Тайны Васильков, или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина. Страница 43

— И что? — произнесла я в пространство, пристально разглядывая один из васильков на обоях.

— Скорее всего, ничего, — сказал Ваня. — Это же обои. Под ними, конечно, можно спрятать какую-нибудь бумагу, но не более того.

— А, может, где-то под обоями — тайник, — предположила я. — Выдолбленный в стене.

— Тогда он может быть в любом месте любой из четырех стен. Не очень-то точное указание.

— А вдруг какой-то из цветков на обоях чем-то отличается от остальных? — осенило меня.

И мы принялись внимательно изучать васильки на обоях. Через несколько минут у меня уже рябило в глазах, но сдаваться я не собиралась. Ваня тоже проявил упорство, и мы-таки осмотрели все васильки до одного, включая те, которые были под самым потолком. Никаких существенных отличий какого-нибудь отдельного цветка от других мы не нашли. Правда, на васильке возле выключателя было грязноватое пятно, а васильки на обоях за комодом и позади кресла оказались более яркими, чем остальные, но, совершенно очевидно, что ничего из этого не следовало всерьез принимать во внимание.

Мы отправились на кухню, чтобы исследовать картину неизвестного художника, изображающую вазу с васильками. Мы рассмотрели, ощупали и даже обнюхали картину. Мы вытащили ее из рамы и внимательно изучили раму, хотя изучать было совершенно нечего. Рама была изготовлена из деревянных планок и никоим образом не могла содержать в себе каких-либо тайников. На обороте картины обнаружилась надпись: «12. 07.1975».

— Может, это шифр? — осенило меня.

— Вполне возможно, — согласился Ваня. — Я даже знаю, что тут зашифровано.

— Что? — спросила я с замиранием сердца.

— Число, когда эта картина была закончена.

Я обижено фыркнула.

— А ты не допускаешь мысли, что именно так, под видом безобидной даты, можно зашифровать что-нибудь таинственное и никто никогда не догадается?

— Вот именно. Никто и никогда.

В глубине души я была с ним согласна. Даже если предположить, что это действительно шифр, что на самом деле маловероятно, то он должен быть таким, чтобы я могла его расшифровать. А как я могу расшифровать это?

Потом были открытки. Я достала из комода всю пачку и выбрала из нее те, где в изображении присутствовали васильки. Их оказалось четыре. На одной были васильки с чайными розами, на второй — просто васильки, на третьей — много ромашек, колокольчиков, клевера и совсем немного васильков, а на четвертой — очень странное изображение васильков вперемежку с гвоздиками, перевязанными красной ленточкой, на которой золотыми буквами было написано «мир труд май». Все открытки были присланы бабушке разными людьми, на каждой был штемпель и обратный адрес, а кроме того — обычные слова поздравления. Только последнее поздравление показалось мне необычным. Кто-то поздравлял бабушку «с международным праздником солидарности трудящихся, со светлым первомаем!». Дичь какая-то. Но к нашей проблеме вряд ли имеет отношение.

В бабушкином шкафу обнаружилось толстое покрывало с крупными васильками. Не помню, чтобы бабушка когда-нибудь им пользовалась. Наверное, потому, что оно слишком большое и тяжелое.

Еще были остатки чайного сервиза: сахарница, заварочный чайник и две чашки с блюдцами. На каждом из предметов были изображены по три василька, окруженных мелкими листиками, совсем не похожими на те, которые растут у настоящих васильков. Мы с особым вниманием все это осмотрели, особенно чайник. Ване даже удалось заглянуть в его загнутый носик с помощью фонарика. Ничего. В сахарнице лежало несколько пожелтевших квитанций. Тоже, можно сказать, ничего.

Последнюю вещь с васильками мы чуть не пропустили. Она настолько примелькалась, что я совершенно не обращала на нее внимания. Я каждый день брала ее в руки, резала на ней хлеб и овощи, мыла ее и вешала на место. Я говорю о разделочной доске. Она была довольно старой, и рисунок на ней почти совсем стерся. А нарисованы на ней были, естественно васильки. С одной, нерабочей, стороны. Понятно, что сама по себе доска не может служить тайником или чем-то в этом роде. Но она была не сама по себе, а с вешалкой. Деревянный ромбик со стороной около пятнадцати сантиметров и деревянным же штырьком посередине. Ромбик был закреплен на стене слева от раковины.

