Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 322

  Нордэна шла, подставив лицо ветру, и чувствовала себя очень храброй, гордой и взрослой. А потом откуда-то из вереска наперерез Зондэр, рыча и прижав уши, бросилась собака. В тот день она, конечно, представилась ей здоровенной и страшной, хотя после всего она поняла, что жуткая тварь оказалась довольно мелкой дворняжкой, жалкой и тощей, с обрубком хвоста и рваным ухом белого цвета, тогда когда сама собака была черной. Псина грозно рычала, обнажая белые как сахар клыки. А Зондэр где-то читала, что животным нельзя показывать спину. И еще принцессам не пристало бояться. Нордэна, долго не думая, с чисто детской жестокостью размахнулась палкой и попыталась ударить собаку. Та увернулась, клацнула зубами, надеясь перехватить импровизированное оружие нордэны, но промазала. Зондэр же как-то очень удачно извернулась и сильно ткнула палкой собаке прямо в глаз. Рык перешел в скулеж. Собака на мгновение замерла, не нападая, и нордэна еще раз с силой ткнула ее острым концом палки в морду. Она не метила ей в глаза, не хотела покалечить или убить, просто избавлялась от опасности.

  В жизни все окончилось тем, что скулящая собака убежала, оставляя за собой кровавые следы на стеблях, а Зондэр, хлюпнув носом, припустила домой, забыв про все синие травы на свете.

  Во сне Зондэр эту собаку почему-то всегда убивала, хотя совершенно этого не хотела. Лупила палкой по черной голове с белым ухом, деформировавшейся под градом ударов и становившейся глянцево-бордовой, пока единственный оставшийся у нее карий глаз не тух, а собака все рычала, скулила и плакала почти по-человечески. Зондэр не хотела ее убивать, ей было мерзко, противно, грустно. Но во сне она четко понимала, что теперь, ударив раз, от собаки уже нельзя уйти, она бы побежала за ней по пятам, по всему свету, загрызла бы, если бы осталась жива, поэтому нужно было от нее избавиться. Просто нужно. Пожалуй, этот сон доставлял Зондэр такой дискомфорт потому, что это был единственный "взрослый" сон ее детства. Там не нашлось злой ведьмы или страшного беса с ножом, а нашлись обычная псина и обычная жестокость, замешанная на страхе, как оно обычно и бывает. Зондэр уже в сознательном возрасте поняла, что страх для жестокости - как раз самая лучшая закваска. Понять, конечно, поняла, но каждое утро после избиения собаки все равно просыпалась с тяжелым сердцем и гадким чувством в груди, которое приходилось подлогу смывать горячей водой, наплевав на счета, которые придут за эту печальную необходимость.

  Теперь она думала о белом как полотно Маэрлинге, а вспоминалась ей почему-то эта собака. Смешно, у нее даже трость в этот день в руке оказалась.

  Зондэр метнула быстрый взгляд на трюмо. В двух оставшихся створках отражалась бледная растрепанная женщина с исцарапанными руками, в съехавшей на колени шали и перекрученном у ворота платье. Очень некрасивая. Очень озлобленная. Сама чем-то похожая на только что рычавшую, а теперь полуприбитую палкой собаку. Смотреть было не на что. Зондэр отвернулась, подавляя желание разрыдаться.

  Не ее вина, что кто-то там с кем-то поспорил. Не ее вина, что Маэрлинг умел делать грустную и жалобную мордочку так натурально. Не ее вина, что собаку во сне всегда приходилось добивать - это, в конце концов, была жестокость мира, а не ее собственная жестокость.

  Нордэна втянула воздух через стиснутые зубы. Ее начало потряхивать. Зондэр обвела взглядом полутемный коридор, надеясь зацепиться за что-нибудь такое, что докажет, что Маэрлинг - свинья, а она - нет. Что там нашлось бы в коробочке, которой он в нее швырнул? Брошка, браслет, что там еще шлюхам дарят?

  Коробочка, раскрывшаяся и пустая, валялась у подола Зондэр. Нордэна прикинула, куда могло улететь содержимое, если она его не видит. Наклонилась к самому ковру и осторожно, чтобы не порезаться об осколки, стала обшаривать пол под трюмо. Буквально через несколько секунд ее пальцы наткнулись на что-то холодное. Металлическое. Небольшое, размером с монету.

