Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 260

  Фрэнсис поглядел на часы.

  - Ваш отец настаивал, чтобы я сопроводил вас домой уже сегодня и оказал квалифицированную помощь. Но, принимая во внимание ваше состояние, я бы не стал настаивать на немедленном переезде.

  Врач явно намекал, что отец жаждет поговорить по душам на предмет сегодняшних его поступков. К счастью, Эдельвейсу было уже не семь и даже не семнадцать. Впрочем, он даже не побоялся бы объяснить родителю свое поведение, если бы только сам его понимал.

  "Там стояла женщина. Она звала на помощь".

  Эдельвейс напрягал память, пытаясь вспомнить, что же все-таки подхватило его как шквал ветра и заставило слететь вниз, делать то, чего он не собирался делать. Может, и хотел, но не собирался. Уж точно не таким образом. Но в голове стоял туман. По всей видимости, над ним поработал высококлассный маг. К счастью, он всегда мог попросить Феликса проверить Мглу.

  Вопрос, сожалел он или нет, являлся сугубо гипотетическим. Сожаления - равно как и их отсутствие - не меняли реальности. А в реальности папенька, к гадалке не ходи, орал бы очень долго и громко.

  Но даже это было лучше, чем одетые в белое улыбчивые люди со шприцами в руках.

  - Я хочу уехать домой.

  - Но...

  - Немедленно.

  - В вашем состоянии...

  - Люди не умирают от ожога руки в любом состоянии. Если, конечно, рану своевременно дезинфицируют.

  - Могу вас заверить, это более чем достойное заведение.

  "Аделаида умерла в куда более достойном заведении", - подумал Эдельвейс и смолчал. Ему до сих пор снились окровавленные простыни и длинный коридор самого престижного в столице родильного дома - жемчужины медицины, куда Аделаида рвалась как бабочка на огонь. Она боялась свекра, боялась каменного особняка, боялась акушерки, принимавшей роды еще у матери Эдельвейса - и потом умирала в чистой палате долгие восемнадцать часов, правда, под морфием. Эдельвейс, поняв, к чему движется дело, наплевал на волю всесильного папеньки и прямо сказал врачам, чтобы спасали жену, а не ребенка. Не спасли никого.

  Феликс потом сказал, что их убил через Мглу какой-то подонок. Возможно, просто пожалел Эдельвейса, сняв с него ответственность за смерть жены. Он не очень верил и не спрашивал.

  - У меня нет претензий к этому заведению. Но я хочу, чтобы бинты мне меняли дома. Без морфия.

  Френсис и так, скорее всего, догадывался о его страхе перед почти всемогущими людьми в белых халатах. В какие-то моменты каждый из них по отдельности был сильнее всей калладской разведки и контрразведки разом.

  Семейный доктор Винтергольдов пожал плечами, видимо, таким образом выражая легкую степень неодобрения, и пошел улаживать немногие формальности. Эдельвейс все же доковылял до окна. Он, несомненно, видел перед собой закат и, следовательно, провалялся без сознания не более шести часов кряду. Вряд ли все силы ада в кесарии сорвались с цепи именно за это время.

  - Вам подарок передали, - усмехнулся Френсис, вернувшись. Эдельвейс к тому моменту как раз смирился с простым фактом, что ближайшие дней пять на люди с таким лицом лучше не выходить.

  - Апельсины? - удивился он, глядя на корзинку в руках врача.

  - Практически, - хитро улыбнулся тот. - Элитные коньяки и прочие знаки расположения я оставил, а вот этот раритет решил вам показать.

  Винтергольд ничего не понял, пока не принюхался. Запах апельсинов перебивала травяная горечь.

  - Я так понимаю, это благодарность от однополчан?

  - Вероятно.

  - Так Дэмонру Ингрейну оправдали?

  - Нет. Ее ждет людской суд. Божий вы сегодня качественно испортили. Я слышал, случился большой скандал. Нордэнов попросили открыть ящик. Наши чрезвычайно гордые гости весьма гордо отказались и совсем уж гордо уехали восвояси.

  Как-то слишком уж быстро северные бестии отступились от куска, который уже считали своим. Это было весьма не в их национальном характере.

  - Понимаю, вы можете не ответить мне на этот вопрос, но я его все же задам. Феликс ведь уже смотрел Мглу?

  - Именно.

  - И что произошло?

  - Не знаю. Но Феликс до сих пор там. Нам не удалось ничего сделать. Я уверен, он расскажет, если вернется. Только уж простите великодушно, мессир Винтергольд, но в том, что он вернется, я не уверен совсем. Вы же понимаете, что именно обычно возвращается по прошествии пяти и более часов.

