Мужчина моей мечты - Ситтенфилд Куртис. Страница 62

Спасатели приехали через двадцать минут. Прибыли и полицейские (они обязаны в подобных случаях тоже приезжать на вызов), и оказалось, что это моя соседка Лиза и ее партнер. «Что у нас тут?» — спросила она и предложила Джейсону надеть ее фуражку, но он не захотел. Я чувствовала, что с появлением все новых людей и машин у мальчика в любую секунду может начаться новый приступ истерики, но он сдержался, только немного подергал рукой. Даже когда спасатели в конце концов выпихнули его пальцы из отверстия (думаю, они просто надавили с большей силой, чем Грасиела и медсестра), он оставался спокойным. Когда Джейсон смог подняться на ноги, я обняла его. Мы очень стараемся относиться к нашим ученикам так же, как относились бы к обыкновенным четырнадцатилетним мальчикам, избегаем лишних физических контактов (особенно у Микки с этим большие трудности, иногда он засовывает мне голову под мышку и начинает тянуть: «Я люблю вас, мисс Гаавн»), но тогда я просто не сдержалась. Я увидела, что Грасиела смотрит на меня со смешанным чувством неодобрения и понимания.

На мне была серая блузка на пуговицах, и, когда медсестра повела Джейсона в школу, я заметила, что ткань в нескольких местах испачкана вазелином. В ту секунду мне вдруг показалось (со школьного двора видны горы Сандиа), что, наверное, смысл моей жизни и заключается в том, чтобы жить в пустыне в Нью-Мексико и быть учительницей в измазанной вазелином блузке. Я не хочу идеализировать мальчиков или делать вид, что они ангелы. Педро постоянно ковыряет в носу, пока не начинает идти кровь, и все они суют руки в штаны и играют со своими пенисами так часто, что нам пришлось приклеить на парты бумажные руки, на которых должны находиться их ладони. «Руки должны быть на виду!» — повторяем мы. «Руки должны быть на виду!» Но все равно мне кажется, что в моих учениках заключен весь мир. Мне это трудно объяснить. Как и все мы, они жадные, капризные, иногда кажутся отвратительными. Но они никогда не скрытничают, они всегда совершенно искренни.

Мои ученики не могут понять, с какими трудностями они столкнутся в жизни, и мне бы хотелось, чтобы я могла защитить их (а я не могу). И до тех пор, пока я учу их защищаться самостоятельно, моя жизнь имеет смысл. Наверное, именно так человек понимает, что занимается своим делом: неважно, как медленно ты продвигаешься вперед; главное — у тебя не возникает ощущения, что время уходит попусту.

Я искренне рада, что в Чикаго не смогла добиться того, в чем, как мне казалось, я нуждалась. Если бы я там добилась своего, то никогда бы не узнала, как удержать подростка, который пытается напасть на тебя, мне бы никогда не пришлось, готовясь к Кванзе, вешать дашики [16] на доску объявлений и перед классом мальчишек выступать с лекцией о половом созревании и гигиене. И я действительно считаю большой удачей, что мне довелось стоять перед ними и показывать, как правильно наносить на тело дезодорант. Как бы повернулась наша жизнь с Генри, если бы мы поженились? Я представляю себе, как мы по субботам ходили бы в дорогие магазины за декоративными подушками или фарфоровыми тарелками для фаршированных яиц.

Иногда днем, когда после туалета я подхожу к зеркалу, чтобы помыть руки, и вижу собственное отражение, я не могу себя сразу узнать. В этом тоже виноваты мальчики: все мое внимание без остатка отдано им, я полностью окунаюсь в их мир и совершенно забываю о себе. Или, глядя на себя в зеркале и заметив, что у меня в зубах застрял кусочек еды, я понимаю, что он находится там уже несколько часов, а я за это время разговаривала с другими учителями, в том числе и с мужчинами. Не скажу, что мне это совершенно безразлично, но и большого значения этому я не придаю. Раньше, живя в Чикаго или Бостоне, я бы сгорела от стыда, если бы узнала, что разговаривала с людьми, а у меня в зубах застряла еда. Но этого никогда бы не произошло, потому что я за такими вещами следила очень внимательно.

Живя здесь, я порой скучаю по своим родным, но они, похоже, живут обычной спокойной жизнью. Эллисон снова беременна; Фиг тоже забеременела (какие плодовитые времена настали!) и теперь с удовольствием рассказывает каждому, кто согласится ее выслушать, что у донора спермы, которой воспользовались они с Зоей, коэффициент умственного развития 143. Зимой ко мне в гости приезжали Даррак, Элизабет и Рори, они вели себя как заправские туристы: купили в Старом городе всем троим бирюзовые ожерелья, а Элизабет все повторяла: «Как же здорово, что ты живешь именно здесь! Я всю жизнь мечтала съездить в Нью-Мексико». Не уверена, помните ли Вы Дженни, мою подругу по Тафтс, но она живет в Денвере, это не очень далеко отсюда, поэтому мы продолжаем строить планы, как нам встретиться. Она сейчас на втором курсе медицинского училища. (Надеюсь, то, что я рассказываю о других людях, не вызывает у вас желания взяться за анализ моей жизни теперь, когда я не плачу по сто пять долларов за час. Пожалуйста, не подумайте, что я хочу посмеяться над суммой, — мне известно, что другие клиенты платили на семьдесят долларов больше. Наверное, я до сих пор не писала Вам, потому что, когда Вы попросили меня сообщить, как будут идти мои дела, я не поняла, что Вы имели в виду: сообщить один раз или держать Вас в курсе постоянно.)

