Проклятие победителя - Руткоски Мари. Страница 11
— Кто знает, когда еще тебе удастся выбраться, — сказал Плут, — так что говори все, что знаешь, и побыстрее.
Арин изложил все, что выведал за последние две недели. Он описал устройство генеральской виллы и, вооружившись угольком, набросал ее примерный план на листке бумаги. Вокруг он дорисовал хозяйственные постройки и отметил особенности рельефа.
— В доме я был только однажды.
— Сумеешь попасть туда еще пару раз?
— Возможно.
— Что знаешь о передвижениях генерала?
— Пока ничего особенного. В основном он проводит учения за стенами города. Дома его почти не бывает, но он всегда где-то поблизости.
— А что девчонка?
— Ездит в гости. Сплетничает. — Арин промолчал о том, что его насторожили чрезвычайно меткие замечания дочери генерала о ребенке леди Фарис. И о том, что молодая госпожа как будто вовсе не удивилась, когда ее раб вдруг заговорил по-валориански.
— Об отце она не говорит?
Арин подумал о разговоре в конюшне, но это не считается. Никакой полезной информации. Он покачал головой:
— О военных делах она вообще не упоминает.
— Возможно, еще скажет. Генерал может поделиться с ней планами. Всем известно, что он готовит дочь в армию.
Арин не собирался об этом говорить, но слова, подозрительно напоминающие обвинение, вырвались сами:
— Почему ты не сказал мне, что она занимается музыкой?
Плут посмотрел на него прищурившись.
— Это не имело значения.
— Неужели?! Поэтому ты попытался продать меня как певца?
— И благодарю бога удачи за эту мысль! На кузнеца она не клюнула. Ты хоть знаешь, как долго я пытался пристроить своего человека в поместье генерала? А ты чуть не испортил все своим упрямством. Я тебя предупреждал, что на арене нелегко. И потом, я всего-то попросил тебя спеть. Так трудно было сделать как велено?
— Ты мне не хозяин.
Плут взъерошил короткие волосы Арина и улыбнулся.
— Конечно нет. Ладно, парень, так и быть, в другой раз, прежде чем подослать тебя шпионом в дом знатных валорианцев, обязательно расскажу, что нравится молодой госпоже.
Арин закатил глаза и повернулся к выходу.
— Эй, — бросил вдогонку Плут, — а что насчет оружия?
— Я над этим работаю.
Краем глаза Кестрель увидела, что Арин входит в лавку ювелира как раз в тот момент, когда старик произнес:
— Очень жаль, госпожа, но это подделка. Просто красивые стекляшки.
Кестрель вздохнула с облегчением.
— Но вы не расстраивайтесь, — добавил ювелир. — Можете всем говорить, что это топазы, никто ничего не заметит.
Вернувшись в карету, Кестрель потребовала:
— Теперь я хочу знать правду.
Раб побледнел.
— Правду?
Она удивилась его замешательству, но потом осознала, что он не так ее понял. Кестрель почувствовала укол обиды: как мог Арин подумать, что она станет требовать у него отчета о встрече с другом? Она испытующе посмотрела на раба. Тот поднял руку и провел по лбу, словно пытаясь что-то смахнуть с лица.
— Твои личные дела меня не интересуют, — пояснила Кестрель. — Можешь не бояться, я не полезу в твои тайны.
— Значит, вы хотите, чтобы я доносил на других рабов, — решил Арин. — Чтобы я вам рассказывал об их проступках. Кто украл хлеб из кладовых, кто съел апельсин в роще. Я не стану этого делать.
— Нет, я прошу вовсе не об этом. — Кестрель на секунду задумалась, прежде чем продолжить: — Ты прав. Люди говорят мне только то, что я, по их мнению, желаю слышать. Но надеюсь, что ты будешь со мной честен, как сегодня у Джесс. Мне нужно, чтобы ты говорил что думаешь.
— Так вот чего вы хотите, — медленно протянул он. — Честности.
— Да.
Арин помолчал.
— Трудно говорить свободно, когда ты во всем ограничен, — сказал он наконец.
Кестрель поняла, что ей ставят условие.
— Я могу обеспечить тебе свободу передвижений в пределах поместья.
— Дайте мне привилегии домашнего раба.
— Хорошо.
— И позвольте мне одному ходить в город. Хотя бы изредка.
— В гости к другу?
— К возлюбленной.
