Я твоя истина (СИ) - Немиро Людмила Ивановна. Страница 32

— Просто подумал… ты ведь… — странно запинаясь, принялся оправдываться Кавьяр-младший. — Верила…

— Сама решу, во что мне верить…

Мне хотелось одного: не видеть лица грека. Но он был слишком близко. Это причиняло боль. И почему-то было жутко стыдно, словно я провинилась перед ним, словно совершила плохой поступок и пыталась спрятать свои глаза.

Поэтому сжимала пальцами свободные спортивные штаны, которые неизвестно кто на меня напялил, и продолжала смотреть в черное небо. А потом Марио вынудил уснуть…

Незнакомые голоса ворвались в мои монотонные мысли, и я широко распахнула глаза.

Тут же натолкнулась взглядом на Кавьяра, уже стоящего у окна спиной ко мне.

— Как ты? — прохрипел он спросонья хрипловатым голосом и немного склонил голову. Щелкнула зажигалка. — Хотя… прости, глупый вопрос…

— Все нормально, — бесцветно ответила и быстро отвернулась от грека, потому как он оглянулся.

— Слушай, Лена…

— Красивые обои… я люблю сиреневый цвет. И фиолетовый тоже люблю. Говорят, люди, которые выбирают именно его, склоны к шизофрении… — тихонько хмыкнула. — Наверняка это правда. По себе знаю, если…

— Лена…

— …выбираю в одежде тот или иной цвет…

— Лена, прошу тебя! — немного настойчивее прозвучал голос Клио, и я умолкла. — Прошу, перестань. Если тебе страшно или больно — расскажи мне. Не болтай всякую чепуху…

— Это не чепуха, Клио, — в комнате появился Марио. — Она говорит. Это уже должно радовать. Не заставляй ее подчиняться… — это было сказано очень тихо, но я расслышала и, отвернувшись от мужчин, уставилась на колышущиеся на ветру голубоватого оттенка занавески. — Ты спугнешь ее.

Правильно. Все верно, док. Ты как всегда разбираешься в человеческой психике. А интересно, смогу ли я когда-нибудь понять всех вас? Или мне до смерти придется лицезреть ваши лица, скованные масками надменности и лжепреданности?

— Ты зачем приперся сюда? — проворчал грек, отведя испанца в сторону.

Кстати, я заметила у того в висках седину. Была ли она раньше? Не припоминала.

Такие бредовые мысли просачивались в голову: одновременно хотелось спать, пить, плакать и… утопиться.

Внутри что-то оборвалось. Я знала, что должна сделать. Все в мыслях неожиданно пришло в норму. Однажды на это решилась. А во второй раз осмелюсь?

Схожу в церковь. Потом отправлюсь к морю. Только никто об этом не должен узнать. Никто.

— Мне так нравится эта музыка… — невольно сорвалось с губ, и в комнате повисла тишина.

За окном звучала флейта. Кажется, правильнее — дудук. Спокойная восточная музыка рвала душу на части. Хотя нет. Там нечему было рваться…

Какая же ты сука, Водянова. Разве это выход из ситуации? Кому от твоей смерти легче станет? Нельзя этого делать…

Нет, я должна…

Такая грязь на мне и во мне. Такая мерзкая унизительная грязь…

— Присматривай за ней, — шепот доктора. — Клио, слышишь, обязательно присматривай. Начнется бурная деятельность — это будет тебе сигналом. Значит, Лена приняла решение. Ты понимаешь, о чем я?

— Она не решится, — таким уверенным тоном ответил грек, что меня слегка передернуло.

Решусь. Не волнуйся, Кавьяр. Тогда не испугалась, и теперь…

— Что с осмотром и тестами? — уже громче проговорил Клио.

Марио выразительно цокнул.

— От тестов отказывается. Ты слышал сам. Еще в самолете я пытался уговорить ее. А вот с осмотром, — Мар вновь понизил голос. — Это крайне необходимо. Мы ведь не знаем, все ли с ней в порядке. Если начнется воспалительный процесс или…

— Я понял, — перебил грек и, тяжело вздохнув, приблизился к кровати.

Занавески невообразимо завораживали своим трепетом, словно дирижируя незримым музыкантом, божественно владеющим флейтой.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила тихо, так и не взглянув в лицо Кавьяру. — Просила же не смотреть.

Уловила легкое движение руки грека, которую он сжал в кулак, и только сейчас заметила эластичную повязку на его левом запястье. А счесанные костяшки правой руки о многом рассказали. Впервые за последние сутки осмелилась поднять глаза на Клио.

