Уверенность в обмане (ЛП) - МакДональд Жан. Страница 51

— Могу ли я?

Маккензи и Гэвин ахают в унисон. Я попадаюсь на глаза маленькой девочки, которая шевелится в руках у матери. Джеки, кажется, колеблется сначала, но кивает.

— Конечно, — она кладёт её в мои руки, девочка прижимается ко мне, а я держу первый раз живого ребенка. Я рядом, и мой драгоценный маленький ангел принимает меня.

Каждый нерв в моем теле выстреливает одновременно. Земля, кажется, уходит из-под ног, но я стою на месте, слившись с крошечным комочком в моих руках. На мгновение я не могу дышать, не говоря уже про то, чтобы что-то мыслить. Ритм моего сердца меняется, кровь течет по моим венам по наиболее неустойчивому руслу. Пот бисером по моему лбу стекает на мою рубашку. Я чувствую онемение и головокружение. Мои мышцы напряжены, сгибаются под давлением моего огромного страха. Я хочу бежать, но я знаю, что если я смогу управлять собой, чтобы остаться, то все будет в порядке.

Легкий ветерок обдувает одеяло. Я ловлю сладкий аромат невинного ребенка в моих руках. До меня доходит, что я вспоминаю запах Отэм. Даже если на картинке в моей голове мой маленький ангел был нетронутым и совершенным, правда была в том, что она все еще была запутана в пуповине, когда только родилась. Все там было в запахе крови, но это не останавливает мои мысли, что кожа её пахла совершенством.

Я пропускаю момент, когда ее маленькие ручки выскальзывают из-под одеялка. Спазм сжимает мое сердце. Я никогда не слышал голоса Отэм, ее плач. Я не видел ее движений. Все, что я помню, так это ее неподвижное тельце.

Маленькие пальчики сжимаются и разжимаются, словно стремясь постичь нечто. Я трясусь в ужасе, но движение прекращается лишь когда мой палец оказывается между ее маленьких пальчиков. Она сжимает ручонки, и я почти плачу. Пусть бы мой ангел тогда пошевелился. Только один раз. Но ее движений никогда не было. Она не дала возможности ощутить хоть одно ее движение. И хотя это было случайностью, это всегда будет моей виной.

Я смотрю на сладкую крошку в моих руках, на то, как крепко я сжимаю ее в своих объятиях. Как нужно держать ребенка? Я реально не знал этого, но награда в том, что я делаю это хорошо. Я прикусываю губу, пряча слезы, угрожающие разоблачить мой страх, когда я держу ее, и, в конце концов, успокаиваюсь.

Если бы я только мог держать ее так всё время. Слышать ее плач, узнать ее сияние, аромат ее кожи. Но ничему из этого не суждено сбыться. Если бы все сложилось тогда с Ребеккой, я никогда бы не встретил настоящую любовь моей жизни. Пока я думал о Ребекке, я ошибался. Я не знал настоящей любви, пока не встретил Маккензи, которая доказала мне, что все произошедшее имеет свои причины.

Пока я стою там, удерживая идеальный маленький кусочек рая, все обсуждают наше путешествие во Флориду, только мы стоим неподвижно. Я слышу часть разговора о ребенке, который так уютно устроился в моих объятиях. Из этого я понимаю, что Маккензи хочет ребенка по возвращении. Чего она не осознает, так это моего желания быть вместе с ней. Но об этом можно поговорить позже.

И пока я могу сказать что, удерживая малышку как профессионал, в моей жизни происходит поворот в пользу труднейших из вещей, которые я непременно сделаю. Не вопрос, насколько я боюсь таких перемен. Но некоторые старые раны могут исцелиться, и я на пути к выздоровлению.

— Вау, — восклицает Гэвин, взглянув на часы. В этот момент церковь уже пуста. Тут и там остается ещё несколько отставших живых душ.

— Я ненавижу расставаться, но мы должны поехать в аэропорт. Наш вылет через пару часов.

Пелена грусти окутывает нас.

— Я прощаюсь с вами, — говорит Гэвин. Он поворачивается к Гленде, сжимая ее в объятия.

— Веди себя прилично.

Гленда смеется, хлопнув Гэвина пониже спины.

— Уверена, что буду.

Мы начинаем прощаться, но ни один не готов нас отпустить. Джеки забирает малышку, но Юстис подается в мою сторону.

Маккензи поворачивается ко мне, ее лицо опущено, и она шепчет:

— Это только на одну неделю. После этого мы разберемся во всем.

— Обещаешь? — я умоляю ее.

— Обещаю. У нас остался смех, еще сделаем много снимков. Если у них мальчишник, то я хочу разоблачить их.

Я смеюсь, сминая ее губы своими.

— Вот что я могу, — молчание воцаряется между нами.

— Ты уверена, что не хочешь вернуться?

Маккензи дотрагивается до моей щеки, обрисовывая мои губы большим пальцем.

— Я уверена.

— Хорошо, — целуя, я дую на подушечку большого пальца. — Я позвоню тебе, когда мы приземлимся.

— Ты лучший.

Наклонившись, я целую ее ещё раз. Мне наплевать, кто смотрит на нас и где мы целуемся. Я озабочен прощанием с ней:

— Увидимся, — вдыхая аромат ее губ, говорю я девушке всей моей жизни.

— Я буду ждать тебя, — повторяет она.

Неохотно я отпускаю ее и смотрю, как она уходит. Я вздыхаю, когда она исчезает в ярком солнечном свете. Я двигаюсь к машине к водительскому месту. Гэвин и Джаред уже сидят в машине.

— Энди, — я поворачиваюсь и вскидываю руку к глазам, заслоняясь от полуденного солнца. Маккензи стоит, опираясь на дверь её машины и улыбается.

— Я люблю тебя, — кричит она. — Не забывай об этом.

— И я люблю тебя, — отвечаю я. — Увидимся через неделю.

— Одна неделя.

После отъезда Маккензи остается лишь отражением в зеркале заднего вида машины. Этот уикенд стал не таким, как я хотел. Если бы Маккензи только поехала со мной. Я не рад ехать в Бостон один, но я думаю обо всем хорошем, что ждет впереди.

Я сажусь в самолет, сую наушники в уши. Мое лицо прикасается к стеклу иллюминатора, выходящего на площадку перед ангаром. Первый класс в МД-80 не такой же как в Боинг 777, который я получил из ДФВ в корпорации Логан, но это лучше, чем ехать в поезде. Сиденье рядом остается свободным и служит напоминанием, что Маккензи не летит. Впереди неделя без нее. Я надеюсь, что смогу пережить эту неделю.

Тоска навалилась на меня, едва мы покинули церковь. Мы прилетаем на три часа раньше расписания и зависаем в международном аэропорту имени Рика Хэсбэнда, успев посетить несколько лавочек и кафе. Некоторые из нас бегут в уличные киоски после прохождения таможни. Джаред и Гэвин окунаются в сумасшедший поиск безделушки для Морган из Техаса. Я усаживаюсь в зону ожидания и начинаю переписываться с Маккензи.

Я улыбаюсь ее готовности посмотреть квартиру. Слишком рано упоминать о совместной жизни, у меня нет возражений, если, вернувшись, она останется со мной. Она побьет меня за эту идею, но мне хочется жить вместе, даже если она найдет себе квартиру. Все становится на свои места, даже если я буду один на свадьбе собственного брата.

Кто-то касается моего плеча. Я вытаскиваю наушник и вижу знакомую стюардессу.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить перед вылетом?

— Апельсиновый сок, пожалуйста, — отвечаю я. Она наливает мне сок и подает вместе с бумажной салфеткой.

— Добро пожаловать снова,— она толкает тележку к ряду передо мной, предлагая Гэвину и Джареду напитки.

Я сую наушники обратно слушать десятый Этюд Шопена. Фортепьянная музыка — это часть меня. Я хмыкаю: возможно, есть нечто, что я могу дать Маккензи. Моя мама твердо знала, что ее мальчики должны быть артистично развиты: Гэвин скрипач, а я выбрал фортепиано. Шопен мой любимый композитор. Наверное, есть и другой повод, возмущавший меня в Джареде, но то, что он пользовался моим инструментом... Хотя... Моя неприязнь исподволь затухает. Парень вырос симпатичным малым.

Я потягиваю сок, слушая Шопена. Насколько легко затеряться в его ритме. Это убаюкивает мое раздражение. Я опускаю стакан на откидной столик и прижимаюсь затылком к стеклу иллюминатора. Музыка играет на повторе. Я закрываю глаза и отдаюсь чарующим вальсам в моей голове, позволяя себе забыть, что соседнее сиденье пустует.

Время идет. Мой стакан вскоре пустеет, и стюардесса забирает его.

— Мы могли бы позже пообщаться, — предлагает она. Я улыбаюсь, с трудом понимая ее сквозь музыку в наушниках. Музыка играет, унося меня туда, где я могу быть свободным, и ничто не может отвлечь меня.