разбиваются о прибрежные камни,
накатываются на песчаную отмель и, шипя, уползают
обратно, чтобы через минуту-другую снова наброситься
на берег в пенной ярости. Наконец рокот прибоя умолк,
и теперь слышался тихий, убаюкивающий напев ветра
в снастях парусника...
Не будь Яша знаком с катакомбами, он бы
испугался, решив, что вышел к морю или море проникло в
подземелье. Но Яша знал, что это пели пористые камни
ракушечника и что их песни напоминают звуки прибоя.
Эта иллюзия близости моря всегда пугала тех, кто
впервые попадал в катакомбы и неожиданно оставался
наедине с их обманчивой тишиной. Когда-то,
давным-давно, Черное море занимало большую площадь и район
территории катакомб был частью морского дна. Со
временем море отступило. А камни, словно тоскуя о нем,
зовут его обратно, вспоминая те времена, когда над
ними гуляли морские бури и штормы,
Оргаино-приглушенная песня камней наполняла
сердце безотчетной тревогой, рождала тоску. Заглушить
ее, убежать от нее было нельзя. Камни были
кругом...
86
СОЛНЦЕ ДЕДА ГАРКУШИ
Яша помнил: через шестьдесят-семьдесят шагов от
«горлышка» коридор делится на четыре рукава.
Держаться надо было правой руки. Этот крайний правый
рукав был штольней, которая могла привести в
расположение отряда. При условии, конечно, если хорошо
знаешь дорогу, разбираешься в еле приметных
указателях подземного партизанского фарватера и не
пойдешь по ложному пути, неверно истолковав тот или иной
знак. А таких путей в катакомбах несчетное множество:
через каждые двадцать-тридцать метров — разветвления
в три-четыре хода, замысловатые, как ребус, петли,
закоулки, тупики, пещеры, залы... Не поможет в
катакомбах и компас: здесь его показания не точны. А карт,
к сожалению, нет. Стало быть, выход один: катакомбы
надо знать. Иначе заблудишься моментально,
погибнешь.
У перепутья Яшу остановил глухой, простуженный
голос:
— Стой! Кто идет?
Голос был удивительно знакомый, но прозвучал так
неожиданно и властно, что захолонуло сердце. Яша
вздрогнул, точно его внезапно ударили в грудь, и, чуть
не выронив фонарик, попятился за выступ.
— Свои! — ответил он сдавленным голосом.
— Ежели свой, докажи, что нашего полку!
Бычками торгуешь?
Это было началом пароля.
— Бычки кончились. Перешел на балалайки.
— Что так?
— Стало опасно выходить в море: протекает
шаланда.
— Ну, коли так, ядрена-матрена...
Вспыхнул фонарь «летучая мышь».
— Дедушка Гаркуша! — обрадовался Яша, услышав
знакомое «ядрена-матрена», и кинулся к «летучей
мыши».
Был дед в брезентовой куртке, натянутой поверх
полушубка, в солдатской шапке-ушанке. С головы до ног
присыпанный известняковой пылью, он был похож на
привиденье.
— Яша! Вот так гость, ядрена-матрена! —
обрадовался бородатый старик, тиская Яшу своими огромными
87
лапищами. — Как попал сюда? Здесь же «слепой»
участок.
— Что вы, дедушка?! Вовсе не слепой! — смеялся
Яша, тоже обнимая старика.
— Ты мне байки не рассказывай, — сказал Гаркуша,
присаживаясь на камень. — Нет здесь выхода.
— Не с небес же я свалился.
— А кто тебя знает... Ты, я слышал, можешь в одно
верблюжье ухо войти, в другое выйти.
Польщенный похвалой, Яша приосанился, поправил
на голове кубанку.
— Есть, дедушка, выход, есть. И недалеко, — сказал
он, радуясь, что может удивить деда Гаркушу, которого
до войны все считали самым большим знатоком
подземных лабиринтов.
Дед Гаркуша был потомственным каменотесом,
добытчиком строительного камня, и проработал в
катакомбах свыше тридцати лет. В партизанском отряде
В. А. Молодцова-Бадаева он был проводником.
— Неужто эта дырка с маково зернышко ведет
наверх?— размышлял он вслух, слушая Яшу. — Тогда
почему нет тяги?
— В том-то и секрет...
Яшу просто распирало от радости. Удивил-таки он
деда-академика. Не все, оказывается, тот щелки-лазейки
знает.
— Сверху лаз укрыт глыбой и кустом шиповника.
Это во-первых, — продолжал Яша, начав загибать
пальцы. — Во-вторых, его маскирует дно балки:
чертополох там — помните? — выше головы... В-третьих, когда
мы спускаемся, наглухо закрываем дыру камнем-
задвижкой...
— Вон оно что, ядрена-матрена! — покачал головой
Гаркуша, доставая кисет. И начал рассказывать о своих
многодневных мытарствах по лабиринтам в поисках
выходов на поверхность.
— Крепко законопатили гады все выходы, вот и
ищем новые...
Гаркуша подробно расспросил Яшу о длине
«горлышка» и щели, прикинул в уме, сколько времени уйдет
на то, чтобы превратить щель в сносный лаз.
— Да, отчаянный ты хлопец, боевой,
ядрена-матрена, — говорил он, дымя козьей ножкой и хлопая Яшу
по плечу.
88
— Я слышал, что кто-то сопит и возится, — кивнул
он в сторону, откуда пришел Яша, — да, признаться,
думал: крысы. Третьего дня было целое нашествие на
продовольственный склад. Еле отогнали.
— Дедушка, мне пора.
Яша встал, одернул телогрейку.
Гаркуша тоже поднялся.
— Это же какая удача, что мы встретились! —
сказал он. — Без тебя мне бы ни за что не найти тут
выход, а тебе без меня — дорогу в отряд. Старую штольню