Я с бьющимся сердцем протянула к нему руку. А вдруг за ним скрывается тайник, выдолбленный в стене? Может, там какая-нибудь маленькая дверца, а за ней… моему воображению представлялись сверкающие россыпи сокровищ. Деревянный ромбик оставался неподвижным, хотя я усердно его толкала в разные стороны. Это меня вовсе не разочаровало. Наоборот, я решила, что, раз его не так просто снять со стены, значит, за этим что-то кроется… Я принесла табуретку, вскарабкалась на нее и с энтузиазмом продолжила дергать ромбик так и этак. Он не поддавался. Я оглянулась на Ваню.

— Ну что ты стоишь, как памятник Пушкину? Помоги мне!

— Ты уверена? — задал Ваня странный вопрос.

— В чем?

— В том, что памятник именно Пушкину и в том, что тебе нужна помощь.

— Ваня, иногда мне кажется, что ты немного странный, — я прервала свое увлекательное занятие и воззрилась на него сверху.

Кстати, я не собираюсь говорить, что его странности мне даже нравятся.

— Посмотри на меня, — я скрестила руки на груди и задумчиво вперила взгляд в пространство. — Представь, что на голове у меня почти африканские кудри. Ничего не напоминает? Ты именно так и стоял.

Ваня взъерошил волосы и улыбнулся.

— А по второму вопросу, — продолжала я. — Ты можешь, наконец, снять со стены эту проклятую штуковину?!

— Конечно.

Ваня подошел, протянул руку, ухватился растопыренными пальцами за деревянный ромбик и резко дернул его вверх. Ромбик остался в его руках, а на стене обнаружилась шляпка от шурупа и ромбовидный отпечаток. И все. Никаких маленьких тайных дверец от тайников, набитых сверкающими драгоценностями.

Из моей груди вырвался громкий вздох разочарования.

— Ты правда думала, что там что-то может быть? — спросил Ваня.

— Нет, — ответила я. — Не думала. Но немного надеялась.

Следующий пункт был включен в список исключительно по моему настоянию. На нем не было изображений васильков, но зато в нем, в этом самом железном кувшине, они все время стояли. Кувшин представлял собой нечто совершенно уникальное. Я никогда и нигде не видела ничего подобного. Он был довольно большой, на нем были выгравированы какие-то вьющиеся растения и крохотные птички, он вмещал в себя около трех литров воды и весил не меньше центнера. Во всяком случае, когда я была ребенком, то поднимала его с большим трудом, а один раз даже уронила, не удержав в руках. От падения кувшин нисколько не пострадал. Я тоже в последний момент успела отскочить, так что мои пальцы ног остались целы.

— На нем нет васильков, — сказал Ваня.

— Я тебе уже объяснила. В нем все время стояли васильки.

— И зимой?

Я вздохнула и укоризненно посмотрела на Ваню.

— Если следовать твоей логике, — продолжал он, — то нужно включить в список все, что так или иначе соприкасалось с васильками. Стол, на котором стоял кувшин, кран, из которого в этот кувшин с васильками набирали воду, скатерть, которая находилась между дном кувшина и столом…

Но ему не удалось сбить меня с толку.

— Этот кувшин у меня стойко ассоциируется с васильками, ясно?

— Ясно, — сдался Ваня. — Как сказал бы Глаз: «Стойким ассоциациям, как своим, так и чужим, следует уделять самое пристальное внимание».

Он так похоже скопировал интонацию Глаза, что я не удержалась от смеха.

Мы еще немного побродили по дому, пристально вглядываясь во все предметы обстановки, но ничего подходящего больше не обнаружили. Правда, в библиотеке Ваня высказал предположение, которое мы решили включить в список седьмым, заключительным пунктом, снабженным большим знаком вопроса.

— А, может, это книга? — спросил Ваня, проводя рукой вдоль одной из полок.

— Какая книга?

— Не знаю, — он пожал плечами, отошел от стеллажей и окинул их оценивающим взглядом. — Какая-нибудь книга про васильки. Есть такие книги?