Капризы неба (СИ) - Бриз Евгений. Страница 64
- Надеюсь, вы не серьёзно?
- Я бы тоже хотел на это надеяться. - Аркадий расстегнул ещё пару пуговиц на рубашке. Вода и кондиционер не спасали от духоты. - Позвольте разложить вам всё по полочкам. После продолжительного изучения скрытых глав я вывел два больших пласта реальностей и ещё несколько периферийных, фигурирующих во всей этой большой истории. За основу возьмём наш мир, в котором Глен утонул во время круиза, а мой дед запутался в сетях фантазий своего предшественника, совершая сплит-погружения в день накануне гибели. В то же время, для Глена существует иной пласт, антипод нашему, где есть материальный мир и миры тонких материй, в одном из которых и живём с вами мы - вымышленные герои и пролонгеры, а он автор нашего бытия, оказавшийся запертым внутри собственного вымысла. Не без помощи пресловутого Палмера, придуманного, опять же, им. У Палмера свой подпласт, именуемый анабиозом структуре мира Глена. Именно из этого анабиоза уходит лестница вниз, прямиком в альтернативную Вселенную рассказа «Капризы неба», ещё одной параллельной реальности, сотканной из тонкой материи. Так вот, оказавшись уже на третьем уровне под своим материальным естеством, Глен вместе с иллюзорным лайнером «Эклиптика» тонет в водах Японского моря. Данное событие становится для нас историей. Круг замыкается, возвращаясь к пласту этого, - Аркадий расставил руки в стороны, как бы охватывая весь кабинет, - фундаментального с нашей точки зрения, мира. Из чего следует вывод: наша выдуманная Гленом реальность тесно переплелась с другой выдуманной, той, в которой Палмер устроил Глену аттракцион «Белка в колесе» и где лайнер затонул. Вот и получается, что по одной версии - условной правде Глена - существует множество переплетающихся фальшивых миров, из которых ему так и не удалось выбраться и куда входит наше с вами бытие, а по другой - всё не более чем фантазийные джунгли в глубинах разума Глена, о которых мы узнали благодаря сплит-погружению моего деда.
Очевидно, доктор Орехов никогда ранее не приходили в голову мысли углубляться в подобное, поэтому догадку молодого Джинина он встретил смешком, пропитанным скептицизмом:
- Я вижу, это лето у вас выдалось заурядно скучным, раз вы не поленились заняться реставрацией столь сложного явления, как фантазийными джунглями господина Глена?
- Вы не видите в моих словах ни грамма логики? - слегка обиженно спросил Аркадий.
- Нет, почему же, логика есть. Возможно, если я тщательнее разберусь во всех хитросплетениях вашего расследования, её станет ещё больше, однако я не хочу этого делать по одной простой причине. - Доктор выдержал паузу и разъяснил. - Меня вполне устраивает моё бытие, чтобы нарочно ставить его истинность под сомнение, копаясь в чьих-то больных фантазиях, словно в грязном белье пациента.
- Но где гарантии, что озвученный мною вариант невозможен? - продолжал настаивать Аркадий.
- Таких гарантий вам не даст даже господь Бог, ибо кто даст гарантии, что он тоже не вымысел? - Орехов сохранял невозмутимость. - Нам остаётся только принимать тот мир, в котором мы живём. И вот что я вам скажу, молодой человек: я живу полнокровной жизнью и, по большому счёту, мне плевать, персонаж я чьё-то книги или нет. Мне кажется, мы в любом случае подчинены воле неких создателей, так не всё ли равно, кем они являются? Мы узнаем о них лишь в том случае, когда они сами этого захотят.
Эта короткая речь доктора влилась в Джинина как лекарство со снотворным эффектом - он тут же почувствовал некоторую расслабленность, с души свалился груз надуманных за последние недели переживаний. Но зерно сомнений по-прежнему осталось в почве, и оно непременно пустит ростки прежде, чем он выйдет из кабинета. Аркадий это понял, поэтому старался не поддаваться философской инъекции Ибрагима Орехова.
- Насколько я знаю, док, вы всегда придерживались мнения о бессмертии душ и их постоянном перерождении. Побуждая моего деда писать эти скрытые главы, вы действительно воспринимали их как опыт, получаемый в фазе перерождения, или же всё являлось не более чем рекламным ходом для переиздания «Мёртвого штиля»?
Главврач хитро улыбнулся.