  "Это может быть мелочь, полмарки из кошелька выпало", - сказала себе Зондэр, уже чувствуя, что вряд ли у мелочи будет дырка посредине. На ее ладони лежало кольцо, простое, серебряное, даже без камней. Тусклое, старое на вид.

  "Может, это квартирная хозяйка забыла. Может, горничная потеряла. Может..."

  По внутренней стороне тоненького серебряного ободка вилась какая-то надпись.

  "Аннет с любовью" или что-то в том же духе..."

  Зондэр, прищурившись, пыталась в тусклом свете разобрать буквы. Буквы вроде все были понятные, но в слова складываться не желали. Потом все-таки сложились.

  "Графиня Маэрлинг, в жизни и смерти".

  Нордэна завалилась на бок, подтянув колени к груди, и тихонько завыла, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Ее трясло, лихорадило, тошнило. Следовало взять себя в руки и хоть на четвереньках, но доползти до кухни и выпить воды, умыться, привести себя в порядок, но остановиться она не могла. А еще не могла открыть глаза: в первый раз, когда Зондэр попробовала это сделать, она увидела на потолке огромную собачью тень, глядящую прямо на нее.

  5

  Утром после визита Магды Магрит хотелось провалиться сквозь землю. У нее болела голова, болела так, что вроде бы намеривалась взорваться, да не могла выбрать момент детонации. Мысли путались, руки тряслись и вели себя так, как будто были не ее вовсе. Рэдка с огромным трудом доползла до ванной, кое-как умылась, ужаснувшись незнакомке в зеркале, и решила, что крепкий чай, если верить народной мудрости, должен помочь. Спустилась в кухню. Тут-то и начались неприятности. Мало того, что она расколола любимую чашку мага при попытке достать свою, так еще и ошпарила Адель, мирно дремавшую на столе. Та зашипела, попыталась цапнуть девушку за пальцы, но промахнулась - видимо, даггермар даже для растения бесследно не прошел - и укусила ее за локоть, зажевав рукав домашнего платья. Магрит с протестующим воплем стала отрывать от себя ловушку, Адель пошла на принцип, сукно треснуло и через несколько секунд рэдка осталась без куска рукава, а мухоловка оказалась на полу, в кучке земли и черепках, в которые превратился просторный горшок. Магрит вовремя отскочила, потому что ее явственно попытались цапнуть за тапки.

  И вот эту безобразную сцену и застал Наклз, видимо, выходивший проводить Магду и проветрить голову. Магрит, понимая всю глупость своего поведения, заскочила на табуретку, чтобы оказаться вне досягаемости яростно шипящей на полу твари, и теперь отчаянно пыталась одновременно удержать равновесие, одернуть юбку, придать помятому лицу бодрый и жизнерадостный вид и не дать отвалиться голове, в которой отчего-то загудели нордэнские колокола. Локоть саднило. Мир пошатывался.

  - Доброе утро, - к удивлению Магрит, совершенно мирно сказал Наклз. Маг хоть и был бел как привидение, выглядел неплохо, особенно для человека, с вечера накачавшегося даггермаром в компании истинно пехотной дамы. Даже слегка улыбался. - Тебе тут удобно?

  - Нет!

  - Тогда попробуй слезть, обычно помогает.

  - Она меня сожрет!

  - Магрит, у нее нет пищеварительной системы и жрать она тебя не будет точно. В природе не так уж много бессмысленной жестокости, - возразил маг.

  - Она меня до смерти загрызет, зубы-то у нее есть! - в доказательство этого тезиса рэдка потрясла разорванным рукавом. Так и есть, локоть кровил. - Мерзкая, мерзкая злая злюка!

  Маг вздохнул и аккуратно взял мухоловку на руки. Корни в комьях земли повисли в воздухе. Тварь мигом перестала шипеть.

  - Она тебя любит. Вот, тебя она любит! - Магрит сделалось обидно почти до слез. Поливала Адель она. Подкармливала - она. Разрыхляла грунт - она. Выносила на солнышко - она. Даже шоколадным драже делилась. А липла подлая тварь все равно к Наклзу. Впрочем, хотя бы стало понятно, что, назвав гадину Аделью, пол ее Магрит идентифицировала абсолютно правильно.