Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 45

– Эльвира Владимировна отдаст вам вещи вашей мамы.

– Да. Хорошо.

Я его плохо слышал, смутно, как в тумане и сквозь бетонные стены. Поднялся наверх, забрал пластиковый пакет с каким-то ужасающим ощущением, что вот и все, что от нее осталось. Был человек, жил, дышал. Поступил в больницу со своими личными вещами… и уже не покинул ее. Только пластиковый пакет. Я вышел на улицу. Нет, слез не было. Точнее, они были где-то глубоко внутри. Они лились сплошным потоком, топили меня, корёжили мне душу. Мне казалось, что я так ничего и не сказал ей… что даже в нашу последнюю встречу я говорил о чем угодно, только не о любви к ней. Я ее упрекал. Я ее винил. Больше мне было нечего ей сказать. А теперь уже слишком поздно.

И ужасно острое болезненное понимание, что я безумно сильно любил свою мать. Несмотря ни на что. Несмотря на ее тяжелый характер, я обожал ее. Только расставание с Аней ей так и не простил. Понимал, что права она, а простить так и не смог.

Подошел к машине, достал сигарету, сунул ее в рот, прикурил и сильно затянулся. Так сильно, что легкие расперло от дыма. Закашлялся. Дрожащими пальцами открыл пакет, который отдала мне медсестра, и горько усмехнулся – мама, в своем репертуаре, даже в больницу взяла косметичку. Она всегда любила быть ухоженной и красивой. Отец смотрел на нее с блеском в глазах до самой смерти. И я ни разу не слышал, чтоб у него были интрижки на стороне. Мама была особенной женщиной с железным характером, но он ее очень любил. Я положил на ладонь ее сережки и кольцо обручальное. Стиснул сильно так, что золото впилось в кожу. Вот и все… остаются только вещи. Трогать и вспоминать. Вспоминать их на ней. Косметичку к лицу подносить, чтоб запах почувствовать. А потом и его не станет.

Внимание привлек ее сотовый. Достал его из пакета и сунул в карман штанов. Положил сережки и кольцо в портмоне, а косметичку аккуратно спрятал в бардачок.

Домой ехать не хотелось… Да и зачем? Видеть опостылевшую до волчьего воя Лену? Или смотреть на дом, в котором больше нет родных лиц? Это здание мне больше и домом не кажется. Просто строение, душа которого заключалась в населявших его людях. А их там больше не осталось. Мне до дикой боли захотелось к Ане. Улечься где-то там у ее ног и валяться там побитой, раненой псиной, только чтоб сейчас не прогоняла, просто рядом побыла. Мне рядом с ней легче станет. Я точно знал. И в то же время был уверен, что прогонит она меня… не до моих проблем ей ни сейчас, ни вообще. Это я сдыхал без нее все эти годы, а она… она как всегда гордая и независимая. Она и без меня жить научилась. Да и на хер я ей н нужен с болью своей.

За руль сел, а в голове пульсирует, что она мне про брата сказала… Какого черта? Почему я ничего об этом не знал. Мои ведь должны были нарыть. Или плохо рыли, или концы в воду хорошо спрятал кто-то. Вспомнил тот день, когда мне фото этого придурка из деревни привезли. Фото, где он весь поломанный в траве лежит, от боли корчится. Мне тогда этого достаточно было. Если б сам поехал, убил бы его. Только пачкаться о такое убожество не хотелось. Ничего, я еще с Артема спрошу, какого хрена никто не выяснил – кто такой этот придурок, прежде чем кости ему ломать. Если б тогда узнал, как поступил бы я? Выгнал бы ее… или все же выслушать смог бы. И если это не тот из деревни, то кто тогда? С кем она мне изменила? Чья дочь Маша?! Почему Аня утверждает, что она моя даже сейчас… почему, черт возьми. Она ведь понимает, что я могу сделать и четвертый тест, и что тогда?

Я не знаю, сколько времени наматывал по городу круги. Уже давно стемнело, и я понятия не имел, на какой улице нахожусь. Свернул к какому-то магазину с вывеской «круглосуточно», купил бутылку коньяка и сел в машину на переднее сиденье. Разрывался мой сотовый. Я на хер выключил его и зашвырнул куда-то в машину. Просидел там несколько часов, глотая коньяк из горлышка, потом сам не понял, как за руль сел и к ней поехал. Руки сами руль крутили. Неважно, что ей плевать. Я просто где-то рядом посижу. Нет у меня сил сейчас ее ненавидеть. Нет сил воевать с ней. Устал я, оказывается, смертельно. Осточертело все.