  "Его пристрелят раньше, чем я доберусь до дома".

  Ни один человек в здравом уме не стал бы миндальничать с магом-нелегалом.

  - Френсис, я ошибся. Мы торопимся. Не сочтите за труд, немедленно поймайте пролетку.

  - Там трясет. В вашем состоянии...

  - Френсис, немедленно - это значит сию секунду, - отчеканил Эдельвейс. И смотрел на доктора, пока тот, развернувшись, не исчез в коридоре.

  Брусчатка грохотала под колесами экипажа, а Винтергольд, стиснув зубы, баюкал правую руку. С движением вернулась боль. Френсис сидел рядом, но старательно смотрел в другую сторону. К гадалке не ходи, врач был оскорблен подобным обращением до глубины души.

  - Вы дадите мне нашатырного спирту, если я начну терять сознание, это понятно?

  - Предоставьте мне решать...

  - Пока я вам плачу, я вам ничего решать не предоставлю. При необходимости вы дадите мне нашатырного спирта и хоть волоком, но дотащите до Феликса, это ясно?

  - Ясно, - буркнул врач.

  "Зачем я так?" - как всегда с опозданием в несколько секунд подумал Эдельвейс. Он совершенно не умел обращаться с людьми. То ли по природному злонравию, то ли из боязни показать, что его истинно нордический темперамент - такая же ширма, как и все остальное. Хорошая сказочка отца, призванная прикрыть не особенно хорошую реальность.

  Секундная стрелка вертелась слишком быстро.

  Феликс не был дураком. За его плечами имелось почти десять лет практики. Он бы не полез туда, откуда не имел шансов выбраться.

  - Гони быстрее!

  Эдельвейсу сказочно повезло: разгневанного родителя дома не оказалось, а дворецкий ну никак не мог помешать "молодому господину" подняться по лестнице на третий этаж, отведенный слугам. Феликс жил в дальней по коридору комнате, переоборудованной из кладовой. До полусмерти запуганный сирота, привезенный Эдельвейсом в качестве трофея из дружественной Виарэ, умолял, чтобы в помещении не было окон, потому что в стеклах живут цепные бесы охотящейся за ним "Цет". В рассказы подростка о его причастности к самой мощной маговской организации империи Аэрдис верилось слабо, но что-то парень явно умел. Во всяком случае он сумел вывести из стоя своего напарника - такого же неприметного виарского паренька - и бомба под каретой тогда еще четы Винтергольдов взорвалась на пять секунд позже. Этого охране как раз хватило, чтобы прикрыть Аделаиду. Один маг умер на месте, а Феликс попытался тихо уйти, но его поймали. После двухчасового допроса, в ходе которого виарец лишился половины зубов, он сознался, что не виарэц, а наполовину рэдец, вспомнил клички своих учителей и аббревиатуру тренировочного лагеря, где проходил обучение, но твердо стоял на том, что сорвал покушение, потому что не хотел убивать "молодую леди". Им заказали только "молодого господина", а "молодую леди" не заказывали. Отец, разумеется, собирался немедленно пустить "щенка" в расход, и, наверное, был прав. Аделаида тогда впервые в жизни позволила себе вступить в спор со всемогущим свекром, а Эдельвейс - пойти против отцовской воли. Феликса оставили в живых. Так у них в доме появился маг-нелегал. То, против чего Винтергольд-старший боролся на протяжении всей своей карьеры. Беспощадная ирония судьбы.

  Именно Феликс первым сказал, что Аделаиду убили. Он же взял след не хуже ищейки и нашел медсестру, которой следовало быть на дежурстве в тот день и которой там на самом деле не было. А вот женщины, которая ее заменила, так и не нашли. Феликс уходил во Мглу по три раза за день, но неизменно возвращался ни с чем, издерганный, злой и бессильный. И раньше не требовалось большого ума, чтобы догадаться: виарец влюблен в Аделаиду по самые уши. Разумеется, ни о каком любовном треугольнике речи не шло - это была не любовь втроем, а обожание вдвоем. После ее похорон Эдельвейс в сердцах предложил Феликсу денег и полную свободу передвижения. Виарец единственный раз за их знакомство очень некультурно отправил его на известный простому люду адрес и остался. И, если сбросить со счетов некоторые странности, которые наличие мага провоцировало в доме, более полезного и надежного человека у Эдельвейса не нашлось бы.