Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 333

  У горцев отродясь не водилось своей артиллерии, а штурмовать нашу крепость без пушек было дурью - только зря людей класть да лошадям фураж скармливать. В общем, никто бы нас штурмовать не стал из-за пары сотен мирных жителей, которых мы укрыли, потому что крепость они могли легко обойти и выйти прямиком на равнинную Виарэ. Никто не ожидал, что замирившиеся горцы взбунтуются, а их князь нарушит слово чести, данное кесарю. Так что Виарэ лежала перед ними такая вся мирная и беззащитная, а войскам кесаря туда еще было скакать и скакать... Горцы успели бы сделать все, что хотели, и назад в свои щели забиться, а там ищи-свищи.

  - И вы дали бой?

  - Ума лишилась? Выйти в чисто поле, когда у противника по меньшей мере десятикратный перевес? Нет, конечно, мы засели в крепости, а дальше у нашего командира и коменданта крепости случился принципиальный конфликт интересов. Видишь ли, у нас был малый гарнизон и никто не ожидал от горцев такого фортеля. Естественно, запаса еды и воды в крепости считай что не имелось вовсе, количество ее обитателей увеличилось за счет беженцев, которые по-нашему с трудом понимали, и все, у кого были мозги, могли сложить два и два и получить очень поганый результат.

  - Вы были не жильцы.

  - Этот результат получил комендант и мне нравится, что ты его тоже получила. А моему командиру арифметика подсказала, что горцы побоятся оставить нас за спиной, да и не упустят случая занять крепость на удобном перевале. И он решил, что почтенная сдача - хороший выход. Мы победить не могли, так что честь полка вроде как не страдала. По счастью, комендант, в отличие от моего командира, включил в свое расчеты еще и остающихся на произвол горцев жителей равнинной Виарэ.

  - И?

  - И повесил парламентеров. В обход любых законов чести и военной этики. Младший сын горского князя оказался на веревке с той стороны стены прежде, чем мой командир хоть слово сказать успел. Дальше горцам, естественно, не оставалось ничего, как заживо содрать кожу с каждого, кто оставался в крепости. Но для этого крепость пришлось бы взять. Выученный на медные деньги мужик, Дэмонра, привязал их к стенам так крепко, как мне, выпускнице престижного училища с белой костью, голубой кровью и всеми сопряженными достоинствами, и не снилось. Только поступившись своей личной честью ради вещи, которая стояла превыше нее. Ему это далось тяжело, и знаю, что он был прав. Я... я была маленькая дрянь с большими амбициями. У меня хватило совести подать ему руку только в самый последний день... Многие вообще никогда не подали. Повесил парламентеров. За такое кресты на грудь не получают.

  - Но горцы не пошли дальше?

  - Нет, не пошли. Очень хотели насадить наши головы на копья, надо думать. Но штурмы мы все-таки отбивали, поэтому под конец они решили просто посмотреть, как мы подохнем без воды. Не то чтобы до этого далеко оставалось.

  - То есть мирных жителей комендант спас.

  - Спас.

  - И его не наградили?

  - Нет. Думаю, окажись он достаточно невезучим, чтобы выжить, ему бы за это еще и выговорили. Суд чести, все дела. Спасибо уж точно не сказали бы.

  - А командир гарнизона?

  - Схлопотал пулю, когда приказал нам разбирать завал на воротах. Хвала богам, у доктора хватило милосердия написать в отчете, что пуля была горская. Меня, соплячку, пожалел. Это случилось еще при кесаре Эвальде, там за офицерскую инициативу такого рода можно полагалась только казнь. В общем, я вернулась оттуда полтора месяца спустя, потеряв килограммов двадцать веса и почти все свои иллюзии. Большинству из нас повезло меньше, но горцы крепость не взяли и на равнину не вышли. Об одном жалею - комендант этого так никогда и не узнал. Умер от истощения за сутки до подхода наших. Его имени даже в наградных списках не оказалось, а вот моему командиру выписали орден посмертно. Думаю, ты понимаешь, чья семья после этого получила пенсион, а чья - шиш с маслом. Вот такая история, а вывод из нее делай сама.

  Дэмонра думала долго.

  - Все равно прав был комендант, а твой командир - неправ.

  - А если бы второй выжил, а первый умер?

  - Все равно, первый был бы прав, а второй нет.

  - Перед кем?

  Вопрос выглядел очень сложным. Калладцы не были обязаны быть правыми перед виарцами, или перед горцами, они должны были быть правы перед кесарем, но вот понял ли бы кесарь...

  - Перед собой.

  - Перед собой мы всегда правы и странно утверждать что-то другое.

  - Тогда... тогда не знаю перед кем. Обязательно быть правым перед кем-то?