Вот сижу за рулем, еду куда-то никому на хер не нужный, все это состояние с миллионами, бизнес отца, тачки, акции, сделки. Кому оно все надо? Мне одному? Сказать себе в зеркало «Да, Шумаков, ты крутой чел, ты многого добился? Только для чего? В могилу за собой все это унесешь?».

Любые достижения в жизни человек посвящает кому-то. Нет ничего просто так. Нет цели ради цели. Нет усилий ради усилий. Всегда есть та конечная точка, дойдя до которой, ты оглянешься посмотреть, кто здесь наверху рядом с тобой. И вот он я. Вверху. На самом пике своей карьеры, достигший того, чего не достиг мой отец… стою и смотрю сверху, как внизу чья-то жизнь протекает, там люди за руки держатся, там счастье. Смех. Такое обыденное счастье, которое не купить за деньги… а я весь в сундуках золота и совершенно один.

Жена не в счет… одно название. Разведусь с ней. Завтра же позвоню адвокату. На хер ее из моего дома и из моей жизни. Вспомнился последний разговор с матерью, перед тем как ее в больницу увезли…

– Что такое, мама? Ты же мечтала, чтоб я женился на Лене. Ты чуть ли не вместо меня ее под венец вела.

– Ошибалась я… думала, ты счастлив будешь. Думала, что пара она тебе.

– А сейчас что изменилось?

Мама взгляд на меня странный подняла, я так до сих пор и не знаю, что она тогда думала и почему сказала то, что сказала.

– Я о многом сожалею, сынок. Только есть ошибки, которые очень поздно исправлять. Иногда мы хотим для своих детей самого лучшего, а на самом деле ломаем им судьбы. А Лена… не твоя она женщина. Вижу я, как мучаешься с ней. Если решишь развестись, то я не стану возражать. Я больше никогда не буду лезть в твою жизнь.

Но я тогда уже заключил несколько сделок с отцом Лены, и развод мне был неинтересен. По крайней мере, не на тот момент. А мама… я просто решил, что она поссорилась с Леной. С ее характером это было вполне возможно. Поднялся по лестнице и ощущение такое… странное ощущение, что мне, и правда, спокойней здесь. Где я не один. Свет не включил, сотовым себе освещаю, чтоб на ступеньках не растянуться. По коридору крадучись прошел, дверь в ее комнату приоткрыл и остановился на пороге – вместе спят. Она с краю постели, а Маша у стены, голову Ане на грудь положила, руками обняла, волосы разметались по подушке. И все так сжалось внутри… если б тогда не узнал бы… не расстался бы с ней. Спали бы они сейчас в нашем новом доме со мной вместе. Смысл бы был во всем… в том, в чем сейчас его совершенно нет. Я дверь осторожно прикрыл и в кабинет пошел.

Дедовский кабинет, какого дерьма эти стены только не видели. Сколько раз я там на полу валялся и в потолок смотрел, не счесть. Я зашел внутрь, дверь закрыл. Достал свечи, которые еще со смерти деда в ящике валялись. Мамину фотографию со стены снял и на стол поставил. Свечу зажег и из горла коньяка хлебнул. Темень вокруг и только ее лицо. Словно мы с ней наедине остались. И столько вопросов у меня к ней… не счесть, никто мне теперь не ответит на них.

А я… я мог бы и приехать к ней, узнав, что ей лучше. Как всегда, рукой махнул. Успею еще. Куда она оттуда денется. Состояние одинаковое годами. А она взяла и делась… даже попрощаться не успел. Голову на руки склонил, бутылку на стол поставил. Сна ни в одном глазу, все тело горит, словно температура поднялась, и в глаза как песок насыпали.

Не услышал, как девчонка вошла. Как-то тихо она ходит всегда. Или это я отстранен от внешнего мира, не слышу никого и ничего, весь в себе зарылся, ушел внутрь себя, растворился в своих мыслях. Наверное, опять пришла или с ножом, или с вилкой. Сил не было голову поднять. Да и не хотелось проверять. А потом меня словно током ударило, и все внутри перевернулось, почувствовал, как детские пальчики к моим волосам прикоснулись. Взгляд медленно поднял и с глазами ее зелеными встретился. Я никогда не видел такого взгляда. Бездна. Океан какой-то бескрайний, и так смотрит на меня, что внутри щемит и реветь хочется, как ребенку. А она словно душу мою сканером считывает и гладит, гладит. Прижаться к ней хочется, тельце сжать и ощутить вот эту волну, исходящую от нее. Словно энергию из себя мне отдает. Такая маленькая, а столько силы в ней. Мишку мне протянула, и я сглотнул горький ком в горле. Глаза защипало. Медведя взял и рядом с портретом посадил, а она стул подтащила и рядом со мной уселась с ногами, ночнушку на острые коленки натянула и голову склонила на них. На портрет смотрит, потом снова на меня… и по руке гладит.