— Ты дрался? — пробормотала равнодушно.

Ну хоть немного разозлилась бы. Не могла, никак не получалось.

— Нет, — сухо отрезал грек, и стало понятно, что это «да». — Лена, мне нравится на тебя смотреть. Не злись. Просто не вижу смысла в притворстве.

— Ты несешь какой-то бред, Клио, — поделилась своими впечатлениями от услышанного. — Если человек просит отвернуться, то почему нельзя просто взять и отвернуться? Зачем упорствовать? Тебе это доставляет удовольствие?

Судя по физиономии грека, он чувствовал себя, мягко говоря, паршиво. Марио по-прежнему топтался у двери со своим ящичком.

— Док осмотрит тебя, — видимо решив не вступать со мной в спор, отчеканил Кавьяр. — Я помогу, хорошо?

От мысли, что ко мне прикоснется мужчина… двое мужчин… они не просто прикоснутся, а заставят показать то, что внутри…

Мамочка…

— Не подходи, — шикнула на грека, присевшего на край кровати, и сжала покрывало, натягивая до подбородка.

Марио заслонил собой окно, и я еще больше занервничала, нахмурив лоб.

— Отойдите оба.

— Лена, ты даже душ не приняла. Спала на тряпье и…

— Клио! — почти рявкнул док, выпучив карие глаза. — Не напоминай.

— Черт, — выругался тот и вскочил. — Я не психотерапевт. Занимайся прочисткой мозгов сам. Я могу лишь помочь с умыванием и осмотром.

Пока Кавьяр распинался, доктор неожиданно оказался совсем рядом, нещадно нарушая границы моего личного пространства…

О чем это я? Его и без того разрушили, так мерзко и грубо ворвавшись…

Стоп. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Не думать об этом. Ничего не было.

Однако цепкие сильные руки Марио жесточайшим образом напомнили о случившемся. Что-то крича и отбиваясь, я оцарапала лицо дока. Но Кавьяр, оседлавший меня, прижал в кровати так, что я не могла больше пошевелиться.

Яркими вспышками в голову врывались воспоминания, и я не сразу поняла, что, оцепенев, таращусь сквозь грека. Тот, в свою очередь, пытался поймать мой взгляд.

— Эй, мелкая, — нерешительно улыбнулся он, и я моргнула, сфокусировавшись на ссадинах на лице Клио. — Все хорошо. Мы поможем тебе… договорились? Я помогу тебе.

Вроде бы внутри стало немного спокойнее, но стоило почувствовать на своих бедрах чьи-то пальцы… пальцы Марио.

— Нет! Нет! Нет! — заорала во все горло, задергавшись, словно паралитик. — Уйдите! Пожалуйста! Нет! Я не хочу!

— Твою мать, Марио! Сделай что-нибудь, — едва перекрикивая меня, завопил грек.

— Сейчас! — рявкнул доктор, и чем-то уколол мое левое предплечье.

Тяжелое, невыносимо тягучее ощущение навалилось на грудь. Конечности налились свинцом. Сонно моргнув, поймала взор Кавьяра.

— Все хорошо, — шепнул он, ослабив хватку, и погладил по щеке.

— Не трогай… — только и смогла выдавить я прежде чем погрузилась в сон.

А потом начало происходить нечто невообразимо запутанное: я то выплывала из коматозной дымки, то вновь в ней утопала.

И каждый раз картинка менялась. В очередное свое «полупробуждение» внезапно осознала, что нахожусь в воде. Тело неприятно пощипывало и кто-то мягко гладил мои плечи, но сопротивляться сил не было.

На мгновение, лишь на долю секунды показалось, что меня хотят утопить. Это странное видение вдруг успокоило. Ненадолго, но все же.

Мне действительно удалось отрешиться от мира, спрятавшись в свой собственный кокон. Только тем рукам, что намыливали мои волосы и натирали губкой спину, удавалось нарушить внутреннюю идеалистическую картину, созданную для самозащиты. Это был Кавьяр. Конечно он. Кто же еще?

Настойчиво удерживал меня одной рукой на месте, не давая сигануть на дно ванной, которое казалось спасением от всех бед, и в то же время пугал злобой и нервозностью в действиях. Или мне это лишь чудилось?

«К черту самоубийство… — прошептали внутренние демоны. Какие-то неправильные демоны. — Займись делом. Очнись…»