  - Не обязательно, - Рагнгерд впервые улыбнулась и потрепала Дэмонру по голове. - В том и суть. Всегда помни, что, когда придет час дележки или вдруг откроются двери в рай, нас там ждать не будут и вообще нам не туда. Если не согласна - забудь о военном деле.

  - А если я все же захочу быть как ты?

  - Тогда папа убьет нас обеих, и даже не знаю, кого первой, - беззлобно усмехнулась Рагнгерд и словно помолодела. - Учись, дочка, пока мы живы, навоеваться еще успеешь.

  - А все-таки? Если я захочу быть как ты?

  - Тогда запомни: Родина - высшая справедливость человека. Какой бы она ни была. Она - ровно то, что боги посчитали нужным тебе дать, как мать и отца, но твоя мать умрет и твой отец умрет, муж умрет, дети умрут, а твоя Родина останется.

  - И что с этим делать?

  - Не наследить на ней грязными сапогами. И помешать наследить тем, кто попытается. К сожалению, нашу честь частенько приходится использовать как половую тряпку, потому что больше кровь и мерзость ничем не оттираются. Вспоминай это пореже, но помни крепко.

  Дэмонра вспоминала об этом разговоре всего раза три за жизнь. Ей, к счастью, не пришлось вешать рэдских патриотов и пачкать небо копотью горящих селений. Того, что сделали еще при кесаре Эвальде, на двадцать лет относительного мира хватило. Поэтому она могла позволить себе приютить беглого цетника, могла открыто ненавидеть "гражданскую сволочь" Сайруса и ему подобных, могла кувыркаться на сеновале, а после мило беседовать с идейным революционером Кассианом Крессэ, могла даже удрать в рай земной под названием Виарэ и жить там, если бы захотела, - в общем, творила такие вещи, какие ее маме и не приснились бы. Вспоминала редко, но помнила, как и обещала, крепко.

  Поэтому спокойно отказала Эйвону Сайрусу, обещавшему в обмен на информацию о "Зимней розе" дать ей свободу, билет куда попросит и денег - сколько попросит. Отказала председателю трибунала, обещавшему оправдание в обмен на сотрудничество. И, в конце концов, отказала канцлеру Рэссэ, уже после приговора, в камере, обещавшему ей легкую смерть взамен очень нелегкой. Никакого мужества ей для этого не потребовалось. После полугода в тюрьме и - главным образом - письма Рейнгольда, нордэна уже не воспринимала свою жизнь "здесь" как жизнь. Она была покойницей на побывке и знала это. Покойникам не положено торговаться и что-то себе выпрашивать - торговля вообще являлась презренным ремеслом, а ей в самом скором времени предстояло встретить маму в ночном поле. К тому же, от покойников ничего не зависело и от нее ничего не зависело тоже - все происходящее представляло собою не более, чем круги по воде от камня, который она швырнула десять лет назад, когда была еще жива и имела какое-то будущее впереди. Остановить круги по воде - пусть кто хочет, тот пробует, а Дэмонра просто молчала и ждала, пока все закончится.

  Пожалуй, ей стоило бы возблагодарить судьбу трижды. В первый раз за то, что нордэны догадались притащить на суд Небесный огонь и тут же пошли на попятную, едва стало понятно, что абсолютное оружие не сработало или сработало не так. После выходки Эдельвейса - вот уж где Наклз, сукин сын, был молодец - стравить богоравных с сыном третьего человека государства! - тихонько придушить ее в застенке и свалить все на ангину стало бы уже сложнее. Тем более, что имелась прекрасная возможность вполне законно поставить ее к стенке после трибунала, где никакой маг бы им не помешал обвинить ее в заговоре в пользу Вселенского Зла и аэрдисовской разведки. И здесь приключилось второе изумительное везение. Прекрасную возможность решить с ней проблему совершенно законно оборвал внук Вильгельма Вортигрена, типичный "мальчик из хорошей семьи", у которого внезапно выключился инстинкт самосохранения и включилась память предков, которые не боялись ни бесов, ни Заступников, ни даже императора. Конечно же, ей приплели и дуэль, и республиканские взгляды, и прочую ересь, но теперь казнь так логично не выглядела бы - ну не казнили в Каллад за дуэли, кто бы там что ни кричал. Существовало достаточно мест, где дуэлянты могли бы сложить горячие головы с пользой для дела кесарии, так зачем же кадры впустую тратить? В третий раз Дэмонре повезло еще и потому, что Эйрани Карвэн, какой бы шлюхой она ни была, приходилась Магде родной сестрой и ставила это родство не так низко, как ей всегда думалось. Великосветская потаскуха, что ни говори, оказалась блестящим дипломатом, так что общественное мнение во дворце, прямо зависящее от настроения ныне регента Эдельберта, с отметки "вздернуть немедленно" переместилось к градусу "примерно наказать" и там замерло.