Кестрель задумалась на мгновение.
— Договорились.
10
— О нет! — воскликнула Кестрель с улыбкой. Она и еще трое человек играли в «Зуб и жало» на террасе. Отсюда открывался вид на лужайку, где расположились остальные гости леди Фарис.
— Это очень плохая идея, — сказала Кестрель юноше, сидевшему напротив нее.
Пальцы лорда Айрекса застыли над костяшкой. Он только что выложил ее лицевой стороной вниз и собирался перевернуть. Его губы сжались, а потом искривились в усмешке.
Ронан, который сидел сбоку, взглянул на Кестрель. Айрекс славился своей жестокостью, которая не раз пригодилась ему в жизни — и особенно в бою. Этой весной он победил на турнире, который устраивали для валорианской молодежи. Там свое искусство могли показать те, кто еще не поступил на службу.
— На вашем месте я бы ее послушал, — посоветовал Ронан, лениво перемешивая свои костяшки — небольшие пластинки из слоновой кости.
Беникс, четвертый игрок, промолчал. Они не знали, что после победы на турнире Айрекс подошел к Кестрель с недвусмысленным предложением. На приеме у губернатора он зажал ее в углу. Кестрель помнила его глаза, в которых поблескивало высокомерие. Но она рассмеялась Айрексу в лицо и ускользнула.
— Я понимаю, у вас есть две лисицы, — усмехнулась Кестрель. — Но их недостаточно.
— Я уже сделал ход, — холодно произнес Айрекс. — Выложенную костяшку нельзя забрать.
— А я вам разрешаю. Сделаем исключение.
— Значит, вы хотите, чтобы я ее забрал?
— Ага! То есть я права насчет лисиц.
Беникс заерзал. Изящный стул заскрипел под его весом.
— Переворачивайте, Айрекс, и дело с концом. А ты, Кестрель, перестань его дразнить.
— Я просто дала дружеский совет.
Беникс хмыкнул.
Айрекс смотрел на Кестрель с нарастающей злобой и явно не мог решить, говорит ли она правду или лжет и на что она рассчитывает — на то, что он поверит ей, или все-таки нет. В конце концов он открыл костяшку. Лисица.
— Какая жалость! — улыбнулась Кестрель и перевернула одну из своих дощечек, добавив третью пчелу к уже открытым двум. После она сгребла четыре золотые монеты — ставки игроков — на свою сторону стола. — Вот видите, Айрекс? Я искренне желала вам добра.
Беникс отрешенно вздохнул, откинулся на спинку скрипучего стула и пожал плечами с видом добродушного безразличия. Он принялся тасовать костяшки, не поднимая головы, но Кестрель видела, как он с опаской взглянул на Айрекса. Значит, Беникс тоже заметил, что тот буквально окаменел от ярости.
Айрекс резко отодвинул стул, встал и гордо удалился на лужайку, где собрался цвет валорианского общества.
— Необязательно было его злить, — с укором заметил Беникс.
— Обязательно, — ответила Кестрель. — Он мне надоел. Приятно вытрясти из Айрекса немного денег, но долго терпеть его я не могу.
— Хоть бы обо мне подумала, прежде чем его прогонять! Может, я тоже хотел выиграть пару золотых!
— Да, лорд Айрекс не обеднеет, — подхватил Ронан.
— Нет уж, мне не нравятся те, кто не умеет проигрывать, — отрезала Кестрель. — Поэтому я играю с вами.
Беникс издал стон разочарования.
— Она просто изверг, — согласился Ронан, широко улыбаясь.
— И зачем же ты тогда играешь?
— Мне нравится ей проигрывать. Пусть Кестрель забирает у меня все, что хочет.
— А я все еще лелею надежду победить, — признался Беникс и по-дружески похлопал Кестрель по руке.
— Знаю, знаю, — ответила она. — Льстецы вы отменные. А теперь делайте ставки.
— Нет четвертого игрока, — возразил Беникс. В «Зуб и жало» играют либо вдвоем, либо вчетвером.
Взгляд Кестрель невольно обратился к Арину, который стоял неподалеку, разглядывая то ли сад, то ли господский дом. Оттуда он наверняка рассмотрел расклад на руках у Айрекса и Ронана. Но пластинки Кестрель он видеть не мог. Интересно, что бы он сказал о сыгранной партии, если, конечно, за ней следил?