Однако вернемся к Генри. Думаю, что все объяснялось довольно просто: он не находил меня привлекательной. Но моя любовь ему льстила, и он действительно получал удовольствие от нашей дружбы. Он ведь ничего не терял, оттого что я постоянно была рядом. Я не держу на него обиды за то, что он позвал меня в Чикаго, потому что меня и уговаривать долго не пришлось, поскольку в том разговоре на свадьбе Фиг я услышала все, что хотела услышать. Или же я его достаточно привлекала, но он не хотел заводить романтические отношения с той, которой и так все про себя рассказывал. Я прекрасно понимаю, почему иногда хочется сохранить определенную дистанцию. Еще я понимаю, почему, несмотря на его измены, я была так уверена в нем; однако же то, что я никогда не изменяла ему, тяготило Генри и заставляло постоянно сомневаться. Иногда я думаю: нет, нет, все это чепуха. Во всем виновата я сама, это я противилась близким отношениям. Я хотела оставить счастье на потом, как бутылку шампанского. Я откладывала его, потому что боялась и придавала ему слишком большое значение, а еще потому, что не хотела стать счастливой сразу, иначе к чему тогда было стремиться? Для меня труднее всего осознать и понять, почему меня пугало достижение поставленной цели, и, наверное, в этом и заключен правильный ответ. В трех случаях Генри, как мне кажется, был готов поцеловать меня, но во всех трех случаях я сама не дала ему этого сделать. Иногда я отворачивалась всего на дюйм, иногда просто отводила глаза чуть-чуть в сторону. Но я никогда не делала этого специально, это случалось еще до того, как я успевала задуматься. Один из таких случаев был, когда мы смотрели телевизор и он лежал на диване рядом со мной, положив голову мне на колени. В какое-то мгновение я почувствовала, что Генри поднял глаза и пронзительно посмотрел на меня. Он вглядывался в меня, и мне нужно было бы в ответ посмотреть на него, но вместо этого я подумала, что он может увидеть волоски у меня в ноздрях, и запрокинула голову. Наши глаза тогда так и не встретились. Я никогда не была готова к таким мгновениям, мне казалось, что сначала я должна была принять душ или приготовить какие-то слова, поэтому мне кажется, что виновата я сама; я сама вырыла себе яму. Какая-то часть меня думает: «Но почему же он не захотел понять, что со мной происходит, в чем причина моего волнения, почему просто не взял мою голову в руки и не заставил меня успокоиться?» Но другая часть меня возражает: «Все равно он все это время встречался с другими девушками». Наверное, все, что произошло с нами, было к лучшему.

Иногда я вспоминаю, как мы возвращались с бейсбольного матча и я думала, что никого уже не смогу так любить, как Генри. В каком-то смысле я была права: мне и сейчас трудно представить, чтобы кто-то снова смог вызвать у меня такие же по силе чувства и чтобы я была так же уверена в том, что именно этот человек дан мне судьбой. Я считаю, что Генри был первым и последним человеком в моей жизни, о котором я думала: «Если я добьюсь, чтобы он полюбил меня, то и вся остальная жизнь обязательно сложится хорошо». Я уже не так наивна, я знаю, что значит найти или потерять. После переезда в Нью-Мексико у меня была пара романов (однажды я даже познакомилась с парнем в супермаркете, хотя думала, что такое возможно только в кино), но я не влюблена. Во всяком случае, сейчас, когда я пишу это письмо, я ни в кого не влюблена. Если Вы спросите меня, что я думаю о своем будущем, я отвечу, что, наверное, все-таки выйду замуж, но я далеко не уверена в этом. Вспоминая Генри, Оливера и Майка, я представляю отношения с ними как три разные модели, почти образцы того, как могут строиться отношения между мужчиной и женщиной, и думаю: неужели в этом мире не существует ничего другого? Неужели все мужчины делятся на тех, кто отдан тебе полностью и без остатка; тех, кто как будто находится рядом, но на самом деле далеко; и тех, кто сделает все, чтобы быть рядом с тобой, даже не собираясь становиться твоим? Было бы слишком самонадеянно утверждать, что не существует других вариантов только потому, что они мне не встречались, но должна сказать, что не могу вообразить, какими они должны быть. Надеюсь, что я ошибаюсь.