Капризы неба (СИ) - Бриз Евгений. Страница 70

Глен отпил ещё немного из своего бокала и непомерно долго смаковал этот глоток. Так он выгадал себе немного времени, чтобы придумать подходящую несправедливость.

- Жизнь, похожая на чужой сон, - сначала его самого испугала подобная идея, словно кем-то озвученная через его голос, но постепенно он понял, что идея не так и далека от истины, если копнуть глубже.

В этот раз понимающе кивнул уже Леонид. Впрочем, Глен был уверен, что тот ничего бы не понял даже будучи в трезвом уме.

- Если так, то беру свои слова обратно, - сказал художник. - Твоя несправедливость солиднее моей.

Наконец, в зале появилась та, ради которой они двое были готовы торчать в этом кафе до утра, а возможно, даже отправиться в кругосветное путешествие, лишь бы не покидать палуб «Эклиптики». У Глена не осталось сомнений насчёт своего собрата по несчастью, когда он заметил его пламенный взгляд, пробивающийся сквозь запотевающие линзы и пелену опьянения.

- А ты чего так смотришь на неё? - пламенный взгляд собеседника заметил не только Глен. Леонид походил на бульдога, у которого намеревались украсть припасённую в будке кость.

- Я встал в очередь по совету бармена, мне можно, - отшутился Глен. - Она же не твоя собственность.

- Была бы моей, останься я полноценным человеком.

- Полноценность человека не определяется наличием у него ног.

- Ошибаешься! - едва ли не закричал Леонид. Но быстро успокоился. - Ладно, не будем о сложном. - Он посмотрел, как Вероника приступила к работе, нарочно игнорируя их столик. Она лишь бросила секундный взор, когда вошла, но он оказался искрой, способной разжечь пожар. - Мы оба ей не интересны. И в этом мы равны.

Глен мысленно проводил Веронику за горизонт своего обозримого будущего. А всё, что оказывается за этим горизонтом, как правило, теряет всякую ценность. Пока его жизненный опыт не ведал случаев, когда бы мимоходные интересы и увлечения как-то сказывались на следовании к намеченной цели оставить собственный след за горизонтом времени. Плывущее по волнам послание в бутылке, чей автор давным-давно стал историей. Но сейчас Глен с каждым вздохом ощущал ядовитый привкус одолевающего его увлечения и ничего не мог с ним поделать. Ни задержать дыхание, ни сбежать в морскую пучину.

- Ты думаешь о том, как выбросить её из головы? - неожиданно спросил Леонид. - Лучше выбросись за борт сам. Я испытал все гуманные способы - безрезультатно.

- В неплохой компашке я оказался. Предсказательница будущего, телепат и девушка, сводящая с ума. Не хватает лишь пиратов, морского чудища и хэппи-энда для дешёвой истории в бумажной обложке.

- Я готов поверить во всё перечисленное, кроме хэппи-энда. Похоже, нам с тобой его никто не прописал.

Глен повернулся к Леониду и на полном серьёзе произнёс:

- Значит, надо написать его самим.

Художник усмехнулся:

- Непременно. Как я не подумал раньше.

- Зря надсмехаешься. Мы сами хозяева своих судеб, а те, кто считает иначе, просиживают задницы как зрители на спектакле, в котором им, на самом деле, были отведены главные роли. Синдром фаталистов, знаешь ли.

- И что ты предлагаешь?

- Я же сказал - бороться.

- По-твоему, это гарантирует положительный результат? - не унимался Леонид.

- Нет, но так ты, по крайней мере, будешь знать, что сделал всё возможное, - Глен отпил ещё виски. Каждый глоток придавал ему уверенности и раскрепощал.

- Ты забыл добавить в нашу компашку себя - старца-философа, скрывающегося под гримом молодого рокера. - Художник улыбнулся и вновь посмотрел в сторону бара. - Ты думаешь, я не пытался ничего сделать? Но я бессилен встать с этого кресла и взять то, что мне надо. Это физический барьер, непреодолимый. Тебе не понять.

Глен не стал настаивать, в конце концов, ему действительно было не понять. Он мог лишь представить, но всякое представление без практического опыта - всего лишь мысль без формы. Беззвучная имитация игры на гитаре без струн.

- Суметь забыть - ещё одна из форм борьбы, - сказал Глен. - Советую заняться её реализацией.

Леонид что-то пробормотал в ответ и уткнулся лицом в лежащую на столе руку. Глен допил виски и неспешным шагом направился к выходу. На какое-то время (а может, и навсегда) он решил отказаться от пряного меню, именуемого душевными муками, заменив их муками творчества. Его сердце по-прежнему было таким же пустым, как и оставленным им бокал на столике палубного кафе.

Глен вернулся в каюту, лёг на кровать и стал развивать сюжет едва дописанного рассказа, постепенно превращая его в большой роман. Такие процессы он называл взрослением произведения - когда из первоначально маленькой идеи на свет появлялось нечто увесистое и многостраничное. А в этот раз идея развилась в считанные минуты, будто её напичкали гормонами роста. Впрочем, так и было. Глен знал, что лучший помощник для писателя - это жизненный опыт. В периоды активного приобретения различного опыта автор невольно переносит его на поверхность рабочей бумаги, тем самым вплетая частицы своей жизни в строки придуманного мира. В результате рождается роман - не что иное, как слоёный пирог из правды и вымысла. Читатель должен воспринимать его единым целым, не различая слоёв. Для этого автору требуется пропитать пирог и обильно полить его увлекательным сюжетом.

Отправляясь в путь, перво-наперво писатель обязан вооружиться сетью - наблюдательностью. Именно она наполняет жизненный опыт живительной влагой, делая его полезным для дальнейшей работы. Путешествие на круизном лайнере, организованном издательством с эффектным названием, встреча интересных людей, цунами чувств и философские беседы двух мучеников бренного бытия на фоне безмятежного моря - вот что Глен обнаружил в своей сети на исходе первых суток пребывания на «Эклиптике». К слою правды он добавил заготовку, поданную внутренним творцом - наделил издательство способностями, в полной мере отражающими его название. А дальше начался процесс пропитки и слияния. На самом деле, правда и вымысел - идеальная пара. Они притягивают друг друга, как и положено всяким противоположностям. Порознь они как будто неполноценны, как два человека, бредущих по бульвару в одиночестве. Один из них слишком сер и незаметен, а другой чересчур ярок и вычурен.

И, разумеется, персонажи обретают плоть на страницах фантазий тем явственнее, чем реальнее представление о них у самого автора. Зачастую их плоть клонируется от существующих людей, в большей или меньшей степени подвергаясь модернизации и изменениям. Для своего будущего романа Глен не стал рыться в сундуках и шкафах подсознания в поисках скелетов для персонажей, они и без того неустанно сыпались на него со всех палуб. Девушка, предсказывающая будущее, колоритный заместитель главного редактора, сводящая с ума официантка и калека-художник с разбитым сердцем и по совместительству брат Глена по несчастью - неплохой стартовый набор. Конечно же, сам Глен. Зачастую он ограничивал себя во всём, что касалось наделения главного героя его собственными качествами, но данный случай стоял особняком. История про литераторов, раскрываемая глазами одного из них - разве можно было в таком спектакле ограничиться лишь ролью сценариста за кулисами? Непростительная роскошь.

Остаток дня Глен провёл в каюте с ручкой и блокнотом. На двери висела табличка «не беспокоить». Это относилось и к времени - оно и не подумало хоть раз напомнить Глену о своём существовании, отчего он изрядно удивился, когда в каюту едва ли не ворвался Раков.

- Что ты разлёгся?? Церемония начинается через пятнадцать минут в банкетном зале, а ты ещё даже не взял костюм! - на самом Константине буквально сиял тёмно-синий смокинг, надетый поверх белоснежной рубашки. Образ завершала чёрная бабочка.

Сначала Глен подскочил, испугавшись возможного опоздания, но быстро успокоил себя мыслью, что ничего страшного не случится даже в случае неявки.

- Ты теперь выполняешь функции моей мамочки или просто агента?

- Тебе не по карману ни то, ни другое, поэтому я альтруистически взял на себя всего лишь полномочия товарища по перу.