- Откровенно, моей главной задачей было помочь Георгию Аркадьевичу использовать побочные эффекты для создания этих дополнительных глав, - признался он. - Меня не интересовало, что там случилось с ним в прошлой жизни на самом деле. Точнее, я верил в его гибель без примеси чего-то фантастического. Но где-то в глубине я чувствую, что у всякой фантазии есть свои корни. Возможно, правда Глена и существует, но лишь в параллельной Вселенной, куда и смог заглянуть ваш именитый родственник. Ведь сплит-погружения до сих пор зачастую приносят больше вопросов, чем ответов. Они - своего рода узкие полоски света в тёмное прошлое наших душ. Мы видим лишь малую часть освещаемого пространства, остальное же почти всё скрыто во мраке. И кто знает, что ещё находится там, за границами нашего видения и куда на самом деле заглянул Георгий Аркадьевич? Что скрыто между строк - персональный мир души, анабиоз, промежуточная жизнь-воспоминание? Но в одном я уверен: мы не узнаем этого, пока сами там не окажемся или пока наши создатели не поднимут занавес.
- Вы всё же считаете, что мы не в силах ничего изменить в нашей судьбе? Каждый шаг прописан, и вмешаться в развитие предопределённых событий невозможно?
- А вы считаете иначе?
- По правде говоря, да. - Аркадий увидел переполненный от удивления взгляд доктора Орехова и поспешил объяснить: - Я думаю, мы способны бороться за право выбора. Как персонажи в книгах, если верить теории издательства «Боги иллюзий».
- Может, так всё и есть. - Доктор Орехов пожал плечами и встал. - Сейчас я намерен пойти на обед, но ведь могу и передумать. Интересно, какой из вариантов мне был предначертан? Ведь что бы я ни выбрал, мне будет казаться, что решение принял я. Замкнутый круг.
- Эклиптика, - едва слышно проговорил Аркадий.
- Простите, что?
- Это называется Эклиптика. - Джинин начал разговаривать скорее не с доктором, а с самим собой. - Мы движемся по замкнутому кругу, раз за разом истаптывая одни и те же тропы. Нам кажется, всё происходит впервые, но на самом деле мы всего лишь путешествуем по строчкам нашего бытия с очищенной памятью. И немногим удаётся заглянуть между строк, ещё меньше тех, кто способен выбраться из плена. Мне кажется, моему деду это удалось. - Аркадий вытащил из сумки тёмно-синюю книгу и не позволил Орехову обдумать высказанную им мысль. - Это самое первое издание «Мёртвого штиля». Что же теперь будет с переизданием?
- Георгий Аркадьевич заключил договор, поэтому даже его исчезновение не скажется на дальнейших публикациях. Редакторы поработают с найденными в палате черновиками скрытых глав, после чего издательство опубликует эти главы. Это будет занятная история о том, как Глен придумал реальность, оказавшуюся настоящей, то есть нашу с вами. При этом сам он в тот момент жил в фальшивом мире. Чертовски сложно, но ведь роман и не рассчитан на любителей лёгкого чтива. Он для людей, любящих выпутывать себя из хитросплетённых сюжетных сетей. Для тех, кто в литературе дышит чистым кислородом, а не попсовым угарным газом. - Орехов вышел из-за стола и протянул руку: - Приятно было пообщаться с вами, Аркадий Александрович. Вы как раз из числа таких людей. Надеюсь, мы ещё обсудим затронутую вами тему в более комфортной обстановке. На фестивале фантастики, например.
Джинин несколько смущённо пожал руку доктору и стал убирать в сумку планшет и книгу.
- Несомненно, док, - ответил он.
В то время, когда Ибрагим Орехов заканчивал с обедом, окончательно забыв про визит Аркадия и будучи погружённым в обдумывание более насущных и приземлённых проблем санатория, сам Аркадий уже разместился в каюте первого класса морского экспресса, курсирующего между островом и материком. Он не случайно предпочёл его одноместной сфере для обратного пути. Экспресс преодолевал расстояние за пятьдесят три минуты, а сфера - всего за пятнадцать. Джинин ценил своё время, но в этот раз ему захотелось растянуть возвращение на большую землю, чтобы в пути перечитать любимые моменты «Мёртвого штиля». Устроившись поудобнее в комфортабельной ложе, он аккуратно раскрыл книгу. Запах бумаги - его любимый запах. Аркадий, как и его дед, предпочитал старомодную форму книг. Но важнее, конечно же, для него было содержание. Каждый раз, перечитывая главы этого загадочного романа, он целиком погружался в сюжет и находил всё новые и новые повороты, словно путешествовал по неизведанному лабиринту.