Сердце мира: часть вторая (СИ) - Рауд Алекс. Страница 51

Сама Лаана до сих пор колебалась, в чем ее долг. Вернее – по отношению к кому долг важнее? Было правильно остаться с Ташем, раз они дали клятвы друг другу, но после Меррекета возлюбленного как будто подменили. Он помрачнел, проводил с ней меньше времени, иногда пропадал куда-то без единого слова. Как час назад — молча отправился на пост, хотя знал, что к моменту его возвращения будет уже поздно и Лаана ляжет спать.

Он

знал

, что подвергает ее опасности, когда находится рядом. Если Ламару не окажется поблизости, во второй раз остановить меч будет некому.

Лаана чувствовала его внутренние терзания. Сказать ему о ребенке означало усилить мучения, а на плечах Таша и так лежало предостаточно. Необходимость убить старого друга и медленное скатывание в безумие – серьезная ноша.

Тогда что — бросить его, покинуть лагерь и уйти к отцу, чтобы не рисковать собой и ребенком? Это выглядело разумным, хоть и выглядело предательством по отношению к Ташу. Если бы только не одно «но».

Таш мог не вернуться из Экоранты. Не важно, из-за чего: подчинят его приступы ашарея или убьет Забвение. Важно то, что Лаана останется изгнанницей, вынужденной в одиночку растить ребенка. Ладно бы он был от законного мужа, Лердана, но даже если они с Ташем сейчас свяжут себя узами брака, в это никто не поверит. Никто из соплеменников не подаст ей руку и не посочувствует. Она же сама сделала свой выбор, когда отдавалась молодому и красивому шерду.

Сколько лет ей предстоит прожить изгоем, со сломанной судьбой?

Она стиснула пояс. Оставался еще один вариант. Уйти и избавиться от ребенка. В этом поможет любая знахарка из первой же деревни по дороге. Таш останется в неизвестности и не будет мучиться, а Лаане станет проще вернуться к отцу и устроиться в жизни, если вдруг ее любимый не вернется.

Никто ничего не узнает. Правда, пятно с совести будет не смыть.

— Лаана.

Она вздрогнула и резко развернулась. Глаза слишком долго были обращены в темноту и заслезились от света костра, места вокруг которого постепенно пустели, но мать узнали. Усилившийся к ночи ветер трепал ее седые волосы и шевелил коричневую рубаху, пошитую на мужской манер. Лаана еще ни разу не видела, чтобы мать надевала платье. Все время только штаны, только свободные рубашки. Как будто она и не женщина вовсе.

Такова цена за уход от ребенка и мужа — вечные блуждания по миру в попытке спрятаться от преследования, отказ от того, кто ты есть?

— Я сберегла немного тебе поесть.

Мать протянула миску. Сегодня Кирна жарила мясо с пряностями, и у Лааны от одного только запаха потекли слюнки. Она нервно оглянулась на лагерь. Вечернее собрание уже закончилось, воинов-ашареев отвели в Экоранту на ночлег, да и остальные уже расходились. Скоро наверху останутся лишь дозорные.

Никто не увидит, что Лаана ест больше, чем нужно.

И все же она подавила первый порыв вцепиться в миску. С охотой в Мераннах было плохо — слишком засушливо и пустынно, поэтому еду готовили, рассчитывая на определенное количество порций. Лишней еды попросту не оставалось.

— Ты не ужинала? – спросила Лаана. – Так нельзя. Если ты упадешь без сил, бой будет проигран еще до его начала.

– Ужинала. Кирна стала готовить чуть больше.

— А, так это для наших гостей…

-- Нет, – перебила мать. – Для тебя.

– Но я… – она не сразу нашлась, что сказать. – Если вы думаете, что я вас объедаю…

– Это не так, – мягко ответила Хетта. – Хотя я бы предпочла, чтобы ты, в твоем-то положении, была подальше отсюда.

По спине пробежался холодок.

– В каком таком положении?

Мать села на свободную циновку рядом с Лааной. Теперь свет от огня падал на ее лицо, из-за тягот пути преждевременно испещренное морщинами.

– Ты прекрасно знаешь, в каком.

– Но откуда…

– Мы тинаты, милая моя. Не все из нас достаточно талантливы, чтобы ворочать горы прикосновением, но наты научились видеть многие. В том числе человеческие. А кто не увидит сам, что твоих натов стало больше, тому насплетничают.

Лаана тихо застонала.

Ну замечательно!

– И сколькие знают, что я беременна?

– Ну, половина где-то. Хотя, наверное, уже побольше.

То, каким повседневным тоном она это произнесла, разозлило Лаану.

– Я сама это только на днях поняла! А ты говоришь, что все уже давно знают!

Мать с улыбкой развела руками.

– Привыкай. Мы не обычные люди.

– Надеюсь, Таша еще никто не додумался просветить? Или мне все-таки оставили привилегию рассказать ему первой? – сварливо поинтересовалась Лаана.

– О, не бойся, мы умеем молчать как рыбы. Другие женщины, и я тоже, будут свято хранить твой секрет. Но это будет зависеть от твоего выбора.

– Выбора? – переспросила она.

– Оставить ли ребенка. Каждая из нас хоть раз в жизни да стояла перед этим вопросом. Каждая из нас ответила по-своему и приняла последствия.

– Дело не только в том, чтобы только принять последствия…

– А в том, что это определит всю твою дальнейшую жизнь, – закончила за нее Хетта.

Лаана поджала губы. Мать читала ее, как раскрытую книгу, и ей это не нравилось.

– Я сделала свой выбор, – продолжила мать. – И я им довольна. У меня родилась красивая умная дочь, которой можно только гордиться.

– Осужденная на казнь изгнанница, влюбленная в воина-ашарея, который или погибнет в бою, или сойдет с ума и убьет меня в припадке бешенства, – поправила Лаана. – Может, мне лучше было не рождаться?

– А ты уверена, что прожила достаточно, чтобы сделать такой вывод? Ты понятия не имеешь, какое место тебе уготовано в Схеме, и видишь лишь малый кусочек мозаики. Цельная картина может оказаться совсем иной.

– Но я об этом могу никогда не узнать. А вдруг твоя Схема замыслила для меня одни страдания?

– Ты не узнаешь, – согласилась мать. – Пока не сделаешь шаг. Отказаться от всего никогда не поздно, а ребенка, твою память о пережитой любви, будет уже не вернуть. И Таш – как ты думаешь, простит он тебя, если ты от него скроешь такую новость? Что-то я сомневаюсь.

Выдержав паузу, она поставила миску рядом с Лааной.

– Может быть, от тебя зависит гораздо больше, чем ты думаешь. Поразмысли хорошенько, а утром, в крайнем случае вечером скажешь мне свое решение. Послезавтра последний шанс уйти. Нам кое-что нужно в деревне, отправим туда Рогира и тебя заодно. Но если ты выберешь третий путь, назад дороги уже не будет. Так что решай.

Мать посмотрела ей в глаза, словно знала, о чем та думала перед ее приходом. Не исключено, что и правда знала. Тинатка же.

– Ладно, – ответила Лаана.

– Вот и хорошо, – она улыбнулась и ласково потрепала дочь по плечу. – Только прошу тебя, не совершай моих ошибок.

Когда она встала, тут же поднялся и Птица, обсуждавший что-то у костра с другими хранителями. Он подал матери руку, и силанец с шердкой вместе скрылись в пещере.

Лаана проводила их взглядом. Она давно догадалась, что этих двоих удерживает вместе нечто большее, чем выживание и ненависть к Саттаро. Но любовь ли это?

Что мать имела в виду под своей ошибкой? Что она ушла из дома, бросив семью? Или ошибкой она считала отношения с Птицей? Может, ей тоже пришлось избавиться от ребенка, зачатого хранителем? Он хоть и сед, но достаточно крепок, а Хетте немногим больше сорока – возраст, когда женщина еще способна выносить плод. Да и странствуют они далеко не первый год. Забеременеть она могла лет десять назад, а помнить об этом – до сих пор.

Можно было пойти и спросить у нее напрямую, но Лаана понимала, что мать не ответит. В лучшем случае она выдаст очередную загадочную фразу, которая должна навести дочь на верную мысль. И, в общем-то, будет права.

 – Я ведь уже решила, – прошептала Лаана. – Я ведь уже обещала Ташу быть только с ним.

«Я еще не знала, что он попытается меня убить, и у меня не было ребенка, за которого придется взять ответственность, причем наверняка в одиночку, – тут же ответила она. – Так и кого мне предать: себя, Таша или нерожденного младенца?»