Сердце мира: часть вторая (СИ) - Рауд Алекс. Страница 53
– Что с ними случилось?
Он не ответил.
Шагать в тишине пришлось недолго. Скоро из темноты выплыла первая комната, пустая, если не считать длинной каменной лавки и ошметков истлевших ковров, а за ней вторая. Миновав проем, чересчур низкий для него, Эртанд с ужасом отшатнулся.
Из темноты на него смотрел ряд бледных человеческих фигур. Их глаза были закрыты, а лица не выражали ни единой эмоции. Кем бы они ни были, нападать они не собирались, но сердце от неожиданности ухнуло в пятки.
Турн, тоже изрядно побелевший, с шумом втянул воздух между зубов.
– Урдова срань… Это, мать их, кто такие? Статуи, что ли?
Саттаро усмехнулся.
– Почти. Конструкты. Здесь Айгар или кто-то из его учеников создавал братьев и сестер Глаз Гор. Удались не все, но некоторые из них нам могут пригодиться.
– Комната для создания богов, значит, – подытожил Турн.
Если она когда-то и была таковой, то сейчас впечатления не производила. Мебель превратилась в труху, в углу лежал скелет крупной ящерицы. То там, то тут что-то тускло поблескивало – наверное, следы богатого убранства, которое сейчас годилось самое лучшее на переплавку. Только на стене все еще красиво вилась мозаикой фраза на незнакомом языке. На ощупь камешки, из которого она была сложена, оказались шероховатыми.
– Как это переводится? – спросил Эртанд.
Может быть, это был девиз, под которым работал Айгар, или что-то, что объясняло его действия? Учебники в обители трактовали поступки великого тината древности как следствие безумия, а жрецы – как изначальный жуткий замысел погубить все человечество, с которым этот сын Кровавого бога уже родился. Сколько бы Эртанд ни ломал голову над тем, зачем Айгар нарисовал Схему, правильный ответ оставался ему неведом.
– Не знаю. Что бы за язык это ни был, сейчас на нем никто не говорит. Может, там написано: «Меня неправильно поняли»? – пошутил Саттаро.
Никто не засмеялся.
Пока он устанавливал факел в один из держателей, Эртанд подошел к конструктам и изучил их с близкого расстояния. Все они были раздетыми, и разница с людьми бросалась в глаза: грубо проработанные черты, примитивное строение тела без половых отличий, вместо розовой плоти сероватый материал, похожий на гипс. А главное – мертво застывшие наты.
Эртанду стало стыдно за свой испуг. Как можно было спутать это с живыми людьми?
– Что ж ты раньше ими не воспользовался? – Турн, тоже оценивающий конструктов, присвистнул. – Мы бы могли такое сотворить с их помощью…
– Я не знал, как преобразовать мертвое в живое. Оживить, проще говоря. Теперь знаю.
– Ты уверен, что они будут выполнять твои приказы? – уточнил Эртанд.
Он хорошо помнил схватку с Глазами Гор. Дух Эстарады был опасным противником.
– Эти создания очень просты. Собственного разума у них нет. Если нанести на них наты подчинения, они будут способны на выполнение элементарных приказов: принести, убрать… Убить, – задумчиво произнес Саттаро. – Между прочим, Турн. Я обещал тебе новую ногу, помнишь? Этот материал, из которого слеплены конструкты, удивителен. Теперь, благодаря Сердцу мира, я мог бы попытаться заменить твою деревяшку на ногу, которая будет выглядеть, как настоящая.
– Правда?
Турн обрадовался, как голодный ребенок, которому дали леденец. Саттаро не смог сдержать улыбку.
– Правда. Я никогда не лгу.
20. Глаза Гор
Глаза Гор не видел ничего.
С тех пор как отряд покинул Эстараду, магическое зрение, позволяющее заглядывать в любой уголок гор, стало мешать, поэтому он закрыл
глаза
и из всевидящего стал слепым. Впервые Глаза Гор познал темноту, из которой нельзя сбежать в то же мгновение, — чувство, знакомое любому человеку.
Сначала это пугало, а потом он вспомнил о мести. Она горела внутри неугасаемым огнем, настолько ярким, что мрак оказался бессилен ее поглотить. Она поддерживала Глаз Гор в те моменты, когда он оступался на каждом шагу и ненавидел неровные тропы, себя, своего создателя, перешептывающихся за спиной хранителей — все вокруг за то, насколько он, одно из лучших творений Айгара, слаб.
Но, даже бредя в абсолютной тьме, он видел больше, чем многие люди.
Нет, не видел, тут же поправлял себя Глаза Гор. Чувствовал.
Он ощущал, как разрастается нат смерти, как тот не только охватывает пожарами леса и дома, но и проникает в человеческие сердца. Улавливал по оттенкам голосов и звукам резких движений то, как лепестки смертоносного цветка раскрываются в груди смешной ошибки Схемы по имени Та Шиин, его более опытного и оттого более сдержанного наставника Са Реана, Ришада и их соратников, которые недавно пришли в лагерь. Эти были заражены заразой сильнее, но она коснулась всех хранителей и тех, кто присоединился к ним.
Разве могло быть иначе, если они пришли туда, откуда нат смерти тянул лозы-щупальца?
Глаза Гор узнал бы этот зал, даже если бы Хетта, приведшая его сюда за руку, ничего не сказала. Здесь он впервые открыл
глаза
, и здесь узнал о том, что не одинок — у него есть братья и сестры. Теперь в этом же месте он ждал смерти в лице Саттаро.
Здесь сходились его начало и конец.
Ему самому было странно, что он втайне надеялся найти в Срединном зале Экоранты жизнь, хотя бы ее признак. Ведь должно было что-то остаться в сестре, если тело до сих пор лежит в предназначенном для нее резервуаре? Ведь конструкты умирают не так, как люди, чье сознание-память при гибели тела навсегда уходит из этого мира.
Но Глаза Гор не нашел ничего. Он сутками держал Сердце Мира за руку, изо всех сил пытаясь поймать хотя бы отзвук жизни и в то же время осознавая, что это бессмысленно. То, что делало его сестру живой, находится далеко отсюда, у Саттаро. Без артефакта ее тело – скорлупа от ореха, бесполезная сама по себе.
Поэтому Глаза Гор так удивился, когда в этой обители смерти почувствовал новую жизнь.
Она пульсировала в одной из тех, кто помог ему добраться сюда, — в женщине, раздражающе слабой, нелогичной, похожей на сотни тысяч себе подобных. В ее сердце тоже распускался бутон неминуемой смерти, но под ним билась новая жизнь. У нее пока не было четкой формы и разума, но она уже обладала волей.
Внезапно Глаз Гор огорчило то, что этому комку плоти придется погибнуть вместе со всеми ними, а потом удивило собственное отношение к еще не родившемуся, недоживому существу. Наверное, сказалось время, проведенное с людьми. Он столько наблюдал за ними, что заразился слабостью, как когда-то Глас Города.
Следовало помнить, что брата это свело с ума, но Глаза Гор не мог остановиться и перестать думать о произошедшем. Кругом стояла кромешная тьма и – большую часть времени — тишина. Никто не рвался общаться с конструктом. Вдали от Эстарады не о ком было заботиться.
Так он впервые познал сомнения.
Айгар с его приказами давно исчез. Одними ли Эстарадскими горами теперь ограничивается то, что нужно защищать? Что если сумасшедший брат был прав, только неверно выбрал направление?
Нет ли чего-то важнее мести, которая руководила Глазами Гор до сих пор?
Он не успел найти обоснование ответов — за ним с грохотом, криками, стонами пришла смерть. Глаза Гор выпустил недвижную ладонь сестры, поднялся и положил руку на плечо одного из стражей Срединного зала.
— Не торопись умирать, ошибка Схемы. Я пойду вперед.
21. Жена
«Решай, — шептал Лаане во сне голос матери. — Решай».
Миновали сутки, Рогир собирался уходить завтра утром, а она так и не решила, говорить ли Ташу о беременности и оставаться ли в Экоранте. Спать Лаана ложилась, проклиная собственную нерешительность.
Она знала, какой поступок будет правильным. Но… Стоило ей приблизиться к Ташу и посмотреть в его горящие неестественным огнем глаза, как в мыслях возникало какое-нибудь «но», и момент ускользал. То же самое «но» мешало ей подойти к щербатому, некрасивому Ке Рогиру и объяснить, что ждать ее утром будет не нужно.