Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 262
Эдельвейс чувствовал, как по позвоночнику у него катится волна холода. А Феликс или кто-то другой в кресле выжидающе молчал.
Стараясь не выдать себя, он стал аккуратно поднимать взгляд, глядя на собеседника из-за ладони, которой подпер лоб.
Феликс спокойно сидел в кресле в пол-оборота к Эдельвейсу и, судя по положению шеи и плеч, смотрел ровно на него. Винтергольд видел тощую загорелую шею, торчащую из серого воротника, и идеально лишенную эмоций полуулыбку. Поднимать взгляд выше он боялся.
"Прыгали" доппельгангеры только при прямом зрительном контакте.
Эдельвейс снова перевел взгляд на теплое золотистое пятно света на полу. Тень мага показалась ему необыкновенно глубокой и объемной, словно она поднималась из досок. Он чувствовал, как на лбу выступает испарина. Так страшно ему не было давно. Он предпочел бы попасть в одну клетку с голодным львом, чем вот так мило сидеть и болтать с вроде бы неагрессивной тварью, которая, тем не менее, могла одним взглядом остановить его сердце, а потом спокойно встать и уйти в его теле, вполне хозяйски приказав слугам подать плащ напоследок.
Пуля или сабля хотя бы убивали каким-то понятным образом.
- Бесы дери, зачем вы приволокли меня в комнату с окнами? - спохватился "Феликс", видимо, надеясь вызвать потенциального носителя на разговор. - Они меня уволокут, я же говорил!
"Да нет, это меня сейчас, похоже, уволокут".
- Не ори, голова болит, - Эдельвейсу оставалось только молиться, чтобы голос у него звучал не так деревянно, как ему казалось. - Идти можешь?
- Я вроде не дама, чтоб меня на руках несли, - фыркнул тот. - Хотя паршиво. С моей стороны будет очень смело попросить тебя подтолкнуть каталку?
Ситуация становилась критической. Ответ "нет", скорее всего, дал бы твари понять, что Эдльвейс догадался, если доппельгангер до сих пор этого не понял. При ответе "да" пришлось бы встать, пройти два метра, обойти тварь и взяться за спинку коляски. Сделать это так, чтобы ни разу не взглянуть на мага, и при этом не выдать себя, опять-таки, было невозможно.
"Шах и мат".
В коридоре раздались быстро приближающиеся шаги. Какие-то странные. Эдельвейс почти сразу сообразил, что человек бежит.
"Спасен".
Нужно было только успеть как-то достать пистолет и выстрелить с левой руки. Тварь бы отвлеклась на звук, потому что к ней, возможно, бежал второй живой футляр. Потенциально менее опасный просто по той причине, что сына хозяина дома станут искать тщательнее, чем других.
Кто бы там сейчас ни вошел - доктор, сторож или сам Создатель - Эдельвейс должен был немедленно пристрелить его к бесам, а потом для верности раскроить голову и желательно - сжечь остатки, напоследок перемешав пепел с металлической стружкой.
Если бы тварь, вырвавшаяся в мир через мага-нелегала, отправилась бродить по городу прямиком из фамильного особняка Винтергольдов, скорее всего, отец проделал бы с сыном примерно те же манипуляции. На данный момент Эдельвейс больше опасался доппельгангера только потому, что гость из Мглы находился ближе. Опасность они с Герхардом Винтергольдом представляли примерно одинаковую.
Дверь резко распахнулась.
Эдельвейс развернулся на звук.
В комнату влетел всклокоченный мальчишка в матроске и застыл, как вкопанный. Дверь с резким стуком ударилась о косяк, а потом раскрылась снова. Второй вбежала запыхавшаяся горничная. Увидев посторонних, она тоже резко остановилась, а потом - узнав хозяйского сына - испуганно склонилась в реверансе.
За спиною Эдельвейса что-то глухо стукнуло.
Скорее всего, это упала на подлокотник голова мертвого мага.
Винтергольд, чувствуя, как по вискам у него катится пот, потянулся к графину с водой.
- Ваше сиятельство, просим прощения, мы не могли знать... Извольте извинить за беспокойство, мы уже уходим, - скороговоркой пробормотала девушка.
Мальчишка, еще не отдышавшийся после бега, пролепетал что-то звонкое и непонятное.
"Никуда вы не уходите".
На карте стояла честь дома Винтергольдов и некоторое количество людских жизней.
Тварь могла прыгнуть только в одного из двоих.
- Феликсу плохо, - тщательно контролируемым голосом сообщил Эдельвейс, глядя на накрахмаленный передник девушки. К счастью, воспитание позволяло ему не смотреть на слуг, говоря с ними. Вот тут ничего подозрительного не было. Он цедил слова так, словно делал вошедшим большое одолжение. - Подайте стакан.
Горничная опрометью кинулась к столику и схватила один.
"Ребенок или женщина, женщина или ребенок?"
Твари из Мглы вели себя убийственно логично. Они не хотели лишних жертв. Значит, они очень разумно подошли бы к вопросу, куда им прыгать.
"Он, конечно, понял. Горничной легче уйти к вокзалу. У ребенка меньше шансов получить пулю от меня в данный конкретный момент".
Последняя мысль решила дело.
Когда женщина брала из руки Эдельвейса графин, он дернулся и немного воды пролилась на пол.
- Уберите, - процедил Винтергольд.
Мальчишка раздражающе маячил где-то сбоку. Очень неприятное было ощущение.
Горничная, бормоча извинения, опустилась на колени и стала быстро вытирать воду платком. Она смотрела только на доски.
А вот мальчик, похоже, смотрел на Эдельвейса.
"Создатель, помоги".
Винтергольд нащупал в кармане револьвер, выхватил его и, не теряя ни секунды, выстрелил навскидку.
Мир словно на секунду оглох, а потом по полу часто забарабанила кровь. Эдельвейс сделал еще один выстрел, на этот раз точно в голову. Легкое тельце развернуло и швырнуло о стенку.
Горничная застыла, как парализованная, потом медленно, словно кукла на шарнирах, обернулась к мальчику и пронзительно закричала.
- Владек!
"Надеюсь, я убил того", - мысли в голове Эдельвейса текли как-то вяло и заторможено, не то что несколько секунд назад, когда он в срочном порядке решал задачку по спасению чести рода и желательно - собственной жизни. До этого дня он стрелял только в вооруженных мужчин.
- Владек!
Горничная на четвереньках метнулась к мальчику. Только коленки о пол простучали.
В обойме оставалось еще пять пуль.
"Ее тоже нужно кончать. Вероятности мало, но..."
То, что следовало за этим многообещающим "но", Эдельвейс обдумать не успел. Еще секунду назад рыдающая женщина обнимала окровавленного мальчика, а уже через секунду в лицо Винтергольду прыгнул труп. Он только и успел, что рефлекторно зажмуриться и выпустить вслепую еще две пули, а потом чудовищный удар перевернул кресло и швырнул Эдельвейса на пол.
Он был почти готов, что сейчас в него вцепятся детские ручонки, но труп почему-то лежал на нем сверху, как труп, без всяких лишних движений. Эдельвейс медленно приходил в себя от удара затылком об пол и вспыхнувшей в обожженной руке боли. А потом случилось то, что должно было случиться.
На грудь опустилась тяжесть, а узенькие ладони с совершенно неженской силой схватили его за оба запястья и заставили развести руки в стороны.
- Открой глаза. Ты уже мертв, сопляк, - спокойным голосом распорядилась тварь.
"Еще бы", - как-то механически и отстраненно подумал Эдельвейс и попытался нажать курок. Тиски сжались еще сильнее. Пистолет выпал и клацнул. В левом запястье тоже что-то хрустнуло.
- Давай по-хорошему.
Эдельвейс решил, что лучше уж будет по-плохому и боднул головой воздух перед собой. Никакого полезного результата, кроме более чем увесистой затрещины, за этим не последовало.
При желании доппельгангер легко мог оторвать ему голову - здесь Эдельвейс не заблуждался. Но теперь единственным шансом твари выйти из дома оставалось перекинуться в хозяйского сына, а два трупа списать на самозащиту. Обляпанная кровью горничная отсюда бы никогда не вышла.