Стальная Крыса на манеже - Гаррисон Гарри. Страница 14

Сей запах я учуял сразу. Он и удивлял, и радовал. На Феторре мы до сих пор видели только грязное подбрюшье индустриального мира: копи, плавильни, фабрики – и сажу, сажу, сажу. Но все это означало солидные банковские счета для немногих везунчиков, покоривших вершину социальной пирамиды. Иными словами, нашим взорам явился старый добрый капитализм с обнаженными клыками и когтями. Минимум – для большинства на дне, максимум – для меньшинства на плаву. Однако все раздумья об экономической несправедливости испарились, когда я вернулся в уборную и обнаружил Анжелину. Она придирчиво изучала себя в зеркале.

– Зеленый костюм! – вскричал я. – Безупречный, шикарный, невероятный. О, дайте мне облобызать эту богиню шарма.

Вполне ощутимый толчок ладонью в грудь остановил мой страстный порыв.

– Позже. Я полчаса убила на макияж и не позволю, чтобы ты его размазал.

– А можно я его размажу потом?

Ответом мне было крайне отрицательное «фи». Только теперь я заметил, что тени на ее веках необычно густы. Черные брови ярче очерчены и круче изогнуты. А на щеках рдеют румяна.

– А ну-ка, Джим, садись гримироваться. Не забыл, чему я тебя учила?

– Сажусь, сажусь.

Я сел перед зеркалом и наложил слой основы. И тут краем глаза уловил движение. Глориана устраивалась в своей корзине.

– С ней не было хлопот?

– Что ты, совсем напротив. Она была настоящей паинькой, пока какой-то оболтус не попробовал к нам вломиться. Малютка отреагировала быстрее меня. В один миг превратила его штаны в лохмотья, и он с визгом умчался по коридору. В награду она получила сандвич с сыром и черными трюфелями и миску молока, а теперь отдыхает. Я специально надела зеленое, потому что этот цвет прекрасно гармонирует с рыжими иглами.

Время еще было – нам предстояло выступать под занавес первого отделения. Но мы так разволновались, что пошли за кулисы смотреть через дырочки в занавесе. Ряды и ложи были забиты до отказа – яблоку негде упасть. Пришлось посторониться – униформисты тащили тяжелые снасти Пьюссанто. Он открывал шоу.

– Марш отсюда, – приказал нам Харли-Дэвидсон, когда духовой оркестр сыграл туш. Он выскочил на сцену, навстречу восторженным аплодисментам.

– Дамы, господа и простые пеоны, мы рады приветствовать вас в «Большом Бигтопе»!

Это вызвало новый, еще более мощный взрыв аплодисментов. Особенно усердствовал пролетариат на высокой галерке, отделенной от сливок общества прочной металлической сеткой. Инспектор манежа дождался, когда утихнут хлопки.

– Друзья мои, вам предстоит насладиться лучшими цирковыми номерами в галактике. Оставьте свои заботы, целиком отдайтесь самому чудесному развлечению в освоенной вселенной. Сегодня вас поразит таинственное волшебство Могучего Марвелла. Вас заворожат многообразные жизненные формы Гара Гуйля и его изумительной труппы уродов. С их чудовищной притягательностью сравнятся только красота и пластика Белиссимы и ее «Прыгающих балерин».

Это вызвало не только аплодисменты, но и пронзительный свист на галерке.

– А открывает наше сегодняшнее представление лучший среди отважных, стремительных и презирающих смерть. Позвольте представить вам подлинного титана, сильнейшего человека нашей галактики и всех других галактик, неудержимого, незабываемого, невероятного Пьюссанто!

Инспектор манежа отошел в сторону, занавес раздвинулся и явил взорам публики борца – скользкого, блестящего от масла, перегруженного мускулами и, несомненно, источающего запах тестостерона. Со своего закулисного НП мы с Анжелиной видели его как на ладони – конечно, если этот фразеологический оборот применим к такой громадине.

– Высокоуглеродистая сталь! – возгласил Харли-Дэвидсон, и силач постучал прутом толщиной в палец и длиной метр по стоящей перед ним наковальне. После чего взял его за концы и положил на колено. Под охи и ахи зрителей он напряг мускулы, да так, что лопнула рубашка, и согнул стальной прут. Всем это понравилось, но еще больше им понравилось, когда он цапнул железяку зубами.

И перекусил пополам!

– А сейчас обратите внимание, – сказал Харли-Дэвидсон, когда утихли крики, – на веселых каменщиков. Они займутся своим делом, пока Пьюссанто будет вас развлекать.

Партер промолчал, зато с галерки на цирковых рабочих посыпались добродушные ругательства и советы. Пока Пьюссанто вершил свои подвиги, каменщики быстро замесили раствор и принялись возводить стену. Когда верхний ряд кирпичей лег вровень с их головами, снова раздался туш, и к рампе вышел инспектор манежа.

– Настоящие кирпичи! Настоящий строительный раствор! Вы своими глазами видели, как возводилась эта стена. Она крепка, вернее, будет крепка через некоторое время. Мы не можем ждать, когда раствор затвердеет сам по себе. Видите, к нам выезжает машина? Это специальная техника, она применяется лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Она укрепит эту стену у вас на глазах.

Вырвалась струя пламени, публика закричала и заахала. Облаченный в защитный костюм оператор гонял огонь вверх и вниз по стене. Когда он сделал свое дело, вышли два тяжеловеса с кувалдами и под грохот кузнечных молотов из оркестровой ямы взмахнули своими орудиями. На стену посыпались удары, но она осталась невредима.

Рабочие покинули сцену вместе с машиной и своими инструментами, Харли-Дэвидсон поклонился и тоже отошел. Свет померк, лучи юпитеров освещали только громадный силуэт Пьюссанто. Силач побрел к стене. В мертвой тишине постучал по ней пальцем и улыбнулся. Все утонуло во тьме, кроме стены и богатыря.

Он прошелся по сцене, повернулся спиной к зрителям и постоял в эффектной позе. Возбужденно рокотали малые барабаны, их дробь поднималась волнующим крещендо и вдруг оборвалась, вмиг уступив место гробовой тишине.

Пьюссанто опустил голову, раскинул руки и ринулся на стену, сгибаясь на бегу. И со всего маху врезался бритой макушкой в кирпичи.

Стена содрогнулась, пошла трещинами и рассыпалась. Под безумное ликование зрителей Пьюссанто смахнул с черепа кирпичную крошку и поклонился. Публика влюбилась в него без памяти, трижды вызывала на бис и, когда он задержался за кулисами, долго шумела и рукоплескала. Мы с Анжелиной поняли: сейчас что-то будет. И оказались правы. Это был экспромт.

– Пьюссанто вас слышит и понимает ваши чувства, – объявил инспектор манежа. – А потому, идя навстречу вашим пожеланиям, он исполнит небольшой оригинальный номер.

Силач, вместо того чтобы вернуться на авансцену, сошел по ступенькам в партер. Пожал несколько рук, вернее, позволил пожать его пальцы, довольно улыбался, когда его целовали красивые дамы. Потом возвратился в первый ряд и поклонился. И, кланяясь, схватил два привинченных к полу кресла. Одним могучим рывком выкорчевал их и вскинул над головой.

Зрители хохотали, глядя, как бледные от страха мужчина и женщина в поднятых силачом креслах судорожно вцепились в подлокотники и пытаются улыбаться. Под звуки труб раздвинулся занавес, и Пьюссанто, держа своих пленников над головой, взобрался на сцену. Повернулся и поклонился зрителям. И принялся подбрасывать кресла с людьми, как гири!

Вопя от ужаса, пленники совершали сальто и снова, подхваченные ловкими и могучими руками, летели вверх. Пятикратно продемонстрировав чудесную силу и координацию движений, Пьюссанто целыми и невредимыми опустил свои жертвы на сцену. Девушка поцеловала его, зрители пришли в неистовство. Стоявший рядом со мной Харли-Дэвидсон закричал, но в оглушительном реве только мне удалось расслышать его:

– Пьюссанто! Ты заплатишь за эти кресла! Вычту из жалованья!

Униформисты вернули кресла в зал, а силач поклонился последний раз и ушел за кулисы.

Крики смолкли, и туш сменился унылым похоронным маршем. Его сопровождали пронзительные замогильные крики и маниакальный хохот.

Потускнели, а затем и вовсе погасли прожектора, а леденящие кровь вопли звучали все громче. Появилось одинокое пятнышко синеватого света, в нем стоял красивый мужчина в смокинге. Он поклонился зрителям и голосом, исполненным угрозы